В начале летних каникул - Павел Молитвин

– Очень хорошо! Здесь и декаданс, и предощущение грядущей катастрофы, и самовыражение, и даже элементы антиутопии есть.

Михаил услышал, как сзади тихонько застонала Анюта, и понял, что в данной ситуации на нее рассчитывать не стоит.

– Замечательно! Неужели это написала Злыгость? А мне говорили, что она даже не умеет рифмовать слова! – сказал он громко, самым восторженным голосом, на какой был способен.

Пучок водорослей дернулся, словно через него пропустили электрический ток, – и в глубине желтых прядей-травинок мутно блеснул зеленый глаз. Будто луч солнца упал на осколок бутылочного стекла.

– Не люблю подхалимов.

– Это не подхалимаж. Это искреннее преклонение перед большим поэтом.

– Перед великим поэтом, – поправила Злыгость. – Девочка тоже преклоняется?

– Нет, – честно созналась Анюта. – Ужасные стихи!

– Грубо. Грубо и невежливо. Могла бы хоть из приличия смягчить выражения. – Злыгость извлекла из воды свои волосы и чуть-чуть отодвинулась от корней ивы. – Присаживайтесь, поговорим.

Михаилу хотелось броситься на Злыгость и, не разводя церемоний, схватить ее, но, памятуя предупреждение Мяфы, он сдержался, обошел ее и уселся на ствол ивы. Анюта опустилась рядом, с опасением поглядывая на ком шевелящейся желтоватой травы.

– Уверена, что это Скачибоб вас привел, не зря он тут околачивался, – помолчав, прошелестела Злыгость. – Небось про львов хотите узнать?

– Да.

– Понятно. А тебе мой стих действительно понравился? – обратилась она к Михаилу.

– По-моему, это маленький шедевр! – с преувеличенным энтузиазмом ответил тот. Анюта посмотрела на него с осуждением.

– Приятно иметь дело с вежливым существом, – волосы Злыгости плавно зашевелились. – Конечно, я вам скажу, что случилось со львами. Во-первых, потому, что я тоже их люблю, а во-вторых, потому, что Мяфа от меня все равно не отстанет. Она такая зануда. Но прежде мне хотелось бы узнать ваше мнение о некоторых моих стихотворениях и послушать ваши.

– Но мы не пишем стихов! – Анюта вопросительно посмотрела на Михаила.

– Не пишем, – неуверенно подтвердил он.

– Тогда нам не о чем разговаривать, – сухо сказала-прошелестела Злыгость. – Стихи может писать любое разумное существо. Конечно, не такие прекрасные, как мои, но может.

– Хорошо, мы попробуем, – торопливо согласился Михаил.

– Ну, то-то. По-моему, это справедливо. Я пойду навстречу вашим желаниям и расскажу про львов, а вы пойдете навстречу моим и – почитаете стихи. Потому что настоящий талант расцветает в полную силу, только если у него есть конкуренция.

Судя по самодовольному тону Злыгости, она не верила, что ребята могут конкурировать с ней по части писания стихов.

– Устраивайтесь поудобнее, для начала я прочту вам несколько моих последних стихотворений. Это, конечно, не лучшее, но самое свежее.

Ребята поудобнее устроились на иве, свесив ноги почти до воды. Анюта приготовилась не слушать, потому что от стихов Злыгости ей становилось нехорошо. Михаил… Михаил тоже приготовился не слушать, потому что начал думать над ответным стихом.

– Итак, стихотворение номер триста сорок пять, – провозгласила, завывая, Злыгость:

Тучи, набухшие гноем, прорваться готовы,Грянет гроза и червями усеет поля!То-то они поколеблют земные основы,Сгложут асфальт городов, и дома, и моря.

– Здорово! – восхитился Михаил, не слышавший ни единого слова.

Анюта едва удерживалась, чтобы не зажать себе уши пальцами, хотя про себя, пытаясь не услышать стихов Злыгости, она старательно пела песенку: «От улыбки станет всем светлей».

– Нравится? Тогда слушайте стихотворение номер триста сорок шесть:

Ноздри вывернув, явися, призрак прелый,Улицу безмолвным воем огласи.Страх придет, и содрогнется смелый -Лезут в пасть живые караси.

– Почему караси? – удивился Михаил, отвлекаясь от сочинения собственного стиха.

Но Злыгость молчала. Она была слишком потрясена силой своего гения, чтобы отвечать на глупые вопросы.

– Так почему живые караси должны лезть в пасть? И что это за караси? – не унимался Михаил.

– Караси? – переспросила Злыгость, выходя из транса. – Потому что это жутко, когда живые караси лезут в рот. Жутко тем, в чей рот они лезут. А если они лезут в пасть, то им самим тоже страшно. Таким образом, безысходность становится полной. Вам этого не понять, но силу энергетического заряда стихотворения вы почувствовали?

– Да, – подтвердил Михаил, пожалев, что с ними нет Витьки. Уж тот бы сумел восхвалить великую поэтессу. Он бы ей с три короба наврал о ее гениальности. Михаил с надеждой взглянул на Анюту, но та вовсе не собиралась рассыпаться в похвалах поэтическому дару Злыгости.

К счастью, великая поэтесса в этом не нуждалась. Она считала, что слов, которыми можно оценить силу ее дарования, вообще не существует, и поэтому приняла молчание слушателей за немой восторг.

– У вас нету слов от восхищения? Так я и думала. Не надо слов. Прочитайте лучше свои стихи. Я убеждена, что писать должны все – только пишущий может по-настоящему оценить пишущего. Так не упускайте случая, ибо где вы найдете лучшего критика, чем я? Быть может, мне даже удастся указать вам истинный путь в поэзию. А это пригодится вам значительно больше, чем тайна похищения львов. Поскольку существо, не пишущее и не ценящее стихов, едва ли можно назвать вполне разумным.

Ребята покорно закивали головами. А что им еще оставалось делать?

– Ну-с, с кого начнем? Пожалуй, с девочки. Дамам, надо уступать.

Анюта беспомощно посмотрела на Михаила.

– Но я, правда, никогда не писала стихов. Вот разве что… она задумалась. – Когда-то я придумала четверостишие…

– Не кокетничай! – прервала ее колебания Злыгость.

– Ну, хорошо. Кажется, оно звучит так:

Я сыр в любое время годаЛюблю. В любое время дня.Приправы лучшей к макаронамНе существует для меня

Михаил удивленно посмотрел на Анюту. Он ожидал услышать что-нибудь о розах, а тут…

– Н-да, если учесть, что это первая проба пера, то не так уж плохо. Однако слишком уж оптимистично, слишком поверхностно. Не видно глубины проникновения в тему и серьезного взгляда на жизнь. Хотя, если понимать этот стих в том смысле, что никакой другой приправы к макаронам тебе не дают, то есть допустить, что тут присутствует элемент сарказма… Н-да. Нет. Все равно неважно. Думаю, что настоящей поэтессы из тебя не выйдет. Тем более что ты, в отличие от своего приятеля, не смогла сразу оценить настоящей поэзии. Но это вовсе не значит, что тебе надо опускать руки и бросать работать. В конце концов, миру нужны не только большие поэты, но и малые. Они как бы составляют тот фон, на котором еще ярче сияет истинное дарование.

Анюта слегка покраснела, Михаил легонько подтолкнул ее и прошептал:

– Отлично. Мне понравилось. Я тоже люблю макароны с сыром.

Анюта подняла голову и благодарно улыбнулась ему.

– А теперь мы послушаем воспитанного мальчика, у которого явно присутствует поэтическое чутье. Он, мне кажется, должен понимать в поэзии побольше, – прошелестела Злыгость. – Начинай, я вся внимание.

– Мне неудобно читать свой экспромт после таких блестящих и глубоких произведений, но раз вы настаиваете… – Михаил покрепче утвердился на стволе ивы и начал, стараясь подвывать так же, как великая поэтесса:

Тухлый гриб кусает Злыгость,Тошно ей, противно житьЗлобно гложет Злыгость совесть -Тайну львов велит открыть.Ну а Злыгость совесть глушит,Тухлый гриб жует, давясь,Только вряд ли он поможет,Сдохнет, бедная, таясь.

– Хм-хм, – оживилась Злыгость. – Очень, очень неплохо! Интонация взята верно. Трагические противоречия мира имеют место. И приятно, что объектом стихотворного исследования выбран достойный субъект. Однако… Зачем эта излишняя конкретность? При чем здесь гриб, который я вовсе не кусаю, хотя и не прочь бы закусить, скажем, чернильным грибом? Зачем упоминать о совести, которая меня вовсе не гложет? И что это за слово – сдохнет? Так можно сказать о собаке, но вовсе не о великой поэтессе! Хотя «тухлый гриб» – это неплохо. «Тошно ей, противно жить» – тоже очень и очень неплохо. Из тебя со временем может выйти толк, если ты, конечно, не будешь злоупотреблять глагольными рифмами.