Шаманский Лес - Владимир Серкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как можно найти эти стоянки?
— Они везде, где есть вода, охотничьи угодья или пастбища. Где еще, по-твоему, должны были жить люди тысячи лет? Со временем ты просто чувствуешь их.
— Есть материальные признаки?
— В пригодных для жилья пещерах, гротах на берегах жили обязательно. Бугры с провалом и торчащими костями кита бывают на месте землянок.
Например, изготовленная им из глины и песка посуда звенит куда лучше импортных фарфоров.
— Насколько они древние?
— Две-три с половиной тысячи лет.
— А древнее?
— После оледенения люди старались селиться в местах, защищенных от зимнего северо-западного ветра, на берегах нерестовых рек или у переправ оленей, на побережьях повыше, где не доставали бы половодье или шторм. Это речные или морские террасы.
— Столько признаков. Наверное, таких мест немного?
— Не часто встречаются. Но если встретишь место с такой совокупностью признаков, древние там жили наверняка.
— Как давно?
— Пять-семь тысяч лет.
— А еще древнее?
— Люди здесь жили, в понятии человека, всегда. То есть, сколько есть люди, столько они здесь и жили.
— Почему же сегодня это под вопросом?
— Раньше не нужны были уголь, нефть или другие энергоносители. Сегодня люди тратят на это большую часть заработка и мерзнут.
— Что же делать?
— Эта цивилизация ошибочна в том, что везде стремится создать одинаковые условия. Такой способ проигрышен, так как требует постоянного притока энергии. Скоро варвары будут изучать способы жить в тех условиях, которые есть.
— Кто это — варвары?
— Варвары — люди со столь низким уровнем культуры, что без своих гриспособлений они не проживут в тундре и суток.
— А развитые цивилизации здесь были?
— Да.
— Почему же нет следов?
— Они на дне моря и на некоторых северных островах. Скоро найдут.
— Что за следы?
— Сейчас на больших глубинах могли сохраниться только остатки огромных сооружений. Например, аэродромов, туннелей, каналов. Рядом найдут и остальное.
— Как скоро?
— Еще при жизни твоего поколения.
Не могу не привести здесь фразу, случайно брошенную молодым эвелном в обыденном разговоре о ценах: «Ну, в тундре, конечно, с голоду не умрешь».
07.01.99
С точки зрения Шамана, эвелны являются более культурными людьми, чем мы. Я попытался получить более подробные пояснения.
— Наша цивилизация прошла те же стадии, что и эвелны, только раньше, однако. Почему считаешь их цивилизацию лучше?
— (Шаман улыбнулся моей стилизации под речь эвелнов) Они развивались в более трудных условиях, у них сильнее общинная мотивация.
— Русские тоже дольше других жили общинами. Какое в этом преимущество?
— У русских тоже общинное настроение было сильнее, чем у западных. Сейчас они проходят критическую точку поворота, однако. (Шаман опять улыбнулся)
— Что за поворот?
— На свободу личности.
— Так это прогрессивно.
— До определенных пределов. Пока, однако, индивид считается с интересами вида.
07.01.99
Логика Шамана показалась мне убийственно точной. Сказать нечего. Еще хуже то, что Шаману было настолько легко ответить мне, что его больше занимало в диалоге слово «однако», чем содержание. Взяв поролоновый коврик, я отправился на скамейку Шамана, попытаться увидеть волны льда. Прилив вспучил многометровые льдины, и через образовавшуюся трещину на лед вылезла толстая нерпа. Полчаса я наблюдал за самодовольным животным, которое не знает ничего про интересы своего вида, но каким-то образом их поддерживает. Мысль о слабом месте в рассуждениях Шамана пришла вместе с холодом, окончательно пробравшимся под куртку.
— Человек — не только биологический индивид.
— Когда «совсем свободная личность» перестает жить для общества, общество разрушается.
— Как это проявляется?
— Например, техногенными катастрофами.
— Не вижу связи.
— Чтобы управлять сложными и масштабными техническими системами, например самолетом или энергостанцией, нужно на время полностью забыть о себе, посвятить себя служению другим через взаимодействие с системой. Современный человек, личность которого направлена на «самоактуализацию себя», не может этого. У него нет ни ценности, ни дисциплины самоотречения.
— И это ведет к катастрофам?
— »Независимая» личность все более отдаляется от мира, противопоставляется, самоутверждается за счет него. А мир все равно возьмет свое, иногда очень резко.
— Но человек живет не для абстрактного общества, а для родных, близких, друзей.
— Если орган начинает жить не для организма, а только для себя и соседних органов, организм быстро разрушится.
— Разумно живя для себя, личность взаимодействует с другими, идет обмен услугами, товарами, информацией.
— В этом другая сторона опасности. То, что вы называете «личность», полностью направлено на отношения с другими людьми.
— Что в этом плохого?
— Человек должен быть направлен и на отношения с окружающими, и на отношения с Духом. Без людей, направленных на отношение с Духом, общество деградирует.
— У нас много людей борются не только за себя и близких, а, например, за права всех людей.
— Такие немного стабилизируют ситуацию. Но из них большинство таким способом просто презентирует себя окружающим, хотя и не осознает этого.
— Им это невыгодно. Зачем?
— В детстве им внушили, что заботиться о человечестве хорошо. Так они показывают окружающим и себе, что они хорошие. Хотя большинство из них искренни, мало кто следует за своим Духом.
22.02.06
В последние годы, в окрестностях Магадана опять развелось много куропаток, зайцев, лис, медведей и других животных. Это понятно. Среди моих знакомых-ровесников только один изредка охотится. А в предыдущем поколении — каждый второй.
Но когда я высказал эти соображения Шаману, он лишь посмеялся.
— Местные жили профессиональной охотой тысячелетия и добывали зверя гораздо больше любителей. Дичь, однако, не переводилась.
— Действительно. Почему?
— Современные охотники убивают варварски, а местные — цивилизованно.
— В чем различие?
— Местные убивали только по необходимости. Соблюдали ритуалы и охоты, и разделки, чтобы душа животного не обиделась и вновь воплотилась в этой же местности.
— Чем же обижают сегодняшние охотники?
— На тех, для кого дичь — подспорье в семейном бюдже, те не слишком обижаются. В конце концов такой охотник думает о детях, то есть о жизни.
— А другие?
— Многие современные убивают для развлечения — это уже оскорбление. Не просят прощения, не соблюдают правил, плохо обращаются с телами. Душа животного после этого или долго не воплощается, или вообще уходит в другое место, даже в другие миры может от обиды. И души других животных уводит. В Магадане-то восстанавливается, а в других местах...
— Действительно, варварство. Хорошо еще, что обиженные животные не мстят.
— Мстят Духи местности.
— Как?
— Они отмечают убившего неправильно особым знаком убийцы. Этот знак опознается почти во всех мирах. Естественно, что убийца, везде до конца жизни встречает больше неприязни. Соответственно, живет хуже и меньше.
— Но многие охотники-любители и не подозревали об этом.
— Имеет значение не знание, а отношение. При искреннем раскаянии знак снимается, но годы, прожитые похуже, никто не вернет.
— Но человек не знал, не он виноват, а воспитание, система!
— (Шаман посерьезнел, взглянул исподлобья, потом поднял голову. Тут только я сообразил, что он опять пародирует гуру) Каждый рождается в определенной системе не просто так, но все рожденные могут развиваться. (Шаман улыбнулся) Больше не утомляй меня вопросами, ответы на которые есть в тысячах книг. Умей вовремя остановить вопросы.
Стройбатовское лето
1977
В семидесятых две трети Советской армии состояли из стройбатов. Большинство мужчин, рассказывающих, как они служили «десантниками-летчиками-моряками», тоже служили в стройбатах. Я служил в стройбате в 1977-79 гг. и этим горжусь. Ничего не разрушал, многому научился и два года строил.
В первое лето службы наш батальон занимался прокладкой кабельных линий вокруг крупного аэродрома. Экскаватором копать траншеи было невозможно, так как на участках проходило много газовых и водопроводных труб, телефонных и других кабелей. Существовала (и, по-моему, сейчас бытует) пословица: «два солдата из стройбата заменяют экскаватор». Тщательно, с оглядкой копать штыковой лопатой многометровые неглубокие трайшеи никто в роте не любил... кроме меня. Сослуживцы приходили в неистовство от однообразной тяжелой физической работы, пытались от нее увильнуть, удивлялись и благодарили, когда я предлагал им пойти за меня в наряд по роте, по кухне, в караул, а сам ехал за них копать.