Он и Она - Борис Михайлов

ОН. Муж был состоятельным?

ОНА. Состоятельными я называю тех, кто состоялся как личность, или сам создал состояние, а Валерию всё родители преподносили на блюдечке с голубой каемочкой. Отец владеет нефтяными вышками, или скважинами, короче, в нефтяном бизнесе. Жили на мои заработки плюс помощь его родителей, а что сам зарабатывал, едва хватало на его мужские компании в пивной, да на такси.

ОН. Ира, знаешь, я вдруг понял, почему ты разошлась с мужем и не выходишь замуж.

ОНА. Любопытно.

ОН. Слишком порядочная, умная. И еще — максималистка. Личность. Такой тип женщин в наше время не пользуется успехом у мужчин. Нашему брату больше нравятся простые и глупенькие, недалекие девицы, готовые на близость в третьем свидании.

ОНА (перебивает). Своими пристрастиями делишься?

ОН. Я не о себе… Ты не такая, вот и пугаешь мужчин.

ОНА. После совместного визита в клуб пришел к такому заключению? Как раз сегодня я вела себя развязно, позволяла лишнее, старалась не отличаться от большинства гостей, окружавших нас с тобой. Половину приписываемых мне добродетелей, я нарушила. (Улыбнувшись, внимательно смотрит на Валентина). Не только в клубе. Про мужчин не совсем прав, не все боятся меня. (Обнимает слегка). Ты, например.

ОН. Во мне нашла родственную душу, оценила, и разрешила себе оставаться самой собою. Расслабиться, быть искренней, пойти на поводу своих чувств. Я и осмелел. Не прав?

ОНА. Не знаю. (Внимательно смотрит на него, после паузы). Записался в родственники… Что нашла в тебе? Внешность обычная…

ОН (продолжает за неё). Глаза! Голос.

ОНА. Женщины тебе сказали? Наверное, они правы. Всё в твоих глазах, хотя, обычно считают, глаза — основное оружие женщины. Когда не изучают меня, они просто гипнотизируют, взглянув в них, невозможно не утонуть. Гипнотический взгляд обволакивает, манит и трудно противостоять.

Голос, если не подтруниваешь надо мной, тоже располагает. Мелодичный, с небольшой хрипотцой, нежный тембр, покоряют женщин. Где-то читала, мужской тембр, ласкающий слух женщины доводит её до безумия. Постараюсь не попасть под его власть. Но разве глаз и голоса достаточно? А я растаяла. Боюсь, влюблюсь еще по — глупости. Смешно?

ОН (покачал головой). Нисколько! (Неожиданно решительно обнимает и целует. Она не возмущается и не сопротивляется).

ОНА. Что за женщины были у тебя, целоваться не научили! (После секундного колебания её руки вдруг обхватили его голову и прижали к себе. Они сливаются в долгом поцелуе). Что я делаю? Ты споил меня! Старалась не смешивать…(После недолгого молчания). Смотрю, не собираешься уходить. Так всю ночь и проведем в разговорах?

ОН. Мне хорошо с тобой! Чем больше узнаю, укрепляюсь во мнении, душа у тебя осталась чистой, доброй, профессия не превратила в циника, в журналюгу. Знаешь, когда меня спрашивают о профессии, я всегда затрудняюсь с ответом. Назваться писателем неудобно. Что я написал? Полдюжины детективов для чтения в метро и на пляже. Интеллектуальная публика вряд ли читала. Представиться сценаристом, так сценарии написаны по тем же романам, к тому же на авторство претендует еще режиссер. Сказать: журналист, совсем страшно. Когда-то эта профессия пользовалась уважением, гордо звучало: член Союза журналистов СССР. Теперь остались одни журналюги, а те, кто еще не потерял совесть, и сохранил уважение к профессии, именуют себя репортерами, обозревателями, комментаторами, авторами колонки в газете, прочими заменяющими определениями.

ОНА. Забыла тебя спросить. Маринка в клубе поделилась, что тебя видели на митинге "несогласных" на Триумфальной площади, пытались даже арестовать. Предостерегла общаться с тобой, вдруг и ты "несогласный". Ходишь на митинги.

ОН. Даже предостерегала? Любой человек вправе иметь своё мнение. По любой проблеме общественной жизни. Твоя Маринка назвала меня диссидентом. Кто нынче не диссидент? Властям это не нравится, вот и посылают омоновцев разгонять инакомыслящих. Не покажи я корреспондентское удостоверение и меня бы арестовали. Что еще Марина про меня рассказывала?

ОНА. Только хвалила. Сказала, после смерти жены, нигде не бываешь, стал затворником. Многие женщины положили на тебя глаз, и переживают, не появляешься на тусовках, где раньше блистал с женой. Поздравляла меня, интересовалась, серьезно ли у нас.

ОН. А ты?

ОНА. Объяснила, готовлю передачу и составила тебе компанию изучать нравы современного общества. Ничего между нами нет. Она, понятно, не поверила, устроила допрос с пристрастием, давно ли знакома, что за передача и тэ дэ и тэ пэ. Насилу отшила. Ты в это время так был поглощен разговором с группой светских дам, что забыл обо мне. Не вспышки блицев папарацци, и не увидела бы тебя в общей толкотне… (Потягивается, сталкивает Валентина с дивана, он падает на пол, она поднимается, протягивает руку помочь встать с пола. Он хватает её и валит на себя, оба смеются). Что делаешь! Больно ведь! (Он прижимает её к себе, целует). Теперь синяки будут. (Какое-то время так и лежат на полу). Больно ударился?

ОН. Терпимо.

ОНА. Долго будем валяться на полу?

ОН. Мы разве вещи, валяться? Просто лежим, отдыхаем. Сама — то не ударилась?

ОНА. Ты оказался мягкий, но все равно ощущение не из приятных.

ОН (снова обнимает её и целует). А мне сейчас приятно. Чувствую твою теплоту, ощущаю всю тебя.

ОНА (вырывается, поднимается). Видела бы мама или Ленка, как мы ведем себя! Ты все-таки гипнотизер, хоть и не признаешься! А я совсем потеряла способность думать. Делаешь со мной что хочешь, сломил мою волю, подчинил себе. (Валентин тоже встает на ноги, отряхивается). Пол утром пылесосила.

ОН. Поэтому и ударился больно.

ОНА. Ковров на полу, как у тебя не держу… Тебе не тянет ко сну?

ОН. Нисколько, пока ты рядом… Мне собираться?

ОНА. Пора… Может, кофе сварить, выпьешь на дорогу. Вдруг уснешь за рулем, не доедешь.

ОН. С удовольствием.

ОНА. И я с тобой. У меня тоже есть и сливки, и молоко, но чтобы окончательно протрезветь, лучше черный. Как считаешь?

ОН. Доверяю тебе.

(Она выходит на кухню, он берет дистанционку, прибавляет громкость телевизору, перебирает каналы и останавливается на музыкальном. Она вбегает, отнимает дистанционку, и уменьшает громкость. Валентин хватает её и кружит в вальсе).

ОН.Я такой счастливый!

ОНА. Сумасшедший! Люди спят! В клубе надо было танцевать, а не трепаться с женщинами, сидеть за столом.

ОН. Когда успевал пригласить тебя, танцевал, а подруги твои не вдохновляли. (Танцуют. Вальс сменяется медленной мелодией, они о чем-то говорят. Наконец она вырывается из его объятий, садится на диван, достает платочек, обмахивается).

ОНА. Закружил! Только — только успокоилась, пришла в себя, так нет, не дал отдохнуть!

ОН.Зато теперь сонливость прошла окончательно. И кофе никакой не требуется.

ОНА. Для тебя больше стараюсь.

ОН.Спасибо, тронут!

(Она выходит и возвращается с кофейником, достает чашки, початую бутылку коньяка, садятся за стол. Валентин разливает коньяк).

ОН.За нас?

ОНА. Сегодня немного перебрала норму, но за компанию, можно позволить… За нас! (Чокаются рюмками, она вдруг останавливается. Не пьет). Как за нас, мы что, семья — за нас?

ОН. Я пью за тебя, ты за меня. Не понятно? В итоге за нас с тобой.

ОНА. Всё умеешь объяснить. (Пьет. Валентин наливает себе еще). Не налегай! (Долго молча наблюдает за ним). Надеешься соблазнить меня, напиваешься?

ОН. А попытаться можно?

ОНА. Попробуй! Сразу вылетишь на улицу. Я не принимаю таких шуток.

ОН. Придираешься к каждому слову… Повод дала сама.

ОНА (долго молча смотрит на него, борется с собой, не сразу решается). Иди, прими душ. Полотенце можешь взять бежевое с белой полосой, сейчас повесила.

ОН (нерешительно встает). Решилась оставить?

ОНА. Боюсь, первый же гаишник остановит. В клубе не пропускал ни одного тоста, сейчас… После коньяка никакая таблетка не поможет скрыть наличие алкоголя в крови.

ОН. Тронут. (Подходит к Ирине, обнимает, целует). Буду паинькой и не позволю никаких вольностей. (Уходит в ванную комнату, Ирина открывает шифоньер, что-то берет, уходит на кухню и возвращается). Валентин ждал, пока будет мыться, Ира приготовит постель. Но, когда возвратился из ванной, она продолжала что-то искать в шифоньере, и, похоже, не спешила.

ОНА. Посмотри телевизор, я приму душ и будем укладываться.

Валентин вопросительно смотрит на неё, собирается спросить "Где, на чем?", но не решается и включает телевизор. Она вышла, а он принялся переключать каналы телевизора, не останавливаясь долго на какой-то программе.

Сияя улыбкой, входит Ирина уже в банном халатике, с глубоким целлофановым беретом на голове, прикрывающим волосы от воды. Снимает берет, трясёт копной длинных волос и принимается расчесывать их перед зеркалом.