Ночь у Насмешливой Вдовы - Джон Карр

Букинист удивился:

— Нет, конечно нет! Почему вы спрашиваете?

— Дело в том, — ответила Джоан так же удивленно, — что на противоположной стороне столпились человек двадцать ребятишек; они сидят на тротуаре перед магазином и смотрят на ваш дом так, словно ждут, что он вот-вот сгорит. И еще я насчитала там одиннадцать собак.

— Ну и ну! — проворчал сэр Генри Мерривейл, виновато потупившись.

— Наверное, все они побывали дома на вечернем чаепитии, — продолжала Джоан, — потому что все чистенькие. Что еще любопытнее, трое отцов семейств разгуливают по улице туда-сюда и курят толстые сигары. Я и не знала, что мистер Булл, — она имела в виду мясника, — может позволить себе сигары!

Г.М., снова надев маску невозмутимости, довольно резко, хотя и негромко напомнил:

— Вы пришли сюда за какой-то книгой. Вам нужна книга об анонимных письмах?

— Нет. — Джоан надменно вздернула круглый подбородок и повернулась к букинисту: — Мистер Данверс! Нет ли у вас книги, в которой содержатся полные… и правдивые сведения о каменном идоле, который у нас называют Вдовой, или Старухой? По-моему, книга называется «Насмешливая Вдова».

Данверс опустил глаза:

— Милая девочка, какие тут могут быть полные и правдивые сведения?

— Ну пожалуйста! — молила Джоан. — Прошу вас!

— Уверяю вас, дитя мое! Каменное изваяние появилось здесь раньше данов, раньше норманнов. Путеводители по нашему краю, — он кивком указал на книжный шкаф, — сообщают лишь немногим больше того, что напечатано на обороте открыток, которые можно купить в половине здешних магазинов. Пожалуйста, извините… я сейчас.

Ловко обойдя один из шкафов, почти вплотную примыкающих к конторке, Данверс направился к камину и снял что-то с каминной полки. Вскоре он вернулся с запыленной цветной почтовой открыткой и эскизом пастелью в рамке размером шесть на четыре дюйма.

Перевернув открытку, Данверс прочел крошечную надпись в верхнем левом углу:

— «Насмешливая Вдова, Стоук-Друид. Каменное изваяние высотой 12 метров, 11,5 метра в основании. Обхват головы — 2,4 метра. Стоит на лугу рядом с Главной улицей. Название, вероятно раннехристианское, восходит к библейской притче о погрязших в грехе городах: согласно ей, одну жившую там женщину за ее нечестивое поведение обратили в камень».

— Но все это я знаю с раннего детства! — возразила Джоан. — Я же спрашивала о…

Данверс поднял руку.

— «Глаза изваяния, — продолжал он, — достаточно большие, чтобы в них уместилась голова человека. Если смотреть на Вдову со стороны Главной улицы, можно заметить на ее лице насмешливое и жестокое выражение, из-за которого и возникло название».

Положив открытку, Данверс взял эскиз.

— Это, — пояснил он, — всего лишь набросок, нарисованный странствующим художником в начале девятнадцатого века; однако он дает общее представление о том, как могла выглядеть Вдова в жизни.

— Уберите! — воскликнула Джоан. В ее голубых глазах застыло выражение испуга, розовые губы побелели от страха. — Пожалуйста, уберите!

— Милая мисс Бейли! Ну конечно!

Данверс перевернул эскиз изображением вниз и положил его на стол. Однако Г.М. успел разглядеть лицо женщины средних лет, с запавшими глазами, темно-каштановыми густыми волосами, змеившимися по плечам. Выражение лица изображенной на эскизе женщины с прищуренными веками и изогнутыми в злорадной улыбке губами было отнюдь не добрым. Сама ее поза, подчеркнутая туманным, расплывающимся фоном, невольно внушала ужас — такое легче понять, чем описать.

— Я с детства ее боюсь, — призналась Джоан, — хотя сейчас издается столько открыток с ее изображением…

— Что вы! — поразился Г.М. — Это всего лишь вымышленное страшилище; подобные существа особенно хорошо удавались Физу. Ведь вы понимаете, что на самом деле такой женщины не существует.

Джоан попыталась засмеяться, но у нее ничего не вышло.

— Разумеется, понимаю! — Оба ее собеседника по-прежнему чувствовали исходящий от нее страх. — Я просто думала об этих письмах… и женщине, которая писала их… наверное, она похожа… — Поняв, что совершила грубую оплошность, Джоан осеклась. — Но если о ней ничего не написано, — продолжала она более веселым тоном, — ничего не поделаешь… правда? Извините, что доставила вам столько хлопот, мистер Данверс. — Пальцы снова прикоснулись к сумочке. — Рада была познакомиться, сэр Генри. — Улыбка ее увяла. — Боюсь, мне пора готовить ужин; ужасно поздно. Извините, но мне надо идти.

Джоан почти выбежала из лавки; вслед ей звякнул колокольчик.

Наступила долгая пауза.

— Рейф, — задумчиво проговорил Г.М., вертя в руке закрытый портсигар, — кто ее приятель? Гордон Уэст?

— Так говорят… — Данверс помолчал. — Откуда вы знаете?

— Я просто внимательно слушал все, что вы мне рассказывали… Славная девушка, Рейф.

— Да! И все остальные тоже славные. Милейшие и добрейшие люди… — Данверс снова помолчал и постучал по сложенному листку бумаги, лежащему на столе. — И все же кто-то ведь строчит эту пакость! Очень прошу вас: ради бога, вмешайтесь и помогите нам!

— Рейф, сынок, — очень спокойно проговорил Г.М. — Нет необходимости подкупать меня мемуарами Фуше. Провалиться мне на месте, я и сам хочу вам помочь. Но не могу.

— Не можете?

— Я могу лишь кое-что предположить. Но разве вы не понимаете, что ваше дело непременно требует вмешательства полиции?

— Нет, не понимаю.

— Рейф, у них все отработано. Нужно допросить кучу свидетелей, задав каждому тысячу вопросов; мотаться по разным местам… Нет, сынок, я не справлюсь с таким объемом работ, даже если захочу! Мое дело — сидеть и думать. Сейчас объясню, что я имею в виду.

— Хорошо.

— Рейф, — Г.М. хмуро посмотрел на портсигар и поднял голову, — кто из вашего списка подозреваемых — и вообще из всех — получил больше всего анонимных писем?

— Не знаю! Откуда мне знать?!

— Вот именно, сынок. А полиция первым делом выяснит это — как бы между делом, задав свидетелям массу других, вполне безобидных вопросов. Почему? Потому что человек, которому адресовано большинство писем — в среднем от пяти до пятнадцати, а то и больше, — почти всегда сам оказывается анонимом.

Данверс затеребил очки.

— Но когда к нам приезжали полицейские, они проявили легкомыслие или… как бы получше выразиться? В общем, смерть бедной мисс Мартин объявили несчастным случаем. Я не могу на них повлиять…

— Ого! — оживился Г.М. — Зато я могу. Предоставьте это дело мне.

Сунув портсигар в карман, Г.М. с трудом поднялся на ноги, снова развернул анонимное послание и перечел его.

— Придется им поискать пишущую машинку, — проворчал он. — Кстати, Рейф… Помните, в начале двадцатых годов некоторые фирмы — производители пишущих машинок выпускали портативные модели?

— Да, помню. Но какое отношение…

— Рейф, у меня тоже была малютка «Формоза» — такая легкая, что ее можно было поднять одним пальцем. Но клавиатура оказалась очень неудобной, а буквы и символы располагались непривычно. Моя машинка выдавала восклицательный знак всякий раз, как я хотел поставить запятую; в результате тексты, напечатанные на той машинке, походили на ругательства на эсперанто.

— Но мое письмо абсолютно грамотное!

— Это я только для примера, — пояснил Г.М., бросая на своего собеседника загадочный взгляд. — Похоже, Рейф, мне придется задержаться в Стоук-Друиде дольше, чем я предполагал. Есть здесь гостиница, где я мог бы поселиться?

— Что вы! Живите у меня!

Г.М. досадливо поморщился:

— Видите ли, Рейф… не обижайтесь, но у вас я жить не стану. Да, мне хотелось бы разместить у вас свою штаб-квартиру. Но ничего хорошего не получится, если я начну принимать здесь разных посетителей — а кое-кого и выпроваживать — в любое время дня и ночи. Так что насчет гостиницы?

Данверс вздохнул:

— У нас их две. «Голова пони» через дом, на той стороне. «Лорд Родни» напротив «Головы пони».

— Что порекомендуете?

— «Лорд Родни», — с оттенком презрения ответил Данверс, — построили пару лет назад в псевдостаринном, псевдотюдоровском стиле, когда его хозяйка, миссис Конклин, решила, что у нас будет много туристов. «Голова пони» на самом деле построена в пятнадцатом веке, как и церковь. «Пони», пожалуй, потеснее и там не так… мм… чисто. Но вы, разумеется, предпочтете настоящий пятнадцатый век.

Г.М. молча смотрел на своего собеседника.

— Эх! — воскликнул он. — Вы правы, я испытываю сильное влечение к пятнадцатому веку. Но еще более сильное влечение я испытываю к водопроводу, который работает. Такой уж я упрямый.

Желая поскорее отвлечь собеседника от своего последнего замечания, Г.М. с отвращением ткнул пальцем в «Барчестерские башни».

— Троллопом увлекаетесь? — ухмыльнулся он. — Как вы можете читать такого скучного старого лентяя?