Сексотрясение. Играй, гормон! - Николай Ващилин

У Славы в то время была симпатичная жена Таня, с которой они решили разбежаться. Таня по старой дружбе просила Славу познакомить ее с каким-нибудь евреем, чтоб тот, как паровоз, увез ее за границу на постоянное место жительство. Слава познакомил ее с Димой Блюмбаумом по кличке «Седой», но там что-то не срослось. А вот Мише Таня понравилась. Он был не силен в женских делах, но очень этого хотел. Прильнув к Тане, он ощутил сильное влечение и Риву с дочкой выселил к своей маме. А к чему я всё это рассказываю? Ах да! У Славы была пассия из Англии – Джил. Она была высокая, смазливая и вкусно пахла. Из-за любви к искусству она часто приезжала в Ленинград по туристической путевке. Славка привел ее к Мише полюбоваться его искусством. Не долго думая, Джил спросила «хау мач», показывая на женский портрет с длинными руками. Миша почесал голову и выдумал несусветную для тех времён сумму – 400 рублей. Слава поделил на два. Миша согласился. Джил протянула Славе 200 долларов, которые он тут же положил к себе в левый карман, а из правого кармана вынул 200 рублей и протянул их Мише. Миша задумчиво засунул деньги в копилку. Вечером, когда мы сидели у Славы в каморке на Владимирском и слушали диск Дэйв Брубека, в дверь позвонили. В дверях еле стоял на ногах Миша и сурово сдвигал брови:

– Она тебе дала 200 долларов, а ты мне дал 200 рублей. Не честно.

– Почему не честно? Ты же просил за картинку 200 рублей, 200 рублей и получил.

– Нет, – сказал Миша, – доллар у валютчиков нынче стоит 4 рубля.

– Так это у валютчиков, их ещё найти нужно. – ответил Слава.

Но Миша не понял, обиделся и хлопнул дверью. Однако выгоду свою со Славы Миша поимел. Джил в Париже показала его картину знающим людям. Она им очень понравилась и телефон в Мишиной квартире превратился в будильник. Вскоре в Ленинград приехала шустрая искусствовед Дина Верни. Кроме того, что она любовалась архитектурой Ленинграда, Дина скупала живопись у Миши Шемякина. Кажется она его и вывезла в Париж. Миша брал за картины доллары и вызывал своей находчивостью неподдельный интерес в органах КГБ. О нём мне поведал по секрету один мой товарищ по секции самбо Вова Путин, видимо осведомлённый об этом не случайно.

Делиться и обмениваться городскими новостями всегда было любимым занятием петербуржцев. Раньше, при Пушкине, зимой это делали в ресторанах и кафе у Вольфа и Беранже, в лавке издателя Смирдина или в мастерских художников на экзотических чердаках. Когда хрущёвская оттепель закончилась, в летнюю жару мы обычно сидели в открытом кафе «Ветерок» на улице Софьи Перовской /Малой Конюшенной/, училки и революционерки. Но дуло там сильно. Видимо поэтому оно получило от нас погоняло «Сквозняк». Можно было постоять на мосту через канал Грибоедова у Дома книги, у «Европы», у «Елисея», у «Катьки», у «Гостинки», посидеть у Казанского собора или пешком утюжить Невский и на ходу решать проблемы. До сих пор не пойму почему всех тянуло на Невский? Он принимал всех. Здесь почти не было драк. Толкались бы на Лиговке, на Седьмой линии или на Литейном?! Там появиться центровым было не возможно. «Отоварят» так, что мало не покажется.

Праздно стоящих на Невском, гуляющих, а тем более, сидящих в злачных кафе чаще, чем средневыжатый Советской властью обыватель, менты хватали, везли в отделение и оформляли пятнадцать суток принудительных работ. Органы КГБ зорко выслеживали вредных людишек и нещадно их вытравливали с чистых улиц и проспектов города Ленина. Фильм «Интервенция» «лёг на полку», а Высоцкого запретили снимать в главных ролях. Мишу Шемякина за его «каракули» устроили в психушку, а Осе Бродскому за тунеядство дали шесть лет исправительно-трудовых лагерей, а потом и вовсе выгнали из СССР. Но круче всех наказали Эдика Мазура. Он осмелился попросить иностранца купить ему за границей фирменную флейту и дал ему триста американских долларов, купленных у валютчиков. Эдик хотел достичь красивого звука. Он был настоящим музыкантом. Такую смелость органы КГБ оценили в восемь лет строгого режима. Питерские набережные Невы становились «Стеной Плача». Стремление к красивой жизни заставляло нас рисковать. Кто не рискует – тот не пьет шампанского! Французского!

Как то раз я привёл Люду в джаз-клуб. Дружки забыли про музыку, приглашали её танцевать, задавали нелепые вопросы, обнажая свою эрудицию и привлекая ее внимание. Она вела себя достойно, ни на ком не задерживая взгляд и не настораживая ухо. Все галдели про поездку в Таллин на джазовый фестиваль. Выше всех подпрыгивал на своих ножках Лева Фельгин. Пришлось ему слегка вломить, на что он очень обиделся. В Таллине мы свободно дышали полной грудью. Мы ездили туда как за границу. Таллинские площади, улицы, уютные кафе обволакивали атмосферой датского королевства. Люда наслаждалась кофе, я Людой. Мы были счастливы.

На джазовый фестиваль приехал живой голос Америки из Вашингтона – Вилис Кановер. Казалось, что Брежнев решил объединить с нами весь мир в общий джамсэйшн. Но по его правилам. Наши танки загрохотали стальными гусеницами по брусчатке пражских улиц. Чехи орали проклятия также неистово, как в 1945 кричали «УРА!». Восемь человек вышли на Красную площадь в знак протеста. 8 человек из 250 миллионов граждан СССР!!! Страна молчала, как глухонемая. Перед Железным Феликсом с прямой как тетива лука спиной и надменно поднятой головой на Лубянке народ по прежнему трусливо склонял головы и поджимал хвосты.

Итальянцы в обмен на нефть построили автомобильный завод на Волге и обещали чего-нибудь еще. Приехал квартет Марино Марини. Концерт в ДК им. М. Горького собрал пол города. Билетов не достать. Песенки веселые «Е-Е…», победитель конкурсав Сан-Ремо Джин Питней со своим шлягером, заполнившим тогда весь эфир/ Gene Pitney – Quando vedrai la mia ragazza/. Электрогитары, акустические колонки, километры проводов на сцене. Такое мы видели и слышали в первый раз. Элегантные белые костюмы, пиджаки с двумя шлицами сзади.

Прощайте, стиляги в дудочках! На Невском итальянский стиль объявил войну «штатникам». Галстуки «Тревира» из ситнетики у понимающих людей больше не котировались. Подавай им итальянские, шелковые. Фарца «тревиру» начала скидывать по-дешевке. Я с жаждой «наварить бульон» купил у Кума целую партию и… попал. Предъяву не сделать – сам дурак. Их уже по пятнашке никто не брал. Так я много лет перевязывал ими коробки с книгами, когда переезжал с квартиры на квартиру.

Конец ознакомительного фрагмента.