Место преступления - Фридрих Незнанский

Теперь о документах. Если их действительно не окажется дома, они могли быть изъяты в офисе бизнесмена — при обыске после его кончины. И тогда их уже не найти, следствие наверняка сделает все, чтобы от них и следа не осталось. Но, как шал давно уже Филипп Агеев, усвоивший не только из книжных или «киношных» примеров, что рукописи не горят, свой след всякая важная бумага обязательно сохраняет. Не может быть, чтобы не осталось совсем уж ни одного свидетеля. Его можно запугать — да. Можно избавиться от него, убить, иными словами. Но и об этом станет скоро известно. Значит, если было на самом деле убийство, то нельзя исключить и того, что следом тоже произошло нечто подобное — с каким-нибудь господином, так или иначе связанным с Красновым. И это проверить надо. А ведь в милицию просто так не придешь и не спросишь: «Ребятки, у вас тут в последнее время кого-нибудь еще, кроме Бориса Краснова, не «мочили»?» Хороший вопрос, но он будет последним в здешнем расследовании Филиппа Агеева. А ведь он, помимо «борьбы за справедливость» — естественной для сыщика, должен был еще и деньги зарабатывать. Так что интерес получался двойной.

Как говорится, в таком вот духе, в таком разрезе. И времени отпущено немного, расслабляться, что вообще-то всегда было очень приятно в командировках, теперь не приходилось.

В принципе можно было бы начать с пункта шестого — с дома вдовы. Но Филипп понимал прекрасно, что за тем домом определенно установлена слежка, и всякий новый человек, особенно прибывший тайком из Москвы, немедленно будет «засвечен», а следовательно, и полностью лишен возможности оперативного расследования и сбора необходимых сведений. Городок-то — так себе, дома пересчитать нетрудно, в основном частный сектор. И каждый приезжий сразу заметен.

Нет, ничего нельзя возразить, Филя, конечно, умел маскироваться, умел уходить от слежки, от преследования, но это проходит в большом городе, где массы людей. А здесь — где эти массы? На собственных огородах, поскольку фабрика стоит, зарплату не выдают, а есть надо каждый день.

Вот Агееву и показалось, что на первоначальном этапе больше всего пользы принесут ему контакты с теми же Сергуней и Фросей. Главное ведь что? Добиться душевного расположения. Заинтересовать, заинтриговать, туману напустить, ну и… как говорится, на худой конец, много есть разнообразных способов уговорить человека помочь тебе в «святом деле».

И, кстати, если уж проникать в дом вдовы, то делать это надо под покровом полной темноты. И быть при этом уверенным, что молодая вдова поймет его правильно, не поднимет хай, то есть, другими словами, она должна быть предупреждена заранее. И лучше не по телефону, поскольку пока дело о гибели Краснова еще слишком свежо и может иметь место не только слежка за домом и его обитателями, но и налажено оперативное прослушивание. Грубое, наверняка, с поправкой на глухую провинцию, но от этого оно бывает не менее результативным, чем, к примеру, в Москве. Народу-то здесь мало, делать нечего. Отчего ж не позабавляться, не послушать жалобы и стоны симпатичной, по словам Веры, вдовушки, чувствуя свою власть даже над ней. Что, к слову, тоже не исключает одной из причин убийства бизнесмена. Ну, нравится она кому-то! И дом ее нравится, и машина дорогая. А счетец в банке у того господина и свой немалый. Вот и удачный повод: разорение мужа, самоубийство, а тут тебе — добрый дяденька в советчиках и лукавых помощниках на предмет утешения… Увы, и этого нельзя исключить.

Вполне вероятно, что здесь больше фантазии «расшалившегося» ума, но и от такой версии нельзя отказываться, не имея на руках твердых доказательств от противного. Короче, работы — выше крыши. И начать ее придется с веселой компании. Иначе в России, особенно в ее благословенной «глубинке», и не получится…

А хозяйка-то, обратил внимание Филя, снова переоделась, к чему бы это? Потом пришла мысль, что она так примерялась к постояльцу. Совсем уже исчез затрапезный ее, «огородный» вид, и появилась она на веранде, занавешенной от солнца кисейными шторками, с банкой соленых огурчиков, видно, домашних, в таком одеянии, которое можно было принять отчасти и за праздничное. Даже при серьгах и бусах. Иначе говоря, происходила наивная демонстрация того, что гость как бы пришелся ко двору.

Но, впрочем, она это без труда заметила, когда Филя решил с дороги умыться и даже немного ополоснуться под умывальником на дворе. Разделся, соответственно — снял куртку с рубахой, и Фрося, вышедшая на крыльцо, немедленно подкатилась с кружкой — полить-то лучше будет. При этом она определенно поняла, увидев мощный торс мужчины, казавшегося за миг до того в серых брючках и такой же невзрачной курточке совсем хилым мужичком, что это у нее — не иначе как обман зрения. Даже потрогать «железные» мускулы на спине невзначай решилась, ну, коснулась неловко якобы, но в глазах ее Филя немедленно увидел всплеск тягучей бабьей тоски. Что ж, стало быть, присутствие Сергуни за столом будет нынче ограничено, его номер — завтра, у реки. Но полностью от выпивки отстранять его нельзя, союзник как-никак. Однако при таком «столе» он ведь задержится, и тут вся надежда на хозяйку. Вот как она поступит, то и станет решением вопроса.

Филя распаковал сумку, достал дорогую электробритву и ловко прошелся ею по щекам, а затем, придирчиво оглядев лицо в зеркальце, что висело на веранде, прыснул хорошим одеколоном. Манеры должны соответствовать выдвигаемой задаче. И хозяйка это скоро поймет.

— Фрось, — с улыбкой приостановил ее хлопоты Филя, — ты б не суетилась, что ли, не то событие, чтоб праздник устраивать. А то, как я понимаю, ты потом Сергуню-то и не выпроводишь отсюда, не так разве? — он засмеялся.

Она весело, сверкнув зубами, взглянула на него, потянула носом аромат, одобрительно качнула головой и ответила с той же улыбкой:

— У меня не засидится! Знаю я эту братию. Ты-то вот откуда с ним знаком?

— А не поверишь! За пять минут до того, как с тобой встретился. Шел навстречу прохожий. Спросил его про речку, он ответил. Потом про твой дом сказал. Гостеприимный, говорит. Получше, чем в гостинице останавливаться. Это когда я поинтересовался у него, где тут можно голову преклонить. Ну, как говорится, «кости бросить».

— Ну, уж скажешь — кости! — продолжала она смеяться. — Нынче у мужиков-то нечасто и встретишь такие «кости», ишь ты, скромник!

— Так у мужиков-то — откуда? У мужчин — это другое дело. Замечаешь разницу?

— Ой, да мне-то что? Постояльцы — они все и есть такие. Что мужики, что мужчины твои. Нынче вот стало с ними туго.

— Что так?

— Да фабрика-то, «Универсал» наш, накрылся, говорят, уже окончательно. Прежде, бывало, без конца гости ехали, в гостинице мест не оставалось. Еще покойный муж мой застал этот… как его? Бум. Тогда вот и дом перестроили, комнаты определили. Народ пошел. А теперь чего прикажешь делать? Кому нужно тут? За любое ухватиться готова, ну… сам понимаешь, приезжий — он был всегда желанный гость. Да к тебе это не относится.

— Почему же? — вмиг ухватился за фразу Филя, и хозяйка, похоже, слегка смутилась.

— Ты ж ведь не в командировку… — нашлась она.

— Трудно одной? — серьезно спросил Филя. — Мужского глаза нет? Рук, да?

Она только молча утвердительно покачала головой и вздохнула.

— А муж-то, с чего он?

Тут она молча отмахнулась, будто и вспоминать не хотела о своем прошлом. Но Филя немедленно истолковал ее жест по-своему. Спросил с легкой и необидной ухмылочкой:

— Видать, слабоват был, да?

И снова женщина промолчала, только посмотрела ему в глаза с долгой такой печалью и вздохнула устало:

— Тебе, милок, не понять, у тебя, вижу, кругом порядок. Позавидовала б, да ведь совсем не знаю тебя.

— Так узнать нетрудно. Была б охота, да? — он тоже пристально взглянул ей в глаза и подмигнул: — А тебе помочь, я уверен, святое дело… Ну, ладно, — вздохнул и он, отмечая, что женщина стала словно бы другой — и внешне изменилась, и душевней как-то стала. — Поправим чего, если надо, плотницкое дело — это мы уже проходили.

— А где?

— Ох, далеко… — Филя вдруг понял, что его ответ она истолковала однозначно: на зоне, где ж еще? И усмехнулся: — Не там, где ты подумала. В армии, Фросенька. В спецназе. Далеко, за границей.

— Вон оно что… — с пониманием протянула она и кивнула, имея в виду его спину: — От этого, значит? Там?

Филя понял, что она имеет в виду рубцы от старых ранений, и кивнул, а она, будто опомнившись, сердито закричала:

— Да где ж его черт носит?! Знала б, что не дружок он тебе, на пушечный выстрел не подпустила бы!

— А чего так?

— Да ты не смейся, пьянь же они все… Нешто добрый мужик… мужчина, — поправилась она с лукавой улыбкой, — станет в сарае с поросятами жить?

— А может, он их стережет? Как вот на фабрике этой?

— Ой, да там уж и стеречь нечего, все, что могут, растаскивают. Нет хозяина у фабрики.