Невеста рока. Книга вторая - Деннис Робинс

— Значит, не ходите туда и не смотрите на ребенка, потому что это вас расстроит! Да?! — почти шепотом прошипел он сквозь зубы. — Да, да, мой уважаемый Босс, теперь-то я отлично понимаю, почему вас так беспокоило мое состояние!

Старик испуганно облизнул губы.

— Я только пытался пощадить ваши чувства, милорд.

— Вы пытались обмануть меня, вы, старый лгун! — заревел Сен-Шевиот. — И тем самым соврать мне, что миледи родила обыкновенного мертвого ребенка.

— Кто вам сказал, что он необыкновенный? — выигрывая время, спросил старик.

— Мой добрый друг и советник, единственная преданная мне душа — миссис Динглефут. Одна из повитух, которую вы пытались подкупить, рассказала ей всю правду, и моя верная миссис Д. посчитала в моих же интересах просветить меня по этому поводу.

— Ребенок не был уродом. Он был прекрасно сложен и с фиалковыми глазами, как у ее светлости.

— Но он черный! — Сен-Шевиот не говорил, а орал. — Черный, как эбеновое дерево, — с ног до головы. Миссис Динглефут видела его. Черный, как ребенок чистокровного негра, несмотря на то, что чертами лица похожий на миледи. Теперь мне известно все, так что не пытайтесь притворяться и лицемерить! Остерегайтесь черного Сен-Шевиота, верно? — Он круто повернулся к Певерилу, выпятив вперед губы. — Теперь-то я понимаю, что предсказание вашей сестры скрывало более глубокий смысл, нежели я думал. Нас прозвали Черными Баронами, но этот презренный ребенок, которого родила миледи, с черной кровью в венах! Я женился на женщине с черной кровью! Сто тысяч чертей! — Лицо его исказилось от злобы, на него было страшно смотреть. — И если бы ребенок выжил, то мне пришлось бы запятнать свою душу двойным преступлением, ибо я убил бы и ребенка, и его мать!

Певерил и доктор в страхе отпрянули от взбешенного барона. Сен-Шевиот продолжал:

— Разве не правда, что существует возврат к предкам — атавизм? А что, если, распутав историю Роддни, я выясню, что кто-то из них родом из Африки?

— Возможно, так оно и есть, ваша светлость, — дрожащим голосом произнес доктор Босс.

— Замечательно! А может быть, вы осмеливаетесь полагать, что в роду Сен-Шевиотов скрывают faux pas[4]?! — ревел барон. — Да нет, нет, вам-то известно, что этого не может быть, ибо мой род чист и незапятнан. Вопрос заключается в происхождении ее светлости, и его должно изучить. — И он добавил скорее себе, чем собеседникам: — За это миссис де Вир поплатится! Я заеду к ней завтра же. И не оставлю камня на камне, но разузнаю все обстоятельства до конца!

Доктор осмелился коснуться разъяренного барона рукой.

— Умоляю, милорд Сен-Шевиот, послушайте старого человека, который знал с самого рождения и вас и ваших родителей. Я весьма сожалею об этом прискорбном происшествии. Это не ваша вина и не вина несчастной молодой матери. Сейчас она лежит в опочивальне в полубессознательном состоянии и ничего не знает о трагедии. Умоляю вас, отнеситесь к ней с добротой и состраданием.

— Если я выясню, что ее семья знала о наследственности, с которой она выходила за меня замуж, то она не дождется от меня никакого сострадания! — отрезал барон леденящим кровь голосом.

И тут Певерил Марш, который слушал этот разговор с изумлением и тревогой, тихо произнес:

— Господи Боже, не может быть, что это вина миледи. Она чиста и невинна, как только что выпавший снег.

Сен-Шевиот даже не взглянул в его сторону.

Певерил повернулся и, пересекая огромный вестибюль, направился прочь из дома. Эта ночь оставила в его душе такой ужас, которого он никогда не сможет забыть. Поэт, мечтатель и художник столкнулся лицом к лицу с истиной, что в жизни, которую он считал прекрасной и радужной, иногда происходят самые страшные вещи.

Он ничего не знал о возвращении к предкам, о гримасах наследственности. Но он понимал главное, в чем был уверен: если даже и случилось такое, то ее вины в том нет. Просто она еще одна невинная жертва, на этот раз пострадавшая так жестоко, что наверняка сейчас над ней рыдает целый сонм ангелов, подумал Певерил.

Глава 18

После этой безумной ненастной ночи погода переменилась. Стало очень холодно для этого времени года. Дождь, не прекращаясь, заливал лес и долину. Деревья вокруг замка стояли мокрые и поникшие. Промокшие цветы прибило дождем к раскисшей земле. Лужайки и газоны превратились в подобие вязкого болота. Колеса карет застревали в колеях дорог, которые неимоверно развезло. От лета почти ничего не осталось, вся окрестность погрузилась во мрак.

Все изменилось и для Флер Сен-Шевиот. После того как она чуть не умерла при родах, наступили новые кошмарные времена. И она уже не понимала, что происходит вокруг нее.

Когда она наконец пришла в сознание и попросила принести ребенка, ей сообщили, что он родился мертвым. Сен-Шевиот даже не заглянул к ней, и она находила это совершенно ненормальным. Флер была сбита с толку. Она надеялась, что по крайней мере барон нанесет ей визит вежливости. Одна из повитух, склонившись над кроватью, сказала, что он еще до завтрака уехал из замка, взяв с собой в поездку четырех слуг, в том числе и валлийца.

На некоторое время Флер успокоилась. Правда, когда она задумывалась о ребенке, горькие слезы стекали по ее щекам. Для нее это был нежеланный ребенок — из-за его ужасного отца. Поэтому, взглянув на повитуху-ирландку, она прошептала: «Это к лучшему». Но заметила, что женщина смотрит на нее каким-то странным, особенным взглядом и повторяет:

— Да, миледи, это к лучшему… и вправду есть Бог на земле.

Однако Флер не дали увидеть крошечный трупик ее мертворожденного дитяти.

Несколько дней она лежала в постели, набираясь сил. За ней ухаживала ирландка. Вторая женщина вернулась к себе в деревню. Больше никто не приходил к Флер, даже Одетта, и это очень удивляло ее. Но на пятый день, когда утром она послала за служанкой, чтобы причесать волосы, повитуха сообщила ей, что Одетта уехала обратно во Францию.

Это была первая из многочисленных странностей, которых Флер не могла постичь. Иногда она слышала на улице скрип колес подъезжающей кареты; лежала, прислушиваясь к этому звуку, думая, что приехали гости, чтобы оставить цветы и выразить свое сочувствие. Впоследствии, спустя долгое время, она узнала, что так оно и было.

Она предположила, что Сен-Шевиот пришел в неимоверную ярость из-за того, что наследник, о котором он так мечтал, родился мертвым. Однако ей казалось отвратительным, что он так злобно и низко ведет себя по отношению к ней. Ведь не ее вина, что ребенок умер.

Иногда заходил доктор Босс справиться о здоровье миледи. Флер пыталась поговорить с ним, но старик был всегда настолько смущен, что не осмеливался посмотреть ей в глаза. А когда она задавала вопросы о несчастном ребенке, он лишь отводил взгляд и отвечал что-то невразумительное.

Как-то она робко спросила его о Сен-Шевиоте.

— Наверное, он срочно отправился в Лондон, чтобы присутствовать на коронации, — был ответ.

Но она, как и доктор Босс, знала, что коронация имела место две недели назад — 28 июня. А сейчас была уже середина июля.

В то время как ее светлость приходила в себя после родов, в Уайтлифе продолжались празднества по случаю коронации. Весь Бакингемшир пел и танцевал. Но ворота замка Кадлингтон неизменно оставались закрытыми.

Доктор Босс получил от барона приказ: он должен убедиться, что со здоровьем ее светлости все в порядке, а потом его нога никогда переступит порог замка.

Отдав последний визит миледи, доктор Босс ехал домой и по дороге повстречал Певерила Марша. Доктор натянул поводья, приостановил лошадь и заговорил с юношей, который выглядел изможденным и несчастным, но все-таки справился о здоровье ее светлости. Старик ответил, что миледи поправляется.

— Слава Богу! — облегченно воскликнул Певерил. — Ведь я до сих пор ничего не мог узнать от слуг!

Старик нагнулся к юноше и тихо спросил:

— Вы давно не видели ее светлость?

— Да… с тех пор, как он уехал. Но я боюсь за леди Сен-Шевиот. Когда барон уезжал из замка, он выглядел как сам сатана.

Доктор вздохнул.

— Увы, мы ничего не можем поделать. Остается лишь довериться Всевышнему, который не позволит, чтобы миледи и дальше страдала.

— Я попытался навестить ее, — проговорил Певерил. — Но меня не пустили к ней. Слуги один за другим покидают замок, на их место приходят другие, грубые и жестокие, а миссис Динглефут становится все более властной. С ней весьма трудно иметь дело, — мрачно добавил художник.

— Послушайтесь моего совета, молодой человек. Уезжайте отсюда. Это место проклято, — прошептал доктор.

— Я не уеду из Кадлингтона, пока могу быть хоть чем-то полезным ее светлости, — ответил юноша.