Weltschmerz или Очерки здравомыслящего человека о глупости мироустройства - Мамкина Конина

Она нахмурилась. Я сглотнул и, подавив дрожь в руках, попытался придать своему голосу уверенности:

– Да-да, именно виноватым! – Так уж получилось, и мы с ней образовали пару, отняв друг друга у товарищей-питекантропов. – Простым самовоспроизведением нам, как ни крути, не отделаться. Нужно завести хотя бы троих, а лучше сразу пятерых. Но план-минимум – три.

Она молча откинулась на спинку кресла и чиркнула зажигалкой. Я терпеливо ждал, пока моя супруга докурит.

– Ты, кажется, сказал, будто бы умные люди заводят по одному ребёнку?

– Да, именно так.

– Вот одним я и обойдусь.

Я был поражён. Возможно, она всё-таки не поняла мою цепочку умозаключений. Я сделал попытку объяснить ещё раз, но она просто выставила ладонь вперёд:

– Ты работаешь журналистом. Я инженер. Думаешь, мы сможем прокормить и обучить половину футбольной команды?

– Я не работаю журналистом. Я являюсь журналистом.

Она закатила глаза и шумно вздохнула, как делала каждый раз, когда понимала, что неправа, но не желала этого признавать. Хотя некоторые из её доводов на первый взгляд казались не лишёнными смысла, большинство всё же представлялись полной чушью. Тем не менее, переубедить её мне не удалось.

В конце концов, мы достигли компромисса и сторговались на одном. Возможно, тут была и моя вина. Наверное, я ошибся и слегка переоценил её умственные способности. Оставалось только надеяться, что ребёнок пойдёт в меня.

Искренне Ваш,

Продавец свободы

*Schizophyllum commune (Щелелистник обыкновенный) – древоразрушающий гриб, известный тем, что имеет не менее 23 328 разных полов, каждый из которых совместим с 22 960 разными полами в популяции.

Verschlimmbessern или Хотел как лучше

Под начальством Краузе я трудился уже несколько лет, но, каждый раз заходя в его кабинет, чувствовал, как тело парализует от благоговения. В конце концов именно благодаря ему я стал настоящим журналистом, работающим «в полях» на постоянной основе. К тому же, редакции удалось наладить агентурную сеть едва ли не по всему городу, и вести о происшествиях порой до нас доходили раньше, чем до полиции. Чаще всего это были ограбления, дебоши и мародёрства, однако этот раз стал неожиданным исключением.

Коллеги, все как один опытные журналисты, благословлённые патологической апофенией. Однако даже они нередко подшучивали над моим умением раскапывать самые интересные истории. Вскоре в офисе появилось присловье, что, якобы нет смерти без меня. В каком-то смысле они были правы, хотя мёртвое тело я впервые увидел именно тем вечером.

По дороге к месту преступления я ожидал от себя какой угодно реакции. Перебрав все возможные варианты, оценил их вероятности, однако, как обычно и случается в подобных ситуациях, произошло то, о чём я даже и помыслить не мог.

Меня не рвало, даже не тошнило. На самом деле я вообще ничего не чувствовал. Передо мной лежал обычный человек. У него не вываливался язык, кожа не покрывалась фиолетовыми пятнами и не сходила кусками. Из необычного я заметил разве что распухшее лицо. Увидев такого человека на улице, ваш покорный слуга справедливо бы предположил, что он попросту пьян. Потому что пьян он как раз таки и был.

Я пытался убедить себя, что он больше уже никогда не встанет, но чувство отвращения никак не приходило. Я наклонился и пару раз щёлкнул затвором.

Правда в том, что перед моими ногами лежал чей-то остывающий сын, друг, супруг, может, отец. Эти родственники даже не подозревали, что близкого им человека меньше часа назад зарезал его же пьяный приятель, щедро угощавший всех по случаю продажи мотоцикла. Они пока даже представить себе подобный поворот событий не могут, зато сейчас его наблюдаю я. А о случившемся они узнают уже из моей статьи.

Я задумался, присел на корточки и едва не макнул палец в кровь. По всей видимости, было произнесено что-то не очень лестное. Началась потасовка, а результаты развезли по полу в панике разбежавшиеся посетители бара. Я встал, упёршись руками в колени.

Разговорив оставшихся дежурить сотрудников, я узнал, что убийцу скрутили и заперли в туалете. Я подошёл к двери и прислонился к ней ухом, но ничего полезного или сенсационного не услышал, и теперь ругал себя за то, что только зря потратил плёнку на его пьяные угрозы. Уже собираясь уходить, я случайно заметил валявшийся на полу паспорт. Любопытство взяло верх и, ни на секунду не сомневаясь, что он принадлежит именно пленнику санузла, я надел перчатку, нажал на корешок и сделал несколько фотографии.

Я не сразу понял, что меня так потрясло, но потом догадался – сентиментальность. Паспорт давно не существующей страны, владелец которого скоро также будет растоптан законом победителей. Удовлетворённо хмыкнув, я перелистнул страницу: несколько детей. Почти столько же, сколько расторгнутых браков. В основном девочки, но есть и два мальчика, а старший ещё и мой тёска.

В дверь снова заколотили. Неприязнь к этому пьянице едва не заставила сорваться и нагрубить, но профессиональная честь в те времена была медалью, а не клеймом. Я вздохнул и поспешно скользнул к выходу.

Отвесный весенний дождь превратил моё пальто в свалявшийся комок мокрой шерсти. Капли хлестали по лицу и не давали дышать. Я мысленно готовился на утро проснуться как минимум с першащим горлом, максимум – с воспалением лёгких, ругался, рукавом размазывал капли по линзам очков, и всё равно, дрожа всем телом, останавливался на каждом светофоре. Пожалуй, нужно было предупредить жену о позднем возвращении. Глядя на мигающий зелёный, я сделал шаг назад, а оставленный на строительных лесах полипропиленовый мешок лопнул под тяжестью воды и облил меня с ног до головы. Я взвыл от ярости и бессилия, однако послышался звук, больше похожий на скрежет нежели на рычание. В замешательстве я поднял голову и огляделся, но рядом никого не было. Моё сердце заколотилось, и я в первый раз в жизни перебежал дорогу на красный:

– Эй, – я потряс мотоциклиста за плечо. – Вы в порядке?

Из остановившейся рядом машины выскочил водитель, но подбежал он не к нам, а к лежавшему рядом пешеходу. Мне показалось, что прошло несколько минут перед тем, как он вернулся, сказав, что тому парню уже не помочь.

Вместе мы проверили пульс мотоциклиста. Я с надеждой взглянул на водителя:

– Нужно, наверное, снять шлем? – мои руки и голос дрожали.

– Не трожь, ещё спину доломаешь, – он уложил парня на бок и поднял забрало шлема.

Его лицо было бледным, но глаза он держал открытыми. Изо рта текла розовая пена.

Мы так и не поняли, кто вызвал врачей и полицию. И те и другие пытались опросить меня, но не добились ничего, в то время как водитель хладнокровно пересказывает события