Записки важняка - Сергей Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На разбирательство дела Павленко потребовалось свыше полугода. 4 апреля 1955 года был оглашен приговор Военного трибунала Московского округа. Суд признал всех подсудимых виновными в совершенных преступлениях и для Павленко определил высшую меру наказания - расстрел. Константинер и еще 16 "офицеров" были осуждены к лишению свободы сроком от 5 до 25 лет.
Дела второстепенных участников были направлены в другие суды.
Находчивый жулик
Летом 1975 года на острове Кунашир Курильской гряды проворовался начпрод расквартированной там воинской части, капитан Рабинович. Во время ревизии у него на продовольственном складе была обнаружена недостача остродефицитных рыбно-балычных изделий и красной икры. Однако Рабинович своей вины не признал и на допросах заявил, что на их острове мало людей, украсть и сбыть продукты невозможно. За время его работы ничего подозрительного в его действиях не было. Кроме того, Рабинович заявил о том, что у них в части укоренилась порочная практика - без оплаты и без оформления документов выдавать рыбные деликатесы и икру должностным лицам, прибывавшим на остров для проверок.
Учета таких фактов не велось, и это позволяло Рабиновичу списывать остродефицитные рыбные товары в любых количествах. Сколько их было роздано, установить оказалось невозможным. На это Рабинович, видимо, и рассчитывал. Он предъявил мне свои записи, где фигурировали те, кого он облагодетельствовал.
Его начальники, естественно, эти показания Рабиновича не подтверждали. Прокуратура для проверки заявлений Рабиновича направила запросы. А все началось с ознакомления с письмом тамошней военной прокуратуры. И вот к нам в Главную военную прокуратуру поступило письмо из прокуратуры Дальневосточного военного округа, в котором фигурировал командующий истребительной авиацией ПВО страны, маршал авиации, дважды герой Советского Союза Е.Я. Савицкий, как получатель бочонка красной икры.
Меня вызвал 1-й заместитель Главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции А.Н. Полев.
- Съездите в штаб ПВО страны к Савицкому и все выясните!
Я поинтересовался:
- Маршала допросить?
- Конечно, - кивнул Полев. - Ему возможно еще предстоит явиться в суд для дачи свидетельских показаний.
В обусловленное время я уже был на месте. Оперативный дежурный, подполковник, о моем приезде был извещен. Он небрежно взглянул на мое удостоверение, привычно сверился с показаниями настенных часов, как бы проверяя своевременность моей явки, снял телефонную трубку внутренней связи и доложил маршалу обо мне. Потом, махнув на массивную дверь кабинета командующего, сказал:
- Можете заходить!
С маршалом Савицким раньше мне встречаться не приходилось. Он производил впечатление человека, уверенного в себе. Крупного телосложения, кряжистый, плечистый, сидел за массивным письменным столом прямо, не откидываясь на спинку кресла. Лицо маршала - открытое, с чуть выдающимися скулами. На светлом кителе поблескивали две Звезды Героя.
Когда я все изложил, маршал заявил:
- Скажу откровенно. Этого прохвоста капитана Рабиновича я вообще не видел. К нему никаких вопросов не имел, ко мне ни с какими просьбами он не обращался, да и по своему должностному положению от меня был весьма далек. Этому вы верите?
- Конечно верю!
- И тем не менее, когда мы уже возвращались домой и летели над континентом, мой адъютант мне доложил, что перед нашим вылетом с Кунашира какой-то капитан подкатил к самолету бочонок красной икры и заявил, что со мной все обговорено и мы должны взять эту икру. Адъютант, конечно, без моего разрешения не должен был этого делать, да он замешкался, будто бы об икре забыл и вспомнил лишь на обратном пути. Я устроил ему настоящую выволочку и приказал: икру не вскрывать и бочонок немедленно возвратить на Кунашир.
- Ваш приказ он выполнил? - поинтересовался я.
- К великому сожалению, нет. Он по собственной инициативе всю икру роздал офицерам, которые принимали с нами участие в тех учениях. За это я его строго наказал и теперь у меня другой адъютант.
Рассказав мне об этом, маршал Савицкий, скорее всего, посчитал, что наша беседа закончилась. Однако я извлек из портфеля чистый бланк протокола допроса свидетеля, разложил его справа от маршала на приставном столике, заполнил первую строку протокола и в графе "фамилия, имя и отчество свидетеля" указал: Савицкий Евгений Яковлевич. После этого, записав и другие биографические данные маршала, дал ему расписаться под строкой "Предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний".
Глаза Савицкого расширились, лицо покраснело.
- Собираетесь меня допрашивать?
Я подтвердил.
- Вы, наверное, сошли с ума!
Но я молча продолжил начатое дело.
Маршал, еле сдерживая негодование, строго спросил:
- Как позвонить Главному военному прокурору?
- Он в отпуске, - спокойно ответил я.
- Кто его заменяет? - В голосе Савицкого прозвучали командные нотки.
- Генерал-лейтенант юстиции Полев Александр Николаевич.
- Какой у него номер "кремлевки"?
Я назвал.
Савицкий тут же набрал номер и, когда на другом конце провода поднял трубку наш оперативный дежурный, властно распорядился:
- Свяжите меня с Александром Николаевичем!
- Генерал Полев только что уехал на совещание в Министерство обороны.
- Черт бы его побрал! - в сердцах процедил маршал.
В это время в кабинете появился молодой генерал.
Я прекрасно знал, что в кабинет командующего без предварительного доклада мог свободно зайти только начальник штаба. Но этот генерал явно не был им. Маршал, разъярившись, рявкнул:
- Вас никто не звал! Пшел отсюда!
Ошарашенный генерал попятился и через еще не успевшую закрыться за ним дверь вывалился в приемную.
Зрелище было ужасное. Я прекрасно понимал, что маршал разбушевался в том числе и оттого, то я начал его допрашивать. Желая как-то погасить инцидент, я примирительно сказал:
- Товарищ маршал, Евгений Яковлевич! Зачем так расстраиваться? Предлагаю разобраться во всем спокойно.
Поколебавшись, Савицкий произнес:
- Будь по-вашему.
- Ведь я к вам приехал не из праздного любопытства, а по конкретному уголовному делу. Правильно?
- Согласен.
- Вы понимаете, что моя наипервейшая обязанность - проверить показания Рабиновича, обвиняемого в хищениях государственного имущества.
- Я понимаю.
- И мы с вами во всем разобрались?
- Выходит, что так. - Маршал стал успокаиваться.
- Нам, значит, остается теперь лишь одно: отразить нашу беседу на бумаге в форме протокола допроса свидетеля.
- Меня могут вызвать для дачи показаний в суд?
- Исключено! - успокоил его я. - Для этого никаких предпосылок нет.
Савицкий помолчал, взял ручку и все безоговорочно подписал.
Так закончился мой визит к Савицкому. Я спрятал бумаги в портфель и поспешил откланяться - мне еще предстояло допросить бывшего адъютанта маршала.
Инцидент в Польше
В ночь на 19 января 1969 года в Польше, в районе деревни Вулька Добрянска Люблинского воеводства, вооруженный наряд советских военнослужащих в составе младшего сержанта Рычкова и рядового Маркова, проходивших службу на территории ПНР, в ночное время, как обычно, совершали обход линий нашей правительственной связи.
Двигались они вдоль шоссейной дороги Тересполь-Бялы Подлясек, стараясь не привлекать постороннего внимания и изредка подсвечивая себе карманными фонариками. С наступлением темноты это шоссе становилось безлюдным. И вдруг привычную тишину нарушил непонятный удар, сопровождаемый то ли выкриками, то ли бранью.
Рычков и Марков подумали, что произошла какая-то авария, и бросились на шум.
Оказалось, три поляка в сильном опьянении, на тяжелом мотоцикле с коляской, рухнули с дороги в кювет. К счастью, поляки не пострадали и были лишь напуганы. Рычков с Марковым оказали им посильную помощь и общими усилиями вытащили мотоцикл на дорогу. Поляки отъехали сравнительно недалеко: было слышно, как мотор заглох. И вдруг с их стороны раздались пистолетные выстрелы. Пули пролетели почти над головами наших солдат.
Полагая, что это не случайность, Рычков и Марков открыли ответный автоматный огонь. Вскоре прибыла подмога. Поляков окружили, обезоружили и задержали: двое оказались польскими полицейскими с личным оружием, третий гражданский человек - Станислав Варан.
Все трое в перестрелке были ранены, и их срочно доставили в больницу. А дальше произошло непредвиденное. Оба полицейских заявили, будто были ранены не в перестрелке, что солдаты, издеваясь, нанесли им штыковые удары.
Заключение врачей больницы подтверждало: на теле полицейский Матеюка и Лешека имелись ранения, вероятно нанесенные штыками.
Возмущению местных жителей не было предела.
С 20 по 31 января 1959 года органами польской милиции и прокуратуры по этому поводу велось следствие. В результате появилась нота протеста за подписью Гомулки, где поведение советских солдат приравнивалось к злодеяниям фашистов во время войны.