Рождественское убийство - Агата Кристи

— Да, верно, сэр. Конечно, мы ждали вас, сэр.

— Тогда почему же такое изумление? — Гарри отступил на несколько шагов назад и окинул взглядом дом — мощное здание красного кирпича, довольно унылое на вид, но солидное.

— Все такой же безобразный старый особняк, ничуть не изменился к лучшему, — заметил он. — Все еще стоит, правда, а это главное! Как здоровье отца, Трессильян?

— Он почти уже не ходит, сэр. Все время проводит в своей комнате. Но он на удивление крепок для своего возраста.

— Старый греховодник!

Гарри Ли вошел в дом, бросил Трессильяну на ходу свой шарф и немного театрального вида шляпу.

— Как поживает мой дорогой брат Альфред, Трессильян?

— Хорошо, сэр.

— С нетерпением ждет свидания со мной? — Гарри усмехнулся. — А? Как вы думаете?

— Думаю, что да, сэр.

— А я думаю, что нет! Совсем наоборот. Держу пари, мое возвращение нанесло ему сильный удар! Альфред и я никогда не ладили друг с другом. Вы перечитываете библию, Трессильян?

— Да, конечно, сэр. Регулярно, сэр.

— Помните притчу о возвращении блудного сына? Старшему, примерному сыну, это не понравилось, помните? Он был страшно этим недоволен. Доброму домоседу Альфреду мое возвращение тоже не очень нравится, готов поклясться.

Трессильян хранил молчание, глядя себе под ноги. Его сутулая спина выражала протест. Гарри хлопнул его по плечу.

— Ведите меня, старина! — воскликнул он. — Упитанный телец ожидает меня. Ведите прямо к нему.

— Если желаете, — сухо пробормотал Трессильян, — можете сразу пройти в гостиную. Я не знаю точно, где сейчас хозяева… Они не встретили вас, сэр, так как не знали, когда вы прибудете.

Гарри кивнул. Проходя через холл, он вертел головой во все стороны.

— Подумать только, все вещи на своих местах, — заметил он. — Как будто здесь ничего не изменилось с того дня, как я ушел отсюда двадцать лет назад.

Вслед за Трессильяном он вошел в гостиную.

— Я пойду разыщу мистера и миссис Ли, — пробормотал слуга и торопливо вышел.

Гарри лениво огляделся и вдруг застыл, увидев на одном из подоконников стройную девичью фигуру. Его глаза удивленно пробежали по ее черным волосам и экзотически смуглому лицу.

— Боже милостивый! — воскликнул он. — Вы что, седьмая, самая любимая жена моего отца?

Девушка соскочила с подоконника и подошла к нему.

— Я Пилар Эстравадос, — объявила она. — А вы, должно быть, дядя Гарри, брат моей матери.

— Так вот, значит, кто вы! — сказал Гарри, рассматривая ее. — Дочь Дженни.

— Почему вы спросили меня, не седьмая ли я жена вашего отца? У него что, было шесть жен?

Гарри засмеялся.

— Нет, я думаю, официальная жена у него была всего одна. Ну, Пил… Как вы сказали, вас зовут?

— Пилар.

— Ну, Пилар, я совсем не ожидал увидеть такой цветок в этом мавзолее.

— В этом… мавз… простите?

— В этом музее восковых фигур! Я всегда говорил, что этот дом отвратителен! Сейчас, после двадцати лет моего отсутствия здесь, я вижу, что он еще отвратительнее, чем прежде.

— О, что вы, — возмутилась Пилар, — здесь очень красиво! Чудесная старинная мебель и ковры, везде столько ковров! И множество украшений. Все такое красивое и такое дорогое!

— Вот в этом вы правы. — Он с усмешкой посмотрел на девушку. — Знаете, мне будет очень приятно видеть вас среди этих…

Он замолчал, так как в гостиную быстро вошла Лидия. Она направилась к нему.

— Как поживаете, Гарри? Я — Лидия, жена Альфреда.

— Живу, как живется, Лидия. — Он пожал протянутую ему руку, одновременно бросив быстрый взгляд на узкое, интеллигентное лицо Лидии и мысленно одобрив ее походку — так двигаться умеет далеко не каждая женщина.

Лидия, в свою очередь, критически осмотрела его.

«У него довольно вызывающая внешность, хотя и привлекательная. Я бы не доверяла ему ни на йоту».

— Как вы нашли этот дом после стольких лет? Все изменилось или все осталось по-прежнему? — спросила она с улыбкой.

— Почти все по-прежнему, хотя эта комната, — Гарри огляделся, — стала другой.

— Да, ее много раз переделывали.

— Я хочу сказать, она стала другой при вас. Это вы ее изменили.

— Надеюсь.

Он ухмыльнулся ей прямо в глаза и стал вдруг очень похож на старого Симеона Ли.

— Комната выглядит гораздо более родовитой. Я слышал как-то, что Альфред женился на девушке, предки которой прибыли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем.

— Полагаю, что это так. — Лидия улыбнулась. — Но они довольно-таки опустились с того времени.

— А как старина Альфред? Все такой же блаженный и туповатый, как прежде?

— Вы сами скоро сможете увидеть, изменился он или нет.

— А как другие? Разъехались по всей Англии?

— Они все приезжают к нам на Рождество.

Гарри широко раскрыл глаза.

— Сбор всей семьи на Рождество? Что случилось со стариком? Ему всегда было наплевать на всякие там сантименты. Не помню, чтобы он когда-нибудь заботился о своих детях. Он, должно быть, изменился!

— Возможно, — сухо произнесла Лидия.

Пилар слушала разговор с интересом, широко раскрыв глаза.

— А старина Джордж? — продолжал расспросы Гарри. — Все такой же скряга? С какими вздохами и причитаниями он всегда расставался со своими карманными деньгами!

— Джордж — член парламента, депутат от Вестерингэма.

— Что? Этот болван пробился в парламент? Боже, вот так сюрприз!

Гарри откинул голову назад и захохотал.

Это был грубый и резкий хохот, который прозвучал как-то дико в ограниченном пространстве комнаты. Лидия вздрогнула. Пилар резко вздохнула.

Услышав за собой какое-то движение, Гарри оборвал смех и обернулся. В комнате спокойно стоял Альфред. Он смотрел на брата со странным выражением лица.

Гарри несколько мгновений стоял неподвижно, затем неприятная улыбка тронула его губы. Он сделал шаг вперед.

— А, — пробормотал он, — вот и Альфред!

— Здравствуй, Гарри. — В знак приветствия Альфред кивнул головой.

Они продолжали стоять, молча глядя друг на друга. Лидия раздраженно подумала:

«Как нелепо! Словно два пса, готовых вцепиться друг другу в глотку…»

Глаза Пилар расширились еще больше.

«Как глупо они выглядят… — подумала она. — Почему они не обнимаются? Впрочем, в Англии это, кажется, не принято. Но могут же они что-нибудь сказать друг другу! Почему же они только смотрят?»

Гарри, наконец, прервал молчание:

— Ну вот. Забавно все-таки вновь оказаться дома.

— Да, я тоже так думаю. Очень много лет прошло с тех пор, как ты… покинул нас.

Гарри вскинул голову. Он провел пальцем по подбородку — жест, означавший у него крайнюю степень раздражения.

— Да, я рад, что вернулся. — Он помолчал и затем повторил, отчетливо выговаривая каждое слово: — Я рад, что вернулся домой…

II

— В своей жизни я немало грешил, — заметил Симеон Ли.

Он откинулся на спинку кресла и, задрав подбородок, задумчиво поглаживал его. Перед стариком находился большой камин, в котором весело играл огонь. Рядом с ним сидела Пилар с небольшим веером из папье-маше в руке. Им она защищала лицо от яркого пламени. Симеон с удовольствием поглядывал на нее.

— Да, я грешил, — продолжал он, обращаясь больше к себе, чем к девушке, но ни на минуту не забывая о ее присутствии. — Что ты на это скажешь, Пилар?

Пилар пожала плечами.

— Все мужчины греховодники. Так говорят монахини. Поэтому надо молиться за них.

— Возможно, это так, но я грешил намного больше других. — Симеон засмеялся. — Не думай только, что я об этом сожалею. Нет, ничуть. Говорят, под старость начинаешь раскаиваться. Чушь! Я не раскаиваюсь. Я много чего натворил в жизни… много грехов совершил! Я и мошенничал, и воровал, и лгал… А женщины… о женщинах и говорить нечего! Кто-то рассказал мне однажды об одном арабском военачальнике, у которого телохранителями были сорок его сыновей — и все примерно одного возраста! Слышишь, Пилар? Сорок! Не знаю, как насчет сорока, но клянусь, я мог бы составить себе неплохую охрану, если бы сумел отыскать всех своих отпрысков! Ха-ха, Пилар, что ты думаешь об этом? Потрясена, небось?

— Нет, почему же! — Пилар спокойно смотрела на него. — Мужчины всегда жаждут женщин. Мой отец тоже. Вот почему женщины так часто бывают несчастны, и вот почему они ходят в церковь и молятся.

Старый Симеон нахмурился.

— Я сделал Аделаиду несчастной, — прошептал он чуть слышно. — Боже, что это была за красавица, когда я женился на ней! Нежная кожа, жемчужные зубы, чудесное лицо! А потом? Чуть что — сразу в слезы! А если жена все время ноет и хнычет… Это невольно пробуждает в мужчине дьявола. У нее были слабые нервы, вот в чем была ее беда. Если бы она хоть раз воспротивилась мне! Но — ни разу, ни разу! Когда я женился на ней, я думал, что буду спокойно жить, заботиться о семье, покончу со старой жизнью…