Школа двойников (1 и 2 части) - Марианна Баконина

К тому же слова унесенного в неизвестном направлении толстяка взбудоражили ее по-настоящему. За словосочетанием "школа двойников" ей мерещилась тайна, опасная тайна.

- Это тебе доктор нужен? - Комод держался развязно, разве что не сплюнул в угол - наверное, потому что угол был далековато.

- А если мне, то что? - Лизавета еще раз незаметно посмотрела на своего оператора. Славик молча работал. Охранник же этого не замечал. Лизавета ринулась в атаку, перешла на особый язык. Она по опыту знала, какие слова и выражения действуют на таких вот ретивых граждан "при исполнении", как красный плащ тореро на быка. Она пустила в ход "красную тряпку":

- Я что-то не пойму, когда мы с вами перешли на "ты"?

- Чего?

- Дама просит вас держаться в рамках, - подключился Глеб. Он тоже знал и любил такого рода игры.

- Чего?

- Я спрашиваю, почему я, имея аккредитацию, не могу пройти в медпункт...

- У вас нет пропуска.

- А это что? - Глеб и Лизавета синхронно протянули комоду свои аккредитационные карточки.

- Это пропуск в парламентский пресс-центр, - солидно ответил тот.

- А здесь что?

- А здесь... - Охранник обернулся и вслух прочитал табличку: Служебный вход. Русским же языком написано.

Он, как многие приставленные к государевой службе люди, любил высокопарно изрекать прописные истины. Хорошо не спросил, умеют ли приставшие к нему журналисты писать. Лизавете поведение охранника показалось странным. Он их не пропускал - это полбеды. У нас любят тащить и не пущать. Но он "не пущал" людей в медпункт и при этом подозревал их. Самыми черными подозрениями были наполнены все ящички огромного комода - сверху донизу. Это бросалось в глаза. А в чем он их подозревал? Ведь они просто хотели пройти в медпункт, что само по себе вовсе не предосудительно. Значит, охранник знал нечто, что делало журналистов персонами "нон грата". И очень может быть, что нежелание пропустить журналистов напрямую связано с пропавшим за этими дверьми толстяком.

- Мы здесь именно по долгу службы. Я работаю в журнале "Огонек", а моя спутница из Петербурга, с телевидения. - Теперь Глеб старался говорить ласково, но убедительно.

Сразу стало ясно, что при слове "телевидение" в охранном подразделении, где служил данный конкретный охранник (их в России нынче много, и не просто много, а более чем достаточно), было принято хвататься за пистолет. Во всяком случае, комод недвусмысленно опустил руку в карман, а чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений, угрюмо пригрозил:

- Не напирай! Кому говорю, не напирай!

- Господи, о чем вы? Мне просто нужен врач!

- Вот и звоните ноль-три!

- На каком основании вы нас не пропускаете? - Лизавета мастерски чередовала официальные, годные для эфира, и неофициальные, "разогревающие" вопросы.

- По инструкции! - насупился "комод".

- Ай-яй-яй, как не стыдно использовать скрытую камеру. Я думал, вы знаете, что в соответствии с законом о печати вести запись разговора можно лишь с разрешения собеседника.

Лизавета подпрыгнула и сиганула в сторону - так поступают искушенные герои триллеров, почувствовав спиной холодное дыхание пистолетного дула. Разумеется, никакого пистолета за ее спиной не было. Там стоял Валерий Леонтьевич и, радостно улыбаясь, продолжал:

- Почему вы здесь скандалите?

- Вас ищем! - улыбнулась в ответ Лизавета.

Глеб почтительно промолчал.

- А в чем дело? - Валерий Леонтьевич скорчил удивленную мину.

- Как в чем? Вы же обещали разузнать, как там несчастный любитель водочки из буфета. - Лизавета старалась говорить обиженно и в то же время кокетливо, в стиле, приятном для уха постаревших покорителей сердец.

Валерий Леонтьевич немедленно откликнулся:

- Да, да, помню, вот только замотался. Здесь... - Он возвел глаза к потолку, чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не подумал, будто "здесь" - это просто здесь, а не в эшелонах власти. - Здесь такое творится... Немудрено забыть обо всем.

- Так как он?

- Вы были правы. Инфаркт. Спасти не удалось. Не берег свое сердце. Такие дела.

- А кто он? Что он здесь делал?

- Он-то? Мелкая сошка. Второй помощник одного не очень заметного депутата, Игоря Ивановича Поливанова. Я знаю этот тип людей. - Валерий Леонтьевич кривовато ухмыльнулся. - Они с энтузиазмом крутились сначала вокруг тех, кто шумел на митингах, потом в Верховном Совете Союза, далее перебрались в Верховный Совет России, а затем их унаследовала Дума. Незаметные, незаменимые и восторженные. Сателлиты. Своего рода группа поддержки, вроде девочек в коротких юбочках, что размахивают букетами на состязаниях по американскому футболу.

- Имя-то у этого сателлита есть?

- Владимир Дедуков. Пятьдесят два года. Когда-то, очень давно, работал в Институте всемирной истории, специалист по средневековью, научный сотрудник, правда, младший. - Просто кривая ухмылка Валерия Леонтьевича постепенно переросла в ухмылку сардоническую. Злую, даже злобную. Так, скорее всего, усмехались пресыщенные римские сенаторы. - Потом переквалифицировался на историю современности. И... сердце не выдержало.

- Вы иронизируете, Валерий Леонтьевич! Интересно почему? - Лизавета похлопала ресницами и вообще постаралась сделать взгляд предельно наивным: что недозволено простым смертным журналистам, то позволено куклам Барби. Она наверняка знала, что мужчины типа этого председателя ассоциации журналистов пустоголовым куклам Барби прощают все.

- Не плакать же! Не люблю прихвостней! - По непонятным причинам самого себя, с удовольствием тусующегося среди важных и особо важных персон, Валерий Леонтьевич прихвостнем не считал. - И вообще, милая Лизавета, зачем вы забиваете свою прелестную головку черт знает чем? - В голосе Валерия Леонтьевича зазвенели отеческие нотки, глаза заволокло мечтательно-маслянистой пленкой.

Обычно после заданных таким тоном вопросов мужчины приглашают в ресторан, где начинают сетовать на горькую холостяцкую судьбу. Так поступают все мужчины, женатые в том числе.

Он ласково, почти по-отечески приобнял Лизавету за талию и зашагал по длинному коридору. Следом потянулись Славик и Глеб. Лизавета услышала, как комодообразный охранник облегченно вздохнул. По сути, Валерий Леонтьевич уводил их с места репортажа. Но сопротивляться было бессмысленно. "Раз молчит гора, попробуем выведать что-нибудь у Магомета", - решила она.

- А я думала, вы про нас забыли. - Лизавета намеренно объединила себя с корреспондентом "Огонька". - И еще вопрос - вы, случайно, не знаете, чем занимается депутат Поливанов?

- Он, если не ошибаюсь, в прошлом директор школы, где-то в провинции, в Орле или в Туле. Там его и выбрали. В Думе он особо не выделялся, ни в какие фракции не вступал, в порочащих связях замечен не был, жил тем, что выгодно пристраивал свой голос во время равновесных голосований. Его думской темой было народное образование - так сказать, по специальности.

- А помощник?

- Бог его знает, тоже, наверное, образованием занимался.

- Ах, образованием, школами, значит, тогда все ясно! - Лизавета вовремя прикусила язычок. Никого, кажется, не заинтересовала ее реплика. Валерий Леонтьевич тем временем перешел к делу. Не зря же он обнимал ее за талию, прогуливаясь по длинному коридору.

- Оставим это, милая Лизавета. Сегодня вечером в ресторане Дома журналиста будет небольшой банкет по случаю выборов. Я был бы счастлив, если бы вы приняли мое приглашение...

- Это в "Трех пескарях" банкет? - вмешался в разговор Глеб.

Валерий Леонтьевич не счел нужным ответить молодому собрату по перу или, если не отставать от времени, собрату по компьютерной верстке.

- Ой, это тот, что рекламируют! - Лизавета стремительно вживалась в образ Барби, которой прощают все. - Я бы так хотела, так хотела пойти. Даже по телевизору видно, как там красиво, но надо лететь домой - сегодня в вечернем выпуске ждут репортажи. И билеты уже есть...

- Понятно. - Теперь усмешка Валерия Леонтьевича уже не выглядела злой. - Репортаж с концептуальным определением избирательной урны следует показать сегодня же. Вы сумели обмануть председателя: отвечая, он полагал, что имеет дело с "проверенными товарищами". И вдруг неприятные подробности о выборах в северной столице. Подчиненные-то, в том числе председатель вашей окружной комиссии, не торопились доложить по инстанции дурную весть - никто не спешит получить приглашение на казнь, особенно собственную. А тут... Будь я вашим главным редактором, ваш скорбный труд не пропал бы, очаровательная леди.

Многозначительная тирада шефа независимых журналистов была слишком перегружена литературными аллюзиями. Он словно поставил перед собой цель явить миру, а пуще всего Лизавете, Глебу и Славику, свою образованность и начитанность. Лизавета немедленно сообразила, что ее потуги смотреться идиоткой, благоухающей духами "Дольче Вита", не нужны и даже вредят делу. Она опять сделала умное лицо. Валерий же Леонтьевич продолжал вещать: