Красивая, но одинокая - Кэтрин Гарбера

Да, Николь мечтала снова очутиться в его объятиях и вновь попробовать на вкус его губы.

Она прижалась к нему, и Коннер прикоснулся к ее губам. Он целовал Николь медленно, и она понимала, что он делает это специально. Еще сильнее, чем вчера, они оба желали, чтобы поцелуй длился как можно дольше.

Молодая женщина, не прерывая поцелуя, наклонила голову набок. Коннер нежно ласкал ее спину, ягодицы, бедра, обнимал ее за плечи, притягивал к себе. Николь чувствовала, как твердеют ее соски, когда он медленно и страстно проводил языком по ее губам. И это была не единственная реакция тела. Под белым облегающим платьем заметно увлажнились тонкие трусики.

Теперь Коннер целовал ее сильнее, глубже. Николь буквально вцепилась в него пальцами, думая о том, что при всей своей силе и страсти этот поцелуй и впрямь может оказаться последним.

Глава 4

Коннер думал о том же, сжимая ее в объятиях. Но как ни желал он продолжить общение с рыжеволосой журналисткой, им нужно было расстаться. Ни одна женщина не будоражила его так, как она, и все же Николь ему не подходила.

Ее губы так сладки, а ее аромат — самый эротичный из всех, что ему доводилось вдыхать в своей жизни. Коннер осознавал, что его начинает тянуть к ней, однако гнал эти мысли. Крепко целуя Николь, засовывая язык между ее губ, он старался удовлетворить свой сексуальный голод. Голод, не дававший ему покоя после их первого поцелуя.

Но чем дольше Коннер целовал Николь, тем больше хотел ее. Почему бы, в самом деле, не овладеть ею прямо здесь, в своем кабинете?

Его рука скользнула по ее спине, ниже талии, ниже бедер.

Неожиданно он поднял Николь и прижал к себе. В этом бесконечном поцелуе женщина забыла обо всем. Она желала одного — продолжения. Того же хотел и Коннер.

Ее грудь нежно прильнула к его груди. Он сделал несколько шагов и уложил ее на письменный стол. Николь обвила ногами его торс.

Коннер ласкал ее колени и бедра. Он мечтал об этом с того момента, как она в первый раз закинула ногу на ногу, сидя в кресле. Николь приподнялась, и он придвинул ее к себе, так что теперь она сидела на краешке стола, а Коннер стоял, зажатый ее ногами.

Опираясь на руки, Николь смотрела на него широко раскрытыми глазами. Ее губы были влажными, а кожа на шее едва заметно покраснела — возбужденное тело подавало сигнал готовности.

— Еще один поцелуй, и я задам вопрос, — предупредила Николь.

Коннер кивнул, стараясь не вдаваться в смысл ее слов.

Еще один поцелуй. Но этим дело не закончится. Он хотел проникнуть в ее упругое сочное тело.

Когда Коннер слегка наклонил голову, она снова потянулась к нему. Однако он желал, чтобы Николь распласталась перед ним на столе. Чтобы она дала понять, что готова впустить его. Он остановил ее:

— Не шевелись.

— Вот так? — Она откинулась на руки.

— Да.

Медленно, не спеша он исследовал ее грудь. Коснулся набухших сосков.

— Мне нравятся твои веснушки, — заявил Коннер.

— А мне нет. Мне кажется, они не сексуальны.

— О… — протянул он, целуя ее в шею. — Еще как сексуальны.

Она закрыла глаза.

— Они у тебя по всему телу?

Коннер чувствовал, что женщина воспламеняется от его прикосновений. Поцеловав начало ложбинки между грудями, он посмотрел на Николь и увидел, что она покраснела.

— Да, — ответила Николь.

Коннер издал протяжный глубокий стон, представив, как она лежит на его столе и единственное, что покрывает ее тело, — это веснушки. Он потянул молнию на ее платье, но Николь воспротивилась. Очнувшись, Коннер огляделся и вспомнил, что находится у себя в кабинете.

В следующую секунду он хотел отойти от стола и отдышаться. Однако Николь крепко сжала его руку и, притянув ее к себе, поцеловала ладонь.

Обвив руками шею мужчины, она придвинулась ближе и прижалась к нему. Коннер почувствовал, насколько она влажна, а Николь ощутила силу его эрекции. Она поцеловала Коннера в губы. Ему казалось, что сейчас в мире не существует ничего, кроме этой рыжеволосой фурии.

Если до этого Николь позволяла ему целовать ее, то на этот раз она сама набросилась на него — страстно, агрессивно, словно пантера. Она руководила его рукой, гладившей ее набухшие груди, сначала поверх платья, а затем внутри. Кто сидит на столе — Николь-журналистка или Николь-женщина? Как ему хотелось, чтобы это был второй вариант. Но в то же время Коннер понимал, что с его стороны неосмотрительно отделять одну Николь от другой.

Он вспомнил, что это их последний поцелуй. Даже если эти несколько минут будут лучшими в его жизни, он не сможет получить большего.

Он продолжал водить языком между губами Николь, однако мечтал облизать ее целиком. Коннер нащупал под платьем твердый сосок и стал водить по нему пальцем. Николь извивалась, посасывая его язык.

Он вплотную прижался к ее влажному лону. Николь издала протяжный стон. Теперь ничто не могло их остановить. Их тела знали, чего они хотят, и требовали этого. Этика, логика, мораль были забыты. Коннер расстегнул ее платье и собирался сделать то же с бюстгальтером…

Раздался стук в дверь.

Николь застегнула платье, а Коннер отошел от стола. Наверное, это знак: не следует давать волю телу, не посоветовавшись с разумом. Возможно, действуя так же необдуманно, его отец угодил в ту омерзительную историю.

— Одну секунду! — крикнул Коннер.

Николь соскользнула со стола. На ее щеках пылал румянец, а волосы были взъерошены. Коннер жестом показал ей, где находится душевая.

Она кивнула и направилась туда. Глядя ей вслед, он окончательно понял, что большего от нее не получить.

Николь не могла совладать с собой. Все зашло слишком далеко. И дело не только в том, что происходило минуту назад в кабинете. Главное — что творилось у нее внутри. Задумка с интервью незаметно потеряла смысл.

Николь закрыла на защелку дверь ванной. Она посмотрела на себя в зеркало: растрепанные волосы, надетое кое-как платье. Женщину в зеркале было сложно узнать. Николь нахмурилась.

— Ты очень много сделала для своей карьеры, — проговорила она строго, — а теперь хочешь пустить все под откос? — Николь достала из сумочки косметичку. — Черт возьми, Николь, ты хитрая, ты сильная, у тебя на руках все козыри! Не сдавайся!

Она накрасила губы и попудрила нос. Затем поправила платье и немного покрутилась перед зеркалом, убеждаясь, что снова выглядит безукоризненно как спереди, так и сзади.

Положительный момент заключался в том, что теперь Николь знала силу влечения Коннера. Но ее стратегический план чуть не потерпел крах. К тому же она недооценила свое собственное влечение к Макейфи. В жизни Николь еще не было мужчины, который настолько сильно вскружил бы ей голову. А это однозначно плохо. Это означает потерю контроля над собой, чего никак нельзя допустить.