Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX века - Е Курганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Потемкина был племянник Давыдов, на которого Екатерина не обращала никакого внимания. Потемкину это казалось обидным, и он решил упрекнуть императрицу, сказав, что она ему не только никогда не дает никаких поручений, но и не говорит с ним. Она отвечала, что Давыдов так глуп, что, конечно, перепутает всякое поручение.
Вскоре после этого разговора императрица, проходя с Потемкиным через комнату, где между прочим вертелся Давыдов, обратилась к нему:
— Подите, посмотрите, пожалуйста, что делает барометр.
Давыдов с поспешностью отправился в комнату, где висел барометр, и, возвратившись оттуда, доложил:
— Висит, Ваше Величество.
Императрица, улыбнувшись, сказала Потемкину:
— Вот видите, что я не ошибаюсь. [55, с. 540.]
В 1793 году Яков Борисович Княжнин за трагедию «Вадим Новгородский» выслан был из Петербурга. Через краткое время обер-полицмейстер (Н. И.) Рылеев, докладывая Екатерине о прибывших в столицу, именовал Княжнина.
— Вот как исполняются мои повеления, — с сердцем сказала она, — поди узнай верно, я поступлю с ним, как императрица Анна.
Окружающие докладывают, что вместо Княжнина прибыл бригадир Князев, а между тем и Рылеев возвращается. Екатерина, с веселым видом встречая его, несколько раз повторила:
— Никита Иванович!., ты не мог различить князя с княжною. [93, с. 147.]
Еще до Мартынова (петербургского коменданта) слава комендантская была упрочена. На Эрмитажном театре затеяли играть известную пьесу Коцебу «Рогус Пумперникель».
— Все хорошо… — сказал кто-то, — да как же мы во дворец осла-то поведем…
— Э, пустое дело! — отвечал Нарышкин, — самым натуральным путем на комендантское крыльцо. [63, л. 21.]
У императрицы Екатерины околела любимая собака Томсон. Она просила графа Брюса распорядиться, чтобы с собаки содрали шкуру и сделали бы чучелу. Граф Брюс приказал об этом Никите Ивановичу Рылееву. Рылеев был не из умных; он отправился к богатому и известному в то время банкиру по фамилии Томпсон и передал ему волю императрицы. Тот, понятно, не согласился и требовал от Рылеева, чтобы тот разузнал и объяснил ему. Тогда только эту путаницу разобрали. [55, с. 538.]
Императрица Екатерина, отъезжая в Царское Село и опасаясь какого-нибудь беспокойства в столице, приказала Рылееву, чтобы он в случае чего-нибудь неожиданного явился тотчас в Царское с докладом. Вдруг ночью прискакивает Рылеев, вбегает к Марье Савишне Перекусихиной и требует, чтобы она разбудила императрицу; та не решается и требует, чтобы он ей рассказал, в чем дело? Рылеев отвечает, что не обязан ей рассказывать дел государственных. Будят императрицу, зовут Рылеева в спальню, и он докладывает о случившемся в одной из отдаленных улиц Петербурга пожаре, причем сгорело три мещанских дома в 1000, в 500 и в 200 рублей. Екатерина усмехнулась и сказала: «Как вы глупы, идите и не мешайте мне спать». [55, с. 538.]
Генерал-аншеф М. Н. Кречетников, сделавшись тульским наместником, окружил себя почти царскою пышностью и почестями и начал обращаться чрезвычайно гордо даже с лицами, равными ему по своему значению и положению при дворе. Слух об этом дошел до императрицы, которая сообщила его Потемкину. Князь тотчас призвал к себе своего любимца, известного в то время остряка, генерала С. Л. Львова и сказал ему:
— Кречетников слишком заважничался; поезжай к нему и сбавь с него спеси.
Львов поспешил исполнить приказание и отправился в Тулу.
В воскресный день, когда Кречетников, окруженный толпою парадных официантов, ординарцев, адъютантов и других чиновников, с важной осанкой явился в свой приемный зал пред многочисленное собрание тульских граждан, среди всеобщей тишины вдруг раздался голос человека, одетого в поношенное дорожное платье, который, вспрыгнув позади всех на стул, громко хлопал в ладоши и кричал:
— Браво, Кречетников, браво, брависсимо! Изумленные взоры всего общества обратились на смельчака. Удивление присутствующих усилилось еще более, когда наместник подошел к незнакомцу с поклонами и ласковым голосом сказал ему:
— Как я рад, многоуважаемый Сергей Лаврентьевич, что вижу вас. Надолго ли к нам пожаловали?
Но незнакомец продолжал хлопать и убеждал Кречетникова «воротиться в гостиную и еще раз позабавить его пышным выходом».
— Бога ради, перестаньте шутить, — бормотал растерявшийся Кречетников, позвольте обнять вас.
— Нет! — кричал Львов. — Не сойду с места, пока вы не исполните моей просьбы. Мастерски играете свою роль! [10, с. 113.]
Однажды Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить слова, потому что светлейший находился в мрачном настроении духа и упорно молчал.
Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:
— Ваша Светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.
— Какая? — спросил изумленный Потемкин.
— Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогою.
Потемкин расхохотался, и хандра его, конечно, исчезла. [10, с. 228.]
Английский посланник лорд Витворт подарил Екатерине II огромный телескоп, которым она очень восхищалась. Придворные, желая угодить государыне, друг перед другом спешили наводить инструмент на небо и уверяли, что довольно ясно различают горы на луне.
— Я не только вижу горы, но даже лес, — сказал Львов, когда очередь дошла до него.
— Вы возбуждаете во мне любопытство, — произнесла Екатерина, поднимаясь с кресел.
— Торопитесь, государыня, — продолжал Львов, — уже начали рубить лес; вы не успеете подойти, а его и не станет. [10, с. 227.]
Сказывали, что в Петербурге с Гарнереном летал генерал Сергей Лаврентьевич Львов, бывший некогда фаворитом князя Потемкина, большой остряк, и что по этому случаю другой такой же остряк, Александр Семенович Хвостов, напутствовал его, вместо подорожной, следующим экспромтом:
Генерал ЛьвовЛетит до облаковПросить боговО заплате долгов.
На что генерал, садясь в гондолу, ответствовал без запинки такими же рифмами:
Хвосты есть у лисиц,Хвосты есть у волков,Хвосты есть у кнутовБерегитесь, Хвостов!
[46, с. 96.]
В Таврическом дворце, в прошлом столетии, князь Потемкин, в сопровождении Левашева и князя Долгорукова, проходит чрез уборную комнату мимо великолепной ванны из серебра.
Левашев. Какая прекрасная ванна!
Князь Потемкин. Если берешься ее всю наполнить (это в письменном переводе, а в устном тексте значится другое слово), я тебе ее подарю.
Левашев (обращаясь к Долгорукову). Князь, не хотите ли попробовать пополам?
Князь Долгоруков слыл большим обжорою. [29,с. 298.]
Императрица Екатерина II строго преследовала так называемые азартные игры (как будто не все картежные игры более или менее азартны?). Дошло до сведения ее, что один из приближенных ко двору, а именно Левашев, ведет сильную азартную игру. Однажды говорит она ему с выражением неудовольствия: «А вы все-таки продолжаете играть!» — «Виноват, Ваше Величество: играю иногда и в коммерческие игры». Ловкий и двусмысленный ответ обезоружил гнев императрицы. [29, с. 349.]
К Державину навязался какой-то сочинитель прочесть ему свое произведение. Старик, как и многие другие, часто засыпал при слушании чтения. Так было и на этот раз. Жена Державина, сидевшая возле него, поминутно толкала его. Наконец сон так одолел Державина, что, забыв и чтение и автора, сказал он ей с досадою, когда она разбудила его:
— Как тебе не стыдно: никогда не даешь мне порядочно выспаться! [29, с. 98.]
При императоре Павле Державин, бывший уже сенатором, сделан был докладчиком. Звание были новое; но оно приближало к государю, следовательно, возвышало, давало ход. Это было несколько досаднее прежним его товарищам. Лучшее средство уронить Державина было настроить его же. Они начали говорить, что это, конечно, возвышение; однако, что ж это за звание? «Выше ли, ниже ли сенатора, стоять ему, сидеть ли ему?» Этим так разгорячили его, что настроили просить у государя инструкции на новую должность. Державин попросил. Император отвечал очень кротко:
— На что тебе инструкции, Гаврила Романович? Твоя инструкция — моя воля. Я велю тебе рассмотреть какое дело или какую просьбу; ты рассмотришь и мне доложишь: вот и все!
Державин не унялся, и в другой раз об инструкции.
Император, удивленный этим, сказал ему уже с досадою:
— Да на что тебе инструкция?
Державин не утерпел и повторил те самые слова, которыми его подзадорили:
— Да что же, государь! Я не знаю: стоять ли мне, сидеть ли мне!