Другие люди - Сол Стейн

— Мне назначено, — не знаю, с чего вырвалась у меня эта нелепая фраза. Она знала, кто я, а более в приемной никого не было.

— Он сейчас примет вас, — секретарь посмотрела на телефонный аппарат. — Как только закончит разговор.

Я села в одно из больших, коричневой кожи, с бронзовыми шляпками обивочных гвоздей кресел. На столике лежали старый номер «Нэшнл джеографик», разлезшийся «Нью-йоркер» и несколько книжек детских комиксов. Кто приходит в такие приемные с детьми, подумала я?

Когда я подняла голову, Томасси стоял в дверях кабинета, наблюдая, как я пролистываю комиксы. О боже! У меня было такое чувство, что он поймал меня за мастурбацией! Я встала, покраснев, протянула руку, чтобы пожать его. Выглядел он совсем не так, как я его представляла. Высокий, стройный, с легкой походкой, чисто выбритый, с прямым носом, ни араб, ни грек, ни турок, ни армянин. Теплое, крепкое рукопожатие, прямой взгляд серых глаз.

— Заходите, мисс Уидмер.

Эти первые слова, что я услышала от него, потом с десяток раз отдались в моей голове раскатистым эхом: «Заходите, мисс Уидмер».

Он отступил в сторону, пропуская меня вперед. Я прошла, нарочито стараясь не задеть его.

Его стол у окна, заваленный книгами, папками с бумагами, отдельными документами. Перед столом кресло коричневой кожи, повернутое к кожаному же дивану. И книги, книги, забитые ими стеллажи у стен уменьшали и так небольшой кабинет.

Знаком он предложил мне сесть в кресло, сам опустился на диван напротив меня, так что наши колени почти касались. Мне понравилось, что он не сел за стол. Терпеть не могу мужчин, с важным видом, словно повелители, сидящих за столом. Но я не ожидала оказаться в такой близости от человека, которого совсем не знала.

— А что вы делаете, когда к вам заваливается толпа? — спросила я.

Томасси улыбнулся.

— Я люблю принимать одного человека, максимум двоих. На случай непредвиденных обстоятельств в стенном шкафу есть складные стулья.

— И часто случается непредвиденное? — спросила я, довольная тем, что разговор начался не с обсуждения моих проблем.

— Непредвиденное случается у моих клиентов.

Его серые глаза изучающе оглядывали меня. Он думает, похожа ли я на моего отца? А вот сейчас заметил, что я не ношу бюстгальтера.

Солнечные лучи через окно били мне в глаза. Томасси встал, избегая моих коленей прошел к окну, опустил жалюзи ровно настолько, чтобы солнце более не мешало мне.

— Спасибо, — поблагодарила я его.

— Вы, как я погляжу, не столь… — он замолк.

— Не столь?

— Не столь расстроены, как я мог бы ожидать. Вы, по моему разумению…

Я ждала.

— Спокойны.

Он бы хотел, чтобы я билась в истерике.

— Вы были в полиции?

— Да.

— Они вам помогли?

— Нет, — они обошлись со мной отвратительно.

— Вы виделись с вашим психоаналитиком, доктором Кохом?

— Да.

— И что он говорит?

— По большей части, х-м-м-м-м.

Томасси рассмеялся, резко, отрывисто. Вновь посмотрел на меня, словно получил информацию, противоречащую тому впечатлению, что сложилось у него с первого взгляда.

— Он сказал, что большинство женщин чувствуют свою вину в том, что их изнасиловали.

— И вы?

— Нет, я чувствую, что надо мной надругались. Я хочу, чтобы этого сукиного сына посадили в тюрьму.

Щеки мои полыхнули огнем, тело задрожало от ярости. «Возьми себя в руки», — промелькнула в мозгу знакомая с детства фраза. Я глубоко вдохнула, видя, что он не сводит с меня глаз.

— Вы сказали о своем желании доктору Коху?

— Да.

— Что он вам ответил?

— Он не сажает людей в тюрьму, с этим надо обращаться к адвокату.

— Адвокаты также не сажают людей в тюрьму. Почему вам хочется, чтобы он оказался за решеткой?

— За то, что он сделал, — со мной.

— Мисс Уидмер, в список моих услуг не входит удовлетворение чувства мести.

— Отец сказал вам, что этот человек живет этажом выше?

— Да.

— Могу я, по-вашему, оставаться в этом доме, постоянно думая о том, что он может вновь наброситься на меня? Я не могу заснуть, зная, что его кровать аккурат над моей спальней. Когда я слышу наверху какие-то звуки, я не знаю, как их воспринимать: то ли этот чокнутый трахает свою жену, то ли вылезает из кровати, чтобы спуститься ко мне.

— Пожалуйста, мисс Уидмер.

— Пожалуйста — что? Это мой дом, какая мне от него польза, если я в нем не чувствую себя в безопасности.

— Постарайтесь успокоиться.

— Мое тело — не общественный писсуар, куда какой-то псих может совать свой конец.

— Пожалуйста, успокойтесь.

— Я успокоюсь, когда буду в безопасности. Когда он сядет в тюрьму. Почему вы так на меня смотрите?

— Как?

— Словно никогда не видели такой, как я.

— Извините. Пожалуйста, не волнуйтесь.

— Не буду, когда он сядет в тюрьму.

Пожалуйста, помогите мне отправить его туда. Если б я знала, как это сделать, то не обращалась бы к вам за помощью. Я закрыла глаза, медленно, медленно вдохнула полной грудью. Он думает, что у меня истерика. Я должна вернуть контроль над собой. Отец частенько говорит, что эмоции не чужды никому из нас, отвращение, злость, ярость, — разница в том, как мы можем их контролировать. Выдать свои чувства есть проявление слабости. Удариться в истерику для нас недопустимо. О боже, какие же мы вымуштрованные!

Я открыла глаза, приняв решение. Этот человек старается мне помочь. Мне необходима его помощь.

— Так-то лучше, — кивнул Томасси.

— Извините.

— Я вас хорошо понимаю. Можем продолжать? Мне нужно кое-что уточнить.

Я кивнула.

— Сколько квартир в доме?

— Шесть, — следи за голосом. — По две на этаже.

— Как я понимаю, вам там нравится.

— Из окон открывается красивый вид на реку. Комнаты большие. Квартплата невелика. Жить там удобно, — квартира не принадлежит моим родителям.

— У вас есть договор на съем квартиры?

— Я не собираюсь переезжать.

— На какой срок заключен договор?

— Еще на два года. Изнасилование — веская причина для расторжения договора?

— Сомневаюсь. Этот мужчина… вы знаете его фамилию?

— Козлак, — он возник перед моим мысленным взором, снимающим штаны. Я могла его убить.

— Вы что-то говорили о его жене.

Не понимаю, как кто-то может с ним жить.

— Я знаю, что у него жена и двое детей. По меньшей мере, двое. Вы не ответили на мой вопрос. Вы мне поможете?