Греческая колонизация Северного Причерноморья - Александр Иессен

Все, что мы знаем теперь об этом обществе, заставляет видеть в кочевниках и в оседлых или полуоседлых земледельцах и скотоводах наших степей, лесостепей и предгорий Кавказа, начиная с VII–VI вв. до х. э., типичных представителей высшей ступени варварства. Мы не имеем никаких данных, которые позволяли бы уже в это раннее время говорить о наличии здесь государства. Поэтому совершенно неправильно говорить о «великом скифском царстве», о «скифской государственности», а тем более о предшествующей ей «киммерийской державе», как это неоднократно делали многие авторы, а особенно упорно и настойчиво Ростовцев[51]. Ростовцев полагал, что именно образование прочного государства на северном побережье Черного моря позволило быстро развиться греческим городам, которые были поставлены в зависимость от скифского государства. Это последнее вело с греками торговлю товарами, получаемыми от покоренных оседлых племен в виде дани.

Сейчас мы знаем, что ход исторического развития был иным и что греческие колонии возникли и развились много раньше, чем возникло государство у племен северного Причерноморья.

Для нас важно отметить, что переход степняков на более высокую ступень развития создает совершенно новые возможности и для дальнейшего роста и расширения торговли. Эти возможности в основном определяются двумя чертами нового хозяйственного уклада, формирующегося в степях.

Во-первых, все более обособляющаяся и усиливающаяся прослойка племенной знати систематически предъявляет спрос на предметы роскоши, как, например, художественные изделия, предметы из драгоценных металлов, парадное оружие, стремясь и чисто внешне в своем быту выделиться из среды рядовых своих соплеменников. В предшествующее время подобный спрос находился в зачаточном состоянии.

Во-вторых, та же самая племенная знать с развитием новых отношений получает в лице военнопленных — рабов в свои руки товар, могущий служить эквивалентом при меновой безденежной торговле, наряду со скотом и продуктами животноводства. Нет сомнения, что в конкретных исторических условиях VII–VI вв. до x. э. скорее всего именно возможность приобрести рабов могла привлечь иноземных торговцев с юга в страны северного Причерноморья[52]. В предшествующее же время местные племена не могли систематически поставлять рабов, так как самый институт рабства, при ничтожном значении военных столкновений, не мог здесь еще получить сколько-нибудь заметного развития.

Только учитывая охарактеризованный переход степняков на высшую ступень варварства, мы поймем исторические события VII в., сыгравшие такую большую роль в жизни переднеазиатских стран, события, выразившиеся в киммерийском, а затем в скифском погроме, ярко и красочно описанных в клинописных источниках и в Библии.

Вспомним, что киммерийцы впервые упоминаются в ассирийских источниках еще во 2-й половине VIII (в. под именем «гимирри» и локализуются к северу от Урарту, т. е. в Закавказье. Несколько позже они передвигаются на юг, нападают на подвластные Ассирии области, а затем ассирийцами, призывающими на помощь себе скифов («ашкузай»), оттеснивших киммерийцев на юг, вытесняются на запад, в Малую Азию. Здесь киммерийцы на довольно долгое время подчиняют себе Лидию, Синоп и некоторые другие районы, но терпят поражение в Киликии.

Скифы, в свою очередь, проникли в Переднюю Азию, по ассирийским источникам, с севера, из Закавказья, через владения Урарту. После вытеснения киммерийцев на запад, конные орды скифов, отчасти, по-видимому, в союзе с Ассирией, проникают далеко на юго-запад, до Палестины и границ Египта (около 625 г.)[53]. Во время осады Ниневии мидийцами (612 г. до х. э.) они приходят в столкновение с последними и, по видимому, совершают набег на Мидию. В конце концов — в начале VI в. до х. э. — скифы в Передней Азии уничтожаются мидийцами и только название местности Сакасене в Каппадокии еще в течение долгих столетий напоминает об их пребывании здесь.

В дальнейшем инициатива в борьбе с кочевниками полностью переходит в руки консолидировавшегося в великом ахеменидском государстве древневосточного мира, о чем свидетельствуют последний поход Кира против массагетов в Средней Азии (529 г. до х. э.) и поход Дария I через Фракию в степи правобережной Украины против скифов (около 513 г. до х. э.)

Совершенно несомненно, что в походах киммерийцев и скифов в страны Древнего Востока, мы имеем перед собой одно из ярчайших проявлений завершившегося перехода степняков-скотоводов на высшую ступень варварства, связанного с переходом к кочевой системе хозяйства. Несомненно, что с этого момента в историческом развитии степных племен возникают и технические возможности и экономическая необходимость, в целях прокормления стад, значительных передвижений в относительно широких территориальных пределах. Ранее неизвестные, не вызывавшиеся тогда никакими социальными или экономическими причинами, эти передвижения сейчас приводят к борьбе за пастбища, к грабежу стад соседних племен, к развитию чисто военных захватнических походов и войн. Набеги киммерийцев и скифов на юг, в пределы развитых культурных стран Древнего Востока, несомненно, не были единственными такими походами. Подобные же походы безусловно имели место и в пределах самой степной полосы, где относительно спокойное развитие оседлых племен на два с лишним тысячелетия сменяется бурными событиями кочевнического периода. И эти, нам конкретно-исторически неизвестные, события в степях и переднеазиатские походы киммерийцев и скифов явились, таким образом, закономерным результатом местного исторического процесса в степях Восточной Европы и Азии. Походы на юг представляют собой только отдельные эпизоды этого процесса, отдельные волны происходивших в степях движений, наиболее далеко перехлестнувшие через границы степной полосы, благодаря этому попавшие в поле зрения древневосточной исторической традиции и потому известные нам более или менее подробно.

Для нашей темы имеют значение не те или иные детали и отдельные события кочевнических погромов Передней Азии, а прежде всего самый факт этих движений, их военный характер и хронологические рамки.

Далее возникает вопрос о связи этих движений со странами северного Причерноморья. Несомненно, что в переднеазиатских походах принимали участие кочевники Закавказья, где «скифский» элемент, после лингвистических работ Н. Я. Марра, прослеживается все более широко. Не исключено также и предполагавшееся иногда участие в этих событиях кочевников Средней Азии, чему основание видели в указании Геродота (IV, 11) о движении скифов в Киммерийскую землю под давлением массагетов. Однако решающее значение в этом вопросе имеет для нас свидетельство Геродота о том, что киммерийцы из северного Причерноморья бежали в Азию вследствие нападения на них скифов и что сами скифы, вслед за киммерийцами, через Кавказ вторглись «в Мидийскую землю» (IV, 12). Наряду с этим Геродот передает и другое известие об уходе киммерийцев на запад, за реку Тирас (Днестр), т. е. во Фракию (IV, 11). Оба эти рассказа, передающие живую историческую традицию, державшуюся в середине V в. в туземной среде нижнего Приднепровья, заслуживают нашего доверия. Несмотря на множество связанных с ними неясных вопросов, останавливаться на которых здесь не место, основные черты исторической обстановки этими рассказами переданы верно: население степей (и киммерийцы[54] и скифы) находится примерно на одном уровне развития; между племенами кочевников происходит постоянная борьба. Вторгнувшиеся с востока (другой вопрос — откуда и насколько издалека) в Приднепровье скифы вытесняют киммерийцев, уходящих частью во Фракию, частью же через Кавказ в Переднюю Азию, причем в последнем направлении вслед за ними движется часть скифов.

Таким образом, мы имеем все основания утверждать, что в VII в. какая-то часть племен северного Причерноморья, во всяком случае военные отряды из их состава, непосредственно, столкнулась со странами Древнего Востока проникнув через Кавказ в Переднюю Азию.

Все сказанное приводит нас к заключению, что в VII в. сложились все условия для значительно более интенсивных межплеменных сношений, чем в более раннее время, причем, с одной стороны, внутреннее развитие местных племен северного Причерноморья создало предпосылки для постоянно действующей меновой торговли, а с другой стороны, то же самое развитие привело эти племена и к военным столкновениям с окружающим их миром.

VI. Сношения северного Причерноморья со странами юго-востока в VII–VI веках

Обратимся теперь к археологическому материалу и постараемся проследить по нему, как развились внешние связи и сношения племен северного Причерноморья в VII в. до х. э.

При этом мы так же, как и в отношении более ранних периодов, рассмотрим отдельно находки, свидетельствующие о связях с юго-востоком, с Кавказом и расположенными южнее его странами, и с юго-западом, откуда именно в VII в. впервые в рассматриваемую область проникают наиболее ранние греческие изделия.