Холодный мир - Риддл А. Дж.

– Об оружии речь не идет.

– Тогда вот наши условия. Нет оружия – нет Педро Альвареса. Живым, по крайней мере.

В ответ долгая пауза, и, наконец, ответ: «Ждите».

Ожидание тянется, похоже, целую вечность, прежде чем из рации раздается: «Хорошо, вы получите свое оружие».

– Отлично, но нам не нужны эти стариковские «пукалки». Я говорю о полуавтоматах, и чтобы побольше патронов. По одному на каждого, из моих… – он останавливается, чтобы посчитать, – семнадцати людей. И верните нам всех, кого вы повязали в ходе своего акта агрессии, естественно, с оружием. – Он все больше распаляется, не в силах сдержаться. – И бросьте каждому свободную винтовку, две гранаты и семь гранатометов.

Переговорщик от Национальной гвардии нехотя соглашается. За несколько часов заключенные успевают проверить всю тюрьму на предмет спрятавшихся охранников, засад и мин-ловушек. Лишь убедившись, что Эджфилд пуст, нас с Педро выводят из прачечной под конвоем, окружив со всех сторон.

Выйдя во двор, я вижу, что солдаты стоят за баррикадами и БМП. Дальше них – остальные заключенные, а перед баррикадами – приготовленные ящики с оружием.

– Покажите оружие! – кричит Карл.

Вперед выходит гвардеец с полосками на рукаве, открывает ящик и, вытащив среднюю с виду винтовку, производит выстрел в воздух.

– Высыпай все на землю, бери винтовку. Нет, две, – кричит Карл. – И покажи еще раз.

А у него определенно есть мозги.

Гвардеец бросает взгляд человека с эмблемой серебряного орла на шлеме, ожидая подтверждения. Ответом ему служит кивок, после чего гвардеец проходит вперед и поднимает другую винтовку, однако Карл кричит, чтобы он взял следующую. О да, он действительно умен, однако после того, как гвардеец стреляет из каждой, становится понятно, что они обе исправны.

Да о чем они только думают, вооружая тюрьму? Это же кошмар.

Когда начинается обмен, я словно парализован. Заключенный, держа Педро и угрожая ему ножом, выходит вперед, но останавливается на полпути, ожидая, пока Нацгвардия отпустит остальных. Осужденные бегом кидаются через двор, хватают ящики с оружием и бросаются обратно. Но парень, который держит Педро, не двигается.

– Отпусти его! – кричит командир Нацгвардии в громкоговоритель.

– Отпустим! – звучит ответ Карла, но никаких приказов не следует.

Я чувствую, что у меня вспотели ладони. Отпусти его.

Добежав назад, заключенные бросают ящики на землю и быстро раздают остальным оружие. Вскинув его вверх, приспешники Карла кричат так, как будто только что выиграли Суперкубок[4], а потом наставляют винтовки на первую шеренгу гвардейцев.

– Хорошо, отпустите нашего гостя, – наконец произносит Карл по рации.

У меня словно падает груз с плеч, когда Педро делает шаг вперед. Дойдя до баррикады, он оборачивается и ищет в толпе заключенных мои глаза. Я уверен, что знаю, о чем он думает: если он останется верным своим убеждениям и потребует отпустить меня, то, возможно, все получится.

В ответ я мотаю головой. Теперь у них столько оружия, что любая перестрелка превратится в кровавую баню.

Прежде чем ему удается что-то сделать, гвардеец втаскивает его за баррикаду, а заключенные, как и в прошлый раз, отступают назад, по-прежнему держа на прицеле военных.

Они втаскивают меня обратно в ворота тюрьмы, и я вынужден подчиниться. Похоже, моя судьба решена чуть меньше, чем полностью.

Меня запирают в камере, что, с точки зрения удобства, является большим шагом назад – раньше я жил с двумя другими заключенными в слабо охраняемой палате, похожей на общежитие. Но я все-таки еще жив.

Лежа на нижней койке, я вижу, как у камеры останавливается охранник, который угрожал мне ножом. Ухмыляясь, он держит в одной руке винтовку, а в другой – стакан с домашним вином и смотрит молча, будто я животное в трогательном зоопарке.

Я бы поблагодарил его за такой проявленный интерес ко мне, но, думаю, шутку он не оценит. Так что лучше не злить моих похитителей.

Вместо этого я таращусь на днище верхней полки и думаю, что, по странному стечению обстоятельств, я теперь последний заключенный Федерального Исправительного Учреждения Эджфилд – места, откуда я мог легко сбежать. Но теперь меня убьют мои бывшие сокамерники, а если не они, то это сделает Долгая Зима.

Возможно, эту сторону человеческой природы я пока так и не понял.

9

Эмма

Представьте себе игру в дартс, ставка в которой – ваша жизнь. Да, и мишень двигается, а дротик – это вы.

Вот на что это похоже.

Капсула покачивается из стороны в сторону, маневровые двигатели то и дело корректируют ее местоположение.

«ПРЫГАЙ», – гласило послание.

Логику я понимаю: нужно отстегнуть себя от МКС и запрыгнуть внутрь капсулы. При этом ближе ее подвести невозможно – одно неверное движение, и меня или размажет между остатками станции и бортом спасательного судна, или разорвет напополам, или парализует.

Смысл в том, чтобы отстегнуться от МКС и совершить прыжок максимально быстро. Назовем это «вариант дротика». Если я промахнусь, то просто улечу в космос. Мои соотечественники так установили капсулу, что я нахожусь между ней и Землей, так что если промахнусь, то хотя бы не сгорю в атмосфере. Хотя вариант этот – так себе.

Не желая становиться дротиком, я выбираю другой вариант. Назовем его «умным»: вместо того чтобы улететь в черноту космоса, я встречусь с капсулой на полпути.

Я отцепляюсь от обломка МКС, мягко отталкиваюсь и отправляюсь в свободный космический полет, дюйм за дюймом приближаясь к капсуле. Должна сказать, что состояние довольно беспомощное: как будто идешь по канату без страховочной сетки под тобой.

Капсула все ближе и из-за постоянных выхлопов маневровых двигателей похожа на подкрадывающегося дракона. Огненные струи ускорителей выстреливают все чаще, и я буквально вижу, как человек в центре управления, пытающийся дистанционно удержать эту махину, обливается потом. Как и я.

Двадцать футов.

Курс точен.

Пятнадцать.

Меня сносит влево.

Десять.

Слишком мимо. Я могу ухватиться за край и втянуть себя внутрь.

Расстояние еще больше, и я теперь разве что слегка задену борт, но двигатели вспыхивают ярче, чем прежде, и капсула бросается мне навстречу.

Все происходит за секунду: меня захватывает рот стыковочного узла, и я падаю на пол уже внутри капсулы.

Вокруг белые стены, к которым пристегнуты инструменты, а вместе с ними – огромная табличка, на которой от руки написано следующее:

ОТ ТВОИХ ДРУЗЕЙ

НА ЗЕМЛЕ

С ЛЮБОВЬЮ

На какой-то момент я замираю, а потом меня сотрясают рыдания. Впервые с момента аварии на МКС я думаю, что выживу.

10

Джеймс

Этой ночью они празднуют, и Федеральную Тюрьму Эджфилд я такой никогда не видел. Орет музыка, вооруженные до зубов заключенные пьют, дерутся или играют в карты и кости. Они выгребли из столовой все, что нашли, и теперь пол завален мусором. Эти люди большую часть своей взрослой жизни находились в камерах, и наконец-то они почувствовали себя беззаботными.

Но к утру все были мертвы.

Я понял это, потому что стало слишком тихо. Звуки пропали перед самым рассветом, и я даже встал с койки, поскольку, честно говоря, был уверен, что это моя последняя ночь на Земле, и хотел умереть стоя. Однако за мной никто не пришел. Видимо, они думали, что для этого у них впереди полно времени, но к счастью для меня – они ошиблись.

Солнце уже взошло, и со своей койки я видел, что двор усыпан телами. Они не были застрелены снайперами или взяты штурмом, а просто умерли. Что бы там ни убило их, меня оно не тронуло. По крайней мере, пока.

Шаги эхом отдаются в пустой тюрьме. Еле слышное «тук-тук-тук» переходит в рокот, и то и дело слышен хор голосов, подхватывающих друг за другом: «Все чисто!»