Сингапурское чудо: Ли Куан Ю - Коллектив авторов

Хотя Сингапур разделяет с Китаем многое в главном философском наследии конфуцианства, мы за последние 40 лет постарались сделать английский язык нашим первым языком, а китайский вторым. Почему? Это, разумеется, не случайно и не без возникновения мощной оппозиции. Мы поступили таким образом, чтобы открыться перед миром и дать себе возможность включиться и принять главные силы открытий, изобретательства и креативности, которым дает толчок не только язык, но и ментальность английского языка.

Мы смогли это сделать в маленьком городе-государстве при наличии сильного руководства. Несмотря на то что я однажды посоветовал одному китайскому руководителю сделать английский язык первым языком в Китае, вполне понятно, что это нереально для такой великой и уверенной в себе страны и культуры. Но в этом заложен серьезный недостаток[30].

Какова срочность достижения лидерства в понимании руководства Китая по отношению к своему региону и за его пределами?

Китайцы не торопятся сместить США с их позиции державы номер один в мире и брать на себя бремя, являющееся неотъемлемой частью этой позиции. Пока их вполне устраивает положение участника большой группы по примеру Группы 20 (Группы двадцати), в которой их взгляды будут восприниматься со всей серьезностью, а экономические интересы будут обеспечиваться, в то время как ответственность будет разделяться на 20 участников группы[31].

При том что отсутствуют скептические голоса, призывающие Китай двигаться с большой скоростью к установлению превосходства, требующего соответствующего такому статусу уважения, основой общего понимания среди руководителей является осторожность и консерватизм. Они действуют, придерживаясь принципа консенсуса, и имеют долгосрочную программу. В то время как некоторые считают, что XXI век будет принадлежать Китаю, другие ожидают, что это столетие Китай разделит вместе с США, пока будет идти созидание основ для следующего столетия, которое будет принадлежать Китаю[32].

Каким образом, по мнению руководителей Китая, изменится роль США в Азии по мере превращения Китая в державу номер один?

Руководство понимает, что, будучи лидирующей державой в регионе на протяжении 70 лет после Второй мировой войны, США обеспечивали стабильность, давшую возможность беспрецедентного роста многих стран, включая Японию, азиатских «тигров» и сам Китай. Китай понимает, что ему нужен доступ на рынки США, к американским технологиям, возможностям для китайских студентов учиться в США и привозить с собой в Китай новые идеи о новых перспективах. Поэтому он не видит пользы в столкновении с США в ближайшие 20–30 лет, чтобы не ставить под угрозу эти выгоды.

Более того, его стратегия заключается в том, чтобы расти в этих рамках, выжидая благоприятное время, пока он не станет достаточно сильным для пересмотра этого политического и экономического порядка.

Если речь вести о сфере безопасности, то китайцы понимают, что США так много в нее вложили и создали такие преимущества, что прямые вызовы будут тщетными. Но только до того времени, когда Китай обгонит США в развитии и применении технологии, которую они изобретут в своем противостоянии США в военной области[33].

Из-за чего американцы собираются сражаться с Китаем? Из-за контроля над Азией? Китайцам нет необходимости сражаться за Восточную Азию. Медленно и постепенно они будут расширять свои экономические связи с Восточной Азией и предлагать ей свой рынок в 1,3 миллиарда потребителей…Экстраполируйте этот фактор на следующие 10, 20 лет: они окажутся главным импортером и экспортером всех восточноазиатских стран. Как американцы могут конкурировать в торговле?[34]

Я не предвижу, чтобы американцы ушли из Азии. Но я вижу наращивание китайской мощи. Китайский подход заключается в следующем: мы не против вас; мы приветствуем американское присутствие – поскольку они знают, что не смогут заместить американцев, да и страны в регионе приветствуют американцев. Посему они просто ждут и все более наращивают силы. В экономическом и в военном плане они по технической оснащенности не сравняются с американцами еще на протяжении 100 лет, но асимметрично они могут нанести огромный ущерб американцам[35].

Есть ли вероятность сохранения исчисляемого двузначными цифрами роста, который Китай поддерживал в течение трех десятилетий, на последующие несколько десятилетий?

На протяжении последних трех десятков лет экономика Китая росла феноменальными темпами в 10 процентов в год, иногда даже превышая 12 процентов. Сможет ли Китай поддерживать такие высокие темпы роста, по крайней мере, еще одно десятилетие? Полагаю, что сможет. Китай начинает с «низкого старта», а его 1,3 миллиарда внутренних потребителей будут поддерживать темпы на высоком уровне, потому что растут их чистые доходы[36].

Станет ли Китай демократическим?

Нет. Китай не собирается становиться либеральной демократией; если он это сделает, он рухнет. В этом я вполне уверен, и китайская интеллигенция тоже понимает это. Если вы считаете, что в Китае намечается какого-то рода революция, вы ошибаетесь. Где сейчас студенты с площади Тяньаньмэнь? Они не у дел. Китайский народ хочет возрожденный Китай[37].

Может ли он стать парламентской демократией? Такая вероятность существует в отношении сельской местности и небольших городков… Китайцы боятся хаоса и будут всегда ошибаться из-за излишней своей осторожности. У них будет длительный эволюционный процесс, но есть вероятность увидеть такие перемены. Транспортные перевозки и связь стали намного быстрее и дешевле. Китайский народ будет сталкиваться с иными системами и культурами, другими обществами во время своих поездок, через Интернет и смартфоны. Одно очевидно: нынешняя система не останется неизменной на предстоящие 50 лет[38].

Для достижения модернизации Китая его коммунистические руководители готовы испробовать различные методы, за исключением демократии и принципа одного лица и одного голоса при многопартийной системе. Их два основных возражения состоят в следующем: Коммунистическая партия Китая должна обладать монополией на власть, чтобы обеспечивать стабильность, и они очень сильно боятся нестабильности многопартийных свободных дискуссий, которые могли бы привести к потере контроля со стороны центра над провинциями с ужасными последствиями, подобно периоду правления милитаристов в 1920-е и 1930-е годы[39].