Обманутая, но торжествующая Клио - В Козлов

В более подробном отчете делегации подтверждался этот вывод, причем здесь раскрывались детали проведенного расследования. Из него следует, что делегация, в составе которой находились лица, знающие основные рабочие языки Коминтерна — русский и немецкий, ознакомилась с регистрацией исходящей корреспонденции, перепиской с британской компартией, протоколами Исполкома Коминтерна, порядком ведения делопроизводства в нем, встречалась с сотрудниками его аппарата и однозначно пришла к убеждению, что "письмо Зиновьева" является грубой фальшивкой. Здесь же утверждалось, что делегации удалось обнаружить "возможный источник, которым пользовались авторы подлога" (он не указан)[38].

В мае 1925 г. Генеральный совет британских профсоюзов сделал специальное заявление в связи с докладом своей делегации о пребывании в Москве. В нем констатировалось, что "делегация профсоюзов в Москве полностью расследовала вопрос об аутентичности так называемого "красного письма" в той мере, как это зависело от России". Упорное молчание британского правительства на предложение официального расследования обстоятельств его появления британские профсоюзы рассматривали как косвенное подтверждение политического заговора против компартии Великобритании[39].

Таким образом, эпопея с "красным письмом" Коминтерна закончилась, как и начиналась, ответственными политическими декларациями. Можно твердо заключить, что в том виде, в каком "письмо" было опубликовано и приложено к официальной ноте МИД Великобритании, его в природе действительно не существовало.

Имеется значительная литература, посвященная выяснению автора (или авторов) фальсификации, а также способам ее легализации. Совсем недавно она была проанализирована с привлечением части рассекреченных архивных материалов британского происхождения Джил Беннет в ее книге "Наиболее экстраординарное и мистифицированное дело. Письмо Зиновьева 1924 г." Проделав большую и кропотливую работу, автор в конце концов была вынуждена признать: "Ранее уже достаточно было сказано для того, чтобы определить, что, хотя нам недоступны никакие неопровержимые доказательства, весьма невероятно, что письмо было написано самим Зиновьевым, и, что гораздо более вероятно, что оно было подделано лицом или лицами, которые были хорошо знакомы с механизмом Советского правительства и в особенности Коминтерна; которые хорошо знали международное разведывательное сообщество, что позволило им переправить письмо как подлинник и убедительно заверить его подлинность путем помещения его в регулярный канал информации; и которые были уверены, что в Британии имелись заинтересованные группы, которые могли использовать подделку в дальнейшем, преследуя собственные интересы в причинении вреда лейбористскому правительству и препятствовании ратификации англо-советского договора".

Признавая, что "история (с "письмом Зиновьева". — В.К.) остается незавершенной"[40], Джил Беннет тем не менее решительно отрицает какую-либо причастность консервативной партии Великобритании и британской Секретной службы к его фальсификации с целью дискредитации лейбористского правительства, Коминтерна и большевиков. В частности, на основе рассекреченных документов она показала, что Секретная служба после получения английского перевода с копии письма пыталась неоднократно через своих агентов найти подтверждение его достоверности.

Осторожно скажем, что причастность спецслужб к этому делу не невероятна, равно как очевидны мотивы ее изготовления и выбор времени введения в общественный оборот. Подлог сыграл свою политическую роль накануне выборов в британский парламент, а после этого в течение нескольких месяцев сам факт его легализации, внутриполитические и международные последствия служили поводом для политической борьбы в британском обществе. Разумеется, само содержание "письма" отражало реальные, если не тактические, то стратегические, планы Коминтерна, о чем фактически не раз заявлял Зиновьев. Деятели Коминтерна и советское правительство в этом смысле оказались в сложном положении. Признать эти планы официально они не могли, как не могли категорически отвергнуть концептуальные устремления Коминтерна, боясь осложнений в той части международного рабочего движения, на руководство которой претендовали. Оставалось поэтому отрицать сам факт существования "письма", но не его идеи, и тем самым уводить мировое общественное мнение от того главного, чем было обеспокоено правительство Великобритании. Но и последнее оказалось в двусмысленном положении, использовав откровенную фальшивку в межгосударственных отношениях. Ситуация оказалась патовой для всех сторон, и вздох облегчения по прошествии полугода должен был стать утешением искусственно созданного, но объективно неизбежного политического конфликта. Само же "красное письмо" в наши дни является одним из интересных исторических источников, характеризующих атмосферу, идеологию и политические устремления, а заодно и средства борьбы двух разнополюсных мировых общественных систем.

"Письмо Зиновьева" и "открытия" Синклтона стали самыми громкими скандальными документами середины 20-х годов. Но они оказались не единственными. В апреле 1925 г. болгарские газеты поместили тексты и фотокопии, по крайней мере, трех документов, приписанных Коминтерну, которые затем были перепечатаны большинством ведущих газет Западной Европы. Все они выполнены на бланках Коминтерна на русском языке, снабжены подписями, резолюциями, штампами контроля исполнения, исходящими и входящими номерами, датами.

Один из них, датированный 12 марта 1925 г., за номером 2960 представлял собой директиву "Центральной секции Отдела внешних сношений" ИККИ за подписью генерального секретаря отдела А.Дорота. В ней сообщалось, что "балканская коммунистическая федерация" утвердила постановление о приведении в исполнение приговора над Русиновым и Гаржичем и поручает его исполнение работникам "оперативно-террористического отдела" Мотько и Кашемирову. Кроме того, директива объявляла мобилизованными с 15 апреля всех работников "контроля балканского центра", определяла порядок получения оружия, пользования шифровальной связью и в заключение предупреждала о том, что "малейшее нарушение боевых приказов наказывается смертью на месте"[41]. Фальсификаторы, пытаясь придать большую достоверность своему изделию, допустили несколько непростительных промахов. Изображения серпа и молота никогда не было в символике Коминтерна. Как международная организация, Коминтерн принципиально не мог иметь "Отдела внешних сношений".

Не менее показательным оказался и второй документ — от 22 апреля 1925 г., подписанный "Генеральным секретарем Коминтерна" Р.Стюартом и адресованный "начальнику Балканского оперативного центра", а также "заграничным делегациям РКП(б)" в Варшаве, Праге, Берлине, Вене, Бухаресте, Константинополе и Афинах. В нем сообщалось, что Исполком Коминтерна поручил Георгию Димитрову "руководительство всеми внешними и внутренними боевыми операциями как военного, так и политического характера" в Болгарии, а М.Красовского назначил начальником штаба Балканского общеоперативного центра. Далее подтверждалась программа и тактика действий Балканского оперативного центра, изложенная в ряде предшествующих инструкций Коминтерна с указанием их дат и исходящих номеров. Подчеркивалась главная стратегическая цель работы Балканского оперативного центра — "в отношении руководительства общеполитическим положением добиваться, путем углубления революционных действий повстанческих групп, таковых результатов, которыми являлось бы неизбежное падение Цанковского кабинета и создавалась бы в отношении нового кабинета, если не будет сменен немедленно Революционным правительством, ситуация неизбежной политической амнистии, которую следует немедленно же учесть, как наиболее могущественное пополнение наших активных кадров". Кроме того, здесь же сообщалось об организации повстанческих отрядов и о подготовке "общесогласованного румынско-польско-чехословацкого и общебалканского выступления комфронта Юж[ной] Европы, намеченного к периоду окончания сбора хлебов текущего года"[42]. Письмо было написано на бланке, в правом верхнем углу которого помещен герб в виде пятиконечной звезды, обрамленной колосьями и частью зубчатого колеса, имело делопроизводственную помету, штампы, указание на номер экземпляра и оригинальную подпись. Иначе говоря, все эти аксессуары, в отличие от оформления "письма Зиновьева" и других сопровождавших его подделок, были призваны создать у читателей впечатление того, что перед ними некий оригинал — третий экземпляр директивы, направленной Коминтерном.

Однако авторы фальшивки и здесь допустили ряд промахов. Стремясь подчеркнуть связь Коминтерна с деятельностью ВКП(б) и советского правительства, они в качестве одного из реквизитов фальшивой директивы указали нахождение Коминтерна в Кремле, тогда как в то время он размещался на углу Воздвиженки и Моховой. Названные в директиве "заграничные делегации РКП(б)" не существовали в природе: они были перепутаны, очевидно, с ячейками РКП(б), существовавшими в советских учреждениях за рубежом. Равным образом фальсификаторы допустили промах, назвав центральные комитеты коммунистических партий центральными исполнительными комитетами, а также обозвав действительно существовавшую Балканскую коммунистическую федерацию Балканским оперативным центром. Неверно они воспроизвели и бланк Исполкома Коминтерна, поместив на нем герб, никогда не существовавший у этой организации. В его основу был положен официальный герб Моссовета с внесением в него ряда изменений: удалены буквы "Р.С.Ф.С.Р." вверху и текст "Московский Совет Раб., Солд. и Кр. Деп." внизу, вместо которого поставлены три звездочки. Фантастической оказалась и подпись под директивой: уже с июля 1924 г. Исполком Коминтерна не имел Генерального секретаря, и, кроме того, никакой Стюарт никогда не занимал этой должности.