Сентябрь - Розамунда Пилчер

Она смолкла. Только тогда Ноэль переспросил:

— Черитон?

Алекса вздохнула.

— Да, — голос ее звучал так обреченно, что можно было подумать, она признается в тяжком преступлении.

— Редкая фамилия.

— Да.

— И довольно известная.

— Да.

— Сэр Родни Черитон?..

— Это мой дедушка. Я не намеревалась сообщать вам, это выскользнуло случайно.

Так вот в чем дело! Загадка разрешилась. Все нашло объяснение: деньги, богатый дом, мебель, картины… Сэр Черитон, ныне покойный, был основателем финансовой империи, раскинувшей свои владения по всему миру; в шестидесятые и семидесятые годы его имя не сходило со страниц «Файненшл таймс». Значит, дом этот был домом леди Черитон, а симпатичная маленькая кулинарка, точно школьница уютно устроившаяся в кресле напротив, ее внучка.

Ноэль не мог скрыть своего изумления.

— Кто бы мог подумать!

— Обычно я не сообщаю людям, кто мой дед. Никакой особой гордости за него я не испытываю.

— Но вы должны испытывать! Он был финансовый гений.

— Это вовсе не значит, что я не люблю его. Он был всегда добр ко мне. Но все эти банки и компании, которые сливались и становились все больше и больше… Я бы предпочла, чтобы они становились все меньше и меньше. Я люблю маленькие лавочки на углу, где мясник называет тебя по имени. Мне не по себе от мысли, что людей заглатывают какие-то чудовища — их уже просто не видно или их выбрасывают на улицу.

— Но вряд ли мы можем вернуться в прошлое.

— Это я понимаю. Мой отец говорит то же самое. Но у меня сердце разрывается, когда сносят целый ряд нормальных человеческих домов и вместо них вздымается ввысь еще одна кошмарная административная громада, с черными окнами, словно гигантский инкубатор. Потому я и люблю Шотландию. Страткрой, деревня, в которой мы живем, совсем не меняется. Ну разве что миссис Мактаггарт решила, что больше уже не может стоять за прилавком, и удалилась на покой, и ее лавочку купила пакистанская семья. Их фамилия Ишхак, очень славные люди, женщины у них одеваются в красивые яркие шелка. А вы были когда-нибудь в Шотландии?

— В Сазерленде, рыбачил на Ойкеле.

— Хотите посмотреть на наш дом?

Он не признался, что уже хорошо его рассмотрел.

— Хочу.

Алекса в очередной раз спустила пса на пол и встала. Ларри с недовольным видом уселся на каминном коврике — ему явно надоели эти вставания. Алекса взяла фотографию и вручила ее Ноэлю.

Выждав приличную паузу, он сказал:

— Красивый дом. Наверное, в нем очень приятно жить.

— Вы угадали. А это спаниели моего отца.

— Как фамилия вашего отца?

— Эрд. Эдмунд Эрд.

Алекса поставила фотографию на место. Взгляд ее скользнул по циферблату золотых часов, стоявших посередине каминной полки.

— Однако уже девятый час.

— Боже мой! — Ноэль сверился со своими часами. — Да, верно. Мне пора идти.

— А надо ли вам уходить? Я хочу сказать — я могу что-нибудь приготовить и накормить вас ужином.

Против такого предложения трудно было устоять. Ноэль из вежливости начал было отказываться, но в голосе его не было твердости.

— Могу поручиться — дома у вас никакой еды нет. Вы ведь только что прилетели из Нью-Йорка. А для меня приготовить что-нибудь вкусное — одно удовольствие.

По выражению лица Алексы Ноэль понял, что ей хочется, чтобы он остался. Да и у него уже давно сосало под ложечкой.

— У меня в запасе отбивные из молодого барашка.

Это решило дело.

— Что может быть вкуснее бараньих отбивных! — сказал Ноэль.

Алекса просияла.

— Прекрасно! Я не простила бы себе, если бы вы ушли от меня с пустым желудком — вот так гостеприимная хозяйка! Посидите здесь или пойдете со мной на кухню и посмотрите, как я готовлю?

Если он не встанет с этого кресла, то уснет. К тому же ему хотелось разглядеть дом во всех подробностях. Ноэль поднялся с кресла.

— Пойду посмотрю, как вы колдуете.

Кухню Алексы он представлял себе заранее: не ультрасовременная, нет, но очень уютная, с какими-то неожиданными вещами. Кажется, что ее не планировали заранее, она сама собой обустроилась с годами. Пол выложен плиткой, но в двух-трех местах постелены циновки; светлые буфеты из простого дерева. Под окном, в которое виднеются кусочек улицы и ступеньки крыльца, — широкая фаянсовая раковина. Стена за ней выложена сине-белым кафелем и такой же кафель в простенке между буфетами. Свидетельства профессии хозяйки были налицо: шеренга медных кастрюль, внушительная разделочная доска, выдвижная мраморная, для раскатывания теста. Пучки трав, подвешенные к полкам, вязанки лука и свежая петрушка в кружке дополняли картину.

Алекса надела поверх толстого свитера большой синий с белой каемкой фартук, как у мясника, завязала сзади тесемки и стала совсем бесформенной, только обтянутая синими джинсами попка выглядывала из-под фартука.

Ноэль спросил, не потребуется ли его помощь.

— В общем-то, нет, — она уже включила гриль. — Разве что откупорите бутылку вина. Вы будете пить вино?

— А где оно стоит?

— Вон там… — она повела головой, руки были заняты, — бутылки стоят на полу. Холодной кладовки у меня нет, за морозильником самое холодное место.

Ноэль отправился в глубь кухни. Там под арочным сводом было подсобное помещение. Чем оно служило раньше, неизвестно, вполне возможно, небольшой буфетной, но сейчас здесь стояло несколько сияющих белизной электроприборов: посудомоечная машина, стиральная машина, высокий холодильник и большая морозильная камера. Наполовину застекленная дверь в задней стене вела в садик. Возле двери стояли пара резиновых сапог и длинный деревянный ящик с садовым инвентарем, на крюке висели старый плащ и выгоревшая шляпа. Точно в деревенском доме.

Ноэль нашел за морозильником стеллаж с винами и, присев на корточки, подробно его рассмотрел. Неплохой подбор. Он взял бутылку божоле и вернулся на кухню.

— Как вы отнесетесь к этому?

Алекса взглянула на бутылку.

— Отлично. Достаточно выдержанное. Штопор в ящике буфета. Если вы откупорите его сейчас, оно успеет надышаться.

Ноэль нашел штопор и вытащил пробку. Она вышла мягко и чисто, и он поставил открытую бутылку на стол. Больше делать ему было нечего, он сел к столу и взялся за свой стакан с виски — он его еще не допил.

Алекса вынула из холодильника отбивные, подобрала все нужное для салата, достала батон хлеба. Отбивные она уложила на решетку гриля, взяла кувшинчик с соусом. Все это она проделывала ловко, не затрачивая особых усилий. «Она мастер своего дела, поэтому так легки и уверенны ее движения», — подумал Ноэль.

— У вас вид заправского повара, — сказал он.

— А я и есть заправский повар.

— И садовод вы такой же?

— Почему вы спросили?

— Заметил садовые принадлежности у двери в садик.

— Сад я люблю, но он такой маленький, что садоводом меня не назовешь. А вот в Балнеде сад огромный, там всегда дел хватает.

— В Балнеде?

— Так называется наш дом в Шотландии.

— Моя мать была просто одержима садом, — неожиданно для себя сообщил Ноэль. Обычно, если ему не задавали прямых вопросов, он не рассказывал о матери. — Беспрестанно что-то вскапывала, возила навоз в тачке.

— А теперь она уже не занимается садом?

— Она умерла. Четыре года назад.

— Ах, примите мои соболезнования. А где у нее был сад?

— В Глостершире. Она купила там дом и два акра заросшей бурьяном земли. К тому времени, когда она умерла, пустошь эта преобразилась. Сад был такой замечательный, что не стыдно было демонстрировать его гостям…

Алекса заулыбалась. Отбивные жарились, хлеб и тарелки подогревались.

— Мне кажется, ваша мама очень похожа на мою вторую бабушку, Ви. Она живет в Страткрое. Вообще-то, она Вайолет, но все мы зовем ее Ви. Моя мама тоже умерла. Погибла в автомобильной аварии, когда мне было шесть лет.

— Теперь моя очередь выражать соболезнования.

— Я ее не забыла, конечно. Но в памяти остались лишь какие-то отдельные картины. Помню, как она приходила поцеловать меня на ночь, перед тем как уйти в гости. Какие-то воздушные наряды, меха и чудный аромат духов.

— Так рано потерять мать…

— Но все в моей жизни наладилось, могло получиться гораздо хуже. У меня была замечательная няня, Эди Финдхорн. Когда мама погибла, мы уехали в Шотландию и я жила у Ви, в Балнеде. Мне, можно сказать, повезло.

— Отец снова женился?

— Да. Десять лет тому назад. Его жену зовут Вирджиния. Она намного его моложе.

— Злая мачеха?

— Вовсе нет, она очень милая. Мне она, как сестра. И очень красивая. И у меня теперь есть брат Генри. Ему уже почти восемь.

Алекса занялась салатом. Острым ножом что-то резала на полоски и рубила на кусочки. Ноэль смотрел на ее руки, загорелые, ловкие, ногти коротко острижены, без маникюра. Что-то было в них надежное, в этих руках. Он стал припоминать, когда в последний раз сидел вот так на кухне, голодный, в предвкушении вкусного ужина и вина, мирно наблюдая, как женщина готовит для него еду, — и не припомнил.