След на кабаньей тропе - Шарапов Валерий

– Напарник-то твой где?

– Демьян Егорыч? Так он домой пошел. Сказал, что завтра придет в участок и заявление о пропаже лодки все же подаст. Матерился всю дорогу.

Когда Зверев взялся за второй бутерброд и еще горячую картошку, со двора послышался звук мотора. Павел Васильевич выглянул в окно и увидел подъехавшего на мотоцикле Пчелкина, который все это время тоже не сидел без дела, а сопровождал катафалк с телом убитого Войнова аж до самого Пскова. Когда Пчелкин вошел в дом, он, не разуваясь, прошел к столу и поставил на стол армейский вещмешок.

– Все, товарищ майор! Определил я Михал Андреича куда следует! Передал по инстанции, все как положено, а теперь можно и немного расслабиться. Чего это вы тут на сухую сидите? Колька, – обратился к Ломтеву участковый, – ты чего же нас позоришь? Кто же так дорогих гостей встречает?

Ломтев посмотрел на Зверева.

– Так я вроде…

– Что вроде? Неужели не догадался под картошку чего-нибудь посущественнее сообразить?

– Так я ж могу к тетке Шуре сгонять! – засуетился Николай, дернулся было к выходу, но Пчелкин остановил его жестом.

– Не надо к тетке Шуре! – Пчелкин развязал принесенный вещмешок и вынул из него три бутылки «Столичной» и большой пакет с пирожками. – Водку в городе купил, а то у нас тут только самогон да дрянной портвейн в местном сельпо.

– А пироги тоже из города привез? – усмехнулся Зверев.

– Нет! Пироги – это моя Тонька напекла. Я к ней еще перед поездкой заскочил, велел приготовить.

– Так мне Коля сказал, что она у тебя приболела?

– Как приболела, так и выздоровела! Пробуйте, товарищ Зверев, тут разные: есть с капустой, есть с курятиной, а эти с грибами.

Откупорив первую бутылку, Пчелкин продолжал:

– Колька, давай стаканы! Не можем же мы нашего Мишку не помянуть.

Зверев тут же отметил, что грусть в голосе Пчелкина при упоминании о погибшем односельчанине особо не просматривается. Ему определенно не нравился этот сельский милиционер, но Павел Васильевич старался этого не демонстрировать. Евсеев тем временем взял пирожок, а молодой хозяин дома притащил стаканы. Пчелкин сначала налил хозяину на два пальца в стакан, остальную часть бутылки разделил на троих.

– Он у нас малопьющий! – перехватив вопросительный взгляд Зверева, пояснил участковый.

– Да я не о том! А чего ж покойнику не налил, у нас же вроде как поминки? – поинтересовался Зверев.

Пчелкин нахмурился и откупорил вторую бутылку. Он взял еще один стакан, плеснул в него водки и положил сверху кусок хлеба.

– Ну, за Мишку! Земля ему пухом. – Пчелкин опустошил стакан.

После этого участковый сел, вынул вилкой картофелину из котелка и закусил. Остальные, включая хозяина, тоже выпили не чокаясь. Пчелкин взял вторую бутылку и снова налил себе и гостям. Ломтеву, который с трудом проглотил водку и теперь жадно поедал пирожок с капустой, он на этот раз налил еще меньше.

– Ну а теперь, может, за знакомство? – Пчелкин, не вставая, протянул Звереву руку. – Владимир. А вас как, товарищ майор? Или мне так и придется на «вы», да еще и майором вас называть?

– Зови Павлом, чего уж в самом деле. – Зверев ответил на рукопожатие.

Несмотря на относительно средние габариты местного участкового, его рука была очень крепкой и сухой. «Мы ему тут явно как кость в горле, – сделал заключение Зверев. – Спокоен и уверен в себе, но что-то его гложет. Понять бы только, что…»

Пчелкин покивал, щеки его порозовели.

– Лады. Вот и познакомились. А раз так, то вопрос у меня к тебе, Павел.

– Какой же?

– Вижу я, что хоть ты мне и улыбаться пытаешься, а глаза у тебя холодные! Что, не нравлюсь я тебе?

Зверев фальшиво улыбнулся и сказал:

– Может, и так, а может – и нет. Просто не понимаю я тебя, Володенька, вот и сверлю глазами.

– А что ж во мне такого непонятного? Если что непонятно, ты спроси.

– Спрошу. Есть у меня к тебе вопрос. Существенный вопрос.

– Валяй спрашивай. – Пчелкин смотрел в глаза Звереву, не отворачиваясь.

– Про Войнова спрошу. Он ведь у нас местный, как мне сказали? Так?

– Так.

– Большой человек?

– А то как же? Из грязи да в князи выбился.

– И убили его, вероятно, потому что он кому-то дорогу перешел…

Пчелкин засмеялся и прямо руками отломил кусок колбасы.

– Да уж перешел. И много кому перешел.

– Так-так… продолжай!

Пчелкин, кусая колбасу, уже откупоривал третью бутылку.

– Колька! Не рассчитал я чуток, беги-ка к тетке Шуре за самогонкой. Скажешь, что для меня.

Пчелкин снова наполнил стаканы, Николай вскочил и, на ходу накинув висевшую на вешалке фуфайку, выбежал за порог.

– А вот теперь порадовал ты меня, Володя, – на этот раз искренне улыбнулся Зверев.

– Это чем же?

– Тем, что хоть кто-то правду мне сказал. А то мне тут все скопом талдычат, что ваш Войнов чуть ли не ангелом с крылышками числился. Все его, мол, уважали, любили… А ты вот говоришь, что были у него недруги. Итак, кому же наш убиенный дорогу перешел?

Пчелкин снова выпил, занюхал рукавом и зевнул.

– Эх, умаялся я что-то сегодня. Да тут еще Полубудкин этот совсем достал. Тут у нас убийство, а он со своей лодкой.

– Что ж тут такого? Я, например, уверен, что лодку украл наш убийца. Заранее присмотрел, уплыл на ней, а потом в озере утопил. Так что, выходит, что этот Полубудкин – ценный свидетель.

Пчелкин поморщился и снова зевнул.

– Ну может, и так. Просто реально я устал и не только из-за Войнова. Мы ведь тут с Колькой вдвоем на весь район, а у нас тут такое, бывает, случается! Драки, поножовщина, ворье. Народ-то у нас деревенский, напьются и за ножи или за топоры хватаются.

– Ты мне, Володя, это в другой раз расскажешь, а сейчас про Войнова говори.

Пчелкин усмехнулся, вынул из кармана пачку «Казбека», закурил.

– Прав ты, майор, Войнова мало здесь кто любил. Не только после того, как он в большие начальники выбился, всегда его не любили. Был он мужик расчетливый и хитрый. Да, фронтовик, да, орденоносец, герой. Но думаешь, как такие, как он, в большие люди выбиваются?

– Как?

– Да по чужим костям! Войнов не просто так же взлетел.

– А лично ты-то за что его не любил?

– Я-то? – Пчелкин рассмеялся и выпустил через ноздри дым. – А что так заметно?

– Не то слово.

– Да уж… Скажу честно, не хотел я тебе этого говорить, но, пожалуй, скажу. Как ты уже знаешь, местные, да и вся округа, Войнова просто не любили, а я его ненавидел. И вовсе не потому, что был он изрядной сволочью. Другая у меня на то причина была. Не поделили мы с Мишкой в свое время кое-что, а точнее, не кое-что, а кое-кого.

Зверев достал «Герцеговину Флор» и тоже закурил.

– Женщину?

– Точно, бабу мы с ним в свое время поделить не могли. Тонька – жена моя, она же когда-то Мишкиной невестой числилась.

Зверев взял со стола пирожок.

– Та самая, которая эти пироги печет?

«Надо будет с этой Тонькой пообщаться», – подумал Зверев, но Пчелкину решил пока об этом не говорить.

– Любила Тонька ведь его, гада, когда-то! – продолжал Пчелкин. – По-настоящему любила. К свадьбе у них дело шло, но тут война.

Участковый сглотнул, в этот момент открылась дверь, и в хату вошел Колька с наполненной на две трети большой бутылью самогона. Парень поставил бутыль на стол, Пчелкин снова плеснул спиртное, на этот раз только себе, и выпил.

– Тогда мы почти все на фронт ушли. После войны я первый вернулся – в сорок четвертом после ранения, а вот этот Мишка только в сорок пятом явился. А у нас ведь как? Кто первый, того и тапки. Не успел, а значит, накось, выкуси! – Пчелкин указал всем присутствующим фигу и расхохотался.

Пчелкин поднялся из-за стола, его качнуло, мужчина ухватился за стену и побрел к выходу. В сенях он зачерпнул ковшом воды, долго пил и вскоре вернулся за стол.

– Ну вот, пожалуй, и все. Так что, Паша, ответил я на твой существенный вопрос?

– Более чем. – Зверев тоже встал.