Творения, том 5, книга 1 - Иоанн Златоуст

3. Не столько мы умоляем Бога, прося чрез других, сколько сами от себя. Так как Он желает преданности от нас и делает все, чтобы мы доверяли Ему, то когда видит, что мы делаем это сами от себя, тогда особенно и внимает нам. Так Он поступил и с хананеянкой: когда Петр и Иаков ходатайствовали за нее, то Он не удовлетворил прошению; а когда она сама продолжала просить, то Он скоро даровал ей просимое (Мф.15:22). Если Он, по-видимому, несколько и медлил, то поступил так не для того, чтобы эта жена ждала, но чтобы она получила больший венец и продолжением просьбы более приблизилась к Нему. Будем же и мы с усердием обращаться к Богу; научимся, как совершать такое обращение. Не нужно ни ходить в музей [1], ни издерживать деньги, ни нанимать учителей, ораторов или софистов, ни тратить много времени, чтобы научиться такому собеседованию (с Богом); но достаточно только захотеть, и это искусство приобретено. И в этом судилище ты можешь говорить не только за себя самого, но и за многих других. И какая цель этого искусства собеседования? Возношение молитвы.

Нужно приступать к Богу с бодрственным умом, сокрушенною душою и с потоками слез, не просить ничего житейского, желать будущего, молить о духовном, не испрашивать зла врагам, никому не помнить зла, исторгать из души своей все страсти, и таким образом, приступать с сердцем сокрушенным и смиренным, оказывать совершенную покорность, изрекать языком своим благословения, не быть причастным ничему порочному, не иметь ничего общего с общим врагом вселенной, т.е. диаволом. Того, кто говорит с царем о других и в то же время имеет общение с его врагами, наказывают даже внешние (гражданские) законы. Поэтому и ты, если хочешь говорить (с Богом) о себе и других, старайся особенно о том, чтобы не иметь ничего общего с общим врагом вселенной. Таким образом, ты будешь праведным; а, будучи праведным, ты будешь услышан, имея правду своею заступницею. "В тесноте Ты давал мне простор", говорит пророк. Не сказал: Ты прекратил скорби, или: Ты избавил от искушений, но: Ты сподобил меня устоять и "давал мне простор".

Действительно, мудрость и сила Божии открываются особенно из того, что Он не только прекращает скорби, но и в продолжение их подает великое спокойствие. Это и силу Божию показывает, и впадающих (в искушения) делает более любо-мудрыми, когда и дается простор, облегчающий скорбную душу, и не прекращается скорбь, возбуждающая его от лености и избавляющая от всякого усыпления. Но как, скажешь, может быть в скорби "давал мне простор"? Так, как было в пещи с тремя отроками, как было в львином рве с Даниилом (Дан. 3:24; 6:22). Бог тогда не погасил пламени, и однако, сделал, что они были на свободе; не умертвил львов, и однако, сделал, что он был в безопасности; хотя и там в пещи огонь оставался сильно горевшим, и здесь звери оставались зверями, но праведники наслаждались великим спокойствием. Впрочем, можно разуметь "давал мне простор" и иначе, именно: когда душа, огорчаемая искушениями, освобождается от страстей и других многих болезней, тогда она особенно наслаждается спокойствием. Многие, пользуясь благоденствием, предаются безрассуднейшим и мучительным для души их страстям – корыстолюбию, сластолюбию и многим другим порокам; а подвергшись скорби, освобождаются от всего этого и находятся в "просторе". Как страждущие горячкою, если будут удовлетворять своим неуместным пожеланиям, т.е. употреблять в изобилии пищу и вино и тому подобное, то будут чувствовать большее стеснение; а если захотят немного испытать скорбь и потерпеть, то получат великое спокойствие; когда отвергнут то, что производит стеснение, тогда будут наслаждаться совершенным здоровьем, – так бывает и здесь. Ничто обычно не доставляет такого спокойствия, как скорбь, отклоняющая от всех забот житейских. Что было с иудеями, когда они терпели скорби, и когда наслаждались благоденствием? Не больной ли, расслабленной и непостоянной душе свойственно говорить следующее: "сделай нам бога, который бы шел перед нами: с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось" (Исх.32:1)? И напротив, не любомудрой ли и свободной от житейских страстей душе свойственны те слова, которые они высказывали в молитве во время скорбей и которыми приобретали себе благоволение Божие? И этот самый пророк (Давид), когда благоденствовал, то как страдал, угнетался и мучился порочным пожеланием! А когда подвергался скорби, тогда, вы знаете, каким он наслаждался спокойствием: тогда не воспламенялся в нем огонь (страсти), но всякий такой пламень угасал. Подлинно, ничто не причиняет нам столько страданий, как усилившиеся в душе страсти. Все другие бедствия действуют отвне, а эти рождаются внутри: отсюда и происходит особенно великое мучение. Хотя бы весь мир огорчал нас, но если мы не огорчаем сами себя, то ничто не будет для нас тяжким. Следовательно, от нас зависит – испытывать скорби или не испытывать скорбей.

4. А чтобы ты удостоверился и апостольским изречением, какое происходит "простор" от скорби, послушай самого Павла, который о плодах скорби говорит: "от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает" (Рим.5:3-5). Видишь ли неизреченный "простор"? Видишь ли пристань веселия? "От скорби происходит терпение". Что может быть спокойнее человека терпеливейшего и могущего легко переносить все? Что может быть сильнее человека опытного? Что может сравниться с происходящею отсюда радостью? Три радостные последствия, говорит апостол, происходят для нас отсюда: терпение, опытность и надежда будущих благ. О них любомудрствует теперь и пророк, когда говорить: "В тесноте Ты давал мне простор". Сказав: "услышь меня", он говорит, в чем он услышан, именно: не касательно имущества, – потому что ничего подобного он не просил, – не в том, чтобы одолеть врагов, – потому что он не просил и этого, – но касательно спокойствия, бывающего среди скорбей. "Помилуй меня и услышь молитву мою". Что говоришь ты? Выше ты упомянул о правде, а здесь говоришь о милосердии и снисхождении: какая же здесь может быть последовательность? Великая и весьма сообразная с вышесказанным. Хотя бы мы сделали бесчисленное множество добрых дел, мы бываем услышаны по милосердию и человеколюбию (Божию); хотя бы мы достигли самой вершины добродетели, мы спасаемся по милости (Божией). Отсюда мы научаемся, что и при правде нам нужно иметь сердце сокрушенное. Ведь и грешник, если будет молиться со смирением, которое есть частный вид добродетели, может успеть во многом; и праведник, если приступит с гордостью, лишится всех благ. То и другое доказали примеры мытаря и фарисея (Лук.18). Вот почему нужно знать и способ молитвы. Какой же способ – молиться? Научись этому от мытаря, не постыдись иметь его своим учителем; он сделал это дело так совершенно, что простыми словами достиг всего. Так как душа его была хорошо настроена, то и одно слово было достаточно – отверсть ему небо. Как же она была настроена? Он признавал сам себя недостойным, ударял себя в грудь и не смел даже возвести очей на небо. Если и ты будешь молиться таким же образом, то молитва твоя будет легче пуха. Если грешник посредством молитвы сделался праведным, то представь, сколь велик будет праведник, если научится возносить такую же молитву. Вот почему пророк и здесь не указывает просто на самого себя, но на свою молитву. Выше он указывал на правду, а здесь – на молитву: "помилуй меня", говорит, "и услышь молитву мою". Так и Корнилий был услышан потому, что ее имел своею предстательницею: "молитвы твои и милостыни твои", было сказано ему, "пришли на память пред Богом" (Деян.10:4). И действительно, услышаны бывают дела и добродетели, но молитвы не всякие, а только молитвы, совершаемые по закону Божию. Что же это за молитвы? Молитвы, в которых испрашивается то, что даровать прилично Богу, в которых не испрашивается от Него ничего противного законам Его. Но кто, скажешь, так дерзок, чтобы просить Бога об исполнении противного законам Его? Тот, кто просит Его против врагов своих, – потому что это несогласно с постановленным от Него законом. Он говорит: прощайте должникам вашим (Мф.6:12), а ты Его самого, повелевающего тебе прощать, призываешь против врагов своих. Что может быть хуже такого безумия? Молящемуся должно иметь вид, мысли и чувствования униженного просителя: зачем же ты принимаешь на себя другой вид, вид обвинителя? Как ты можешь получить прощение собственных грехов, когда просишь Бога, чтобы Он наказал грехи других? Поэтому, пусть будет молитва твоя смиренною, мирною, имеющею вид приятный и добрый. Такова молитва, совершаемая с кротостью, а не направленная против врагов. Противоположная же этой молитва подобна какой-нибудь пьяной и безумной женщине, бешеной и свирепой. Потому и недоступно для нее небо. Не такова молитва, совершаемая с кротостью; она имеет в себе нечто благопристойное и приветливое, достойное царского слуха, приятное, благозвучное и стройное. Потому она и не изгоняется со зрелища, но бывает увенчанною; она имеет золотые гусли и золотую одежду. Потому она и доставляет удовольствие судье и своим видом, и взором, и голосом; потому никто и не изгоняет ее из обителей небесных. Она наполняет радостью все это зрелище; она есть молитва достойная небес, она есть язык ангельский, так как не говорит ничего горького, но все благоприятное; когда она, приступая просить за оскорбивших и обидевших, тогда и ангелы, предстоя, слушают ее с великим молчанием, а когда она умолкла, то они не перестают восклицать в честь ее, превозносить ее похвалами и удивляться ей. Будем же и мы возносить такую молитву, и тогда, конечно, будем услышаны. Когда мы приступаем к Богу, то не будем думать, что это – обыкновенное зрелище; здесь собрание целой вселенной, или – лучше – горних сонмов небесных, и среди них сидит сам Царь, готовый слушать нашу молитву. Будем же стараться, чтобы она соответствовала зрелищу. Пусть ни один игрок на гуслях или певец на лире, которые бывают так тщательны, когда выступают на сцену, и так боятся, чтобы не произвести какого-нибудь неприятного звука, не превзойдут в этом нас, когда мы намереваемся вступить на зрелище ангелов. А нашим орудием пусть будет язык, не произносящий ничего неприятного, но все стройное и благозвучное, с надлежащим настроением души; и, приступая к Богу, прося и умоляя Его, будем ударять в струны наши за врагов своих, – тогда услышана будет наша молитва и за нас самих.