Агентство «БМВ» - Александр Кашин

Капустинская, глупо хихикая, продолжала гнуть свое:

— Только мы собрались уходить, как завалились дежурные менты — греться. Затарились, конечно. Даже задержанных с собой притащили. Ну и мужики были с ними — умора! Это я о задержанных. Пьяные в лом, а стали ламбаду танцевать — я чуть не обкакалась со смеху! А Борька-то, Борька наш, — захлебываясь от хохота, продолжала повествовать Валентина, — тоже кинулся с ними в пляску. Такие штуки-дрюки вытворял — не поверишь! Ясное дело, менты потом своих зеков выпустили — уж слишком те старались!

Дура пьяная, — незлобиво сказала Марина. — Ты что же, ничего так и не узнала про нашего красавца?

На! — заорала вдруг Валентина, топая ножкой и разражаясь мефистофелевским смехом. — Держи! — Тут она швырнула в подругу пачкой бумажных листков, которые веером рассыпались по полу. — Читай, чучундра! Даже в пьяном виде твоя шефиня способна совершать чудеса. В этом списке все жильцы дома № 18, в подъезд которого захаживал наш троянец, — смотри и вычисляй. Участковый, гнида, отказался мне помогать — так что здесь только статистические данные: как говорится, смотри, выдумывай, сравнивай. Короче, — заявила вдруг весьма трезвым голосом Валентина, — действуй! Ты у меня агент — или кто?

Марина собрала рассыпавшиеся по полу листки и, не обращая внимания на свою шефиню, которая, пригревшись, начала клевать носом, отнесла бумаги к столу и принялась внимательно их просматривать, время от времени вставляя кое-какие замечания на предмет увиденного.

— Ха, Самкотрясов, ну и имечко — правда? На хрена только ты его вписывала в свои бумаги — ему же за сорок и у них с женой нет детей!

— Так, посмотрим на семейство Медуевых: папка, мамка и дочка — стриптизерша осьмнадцати годов! Зачем нашему барину костлявая стриптизерша, верно?

Собственно, Марине была безразлична реакция начальницы, которая на все Маринины замечания только вяло кивала.

Как тебе нравится нежная фамилия Кутя? — спросила она, даже не взглянув на Валентину. — К сожалению, это всего только мужик, к тому же — пятидесятилетний. Даже если «объект» — гомосексуалист, у него вряд ли встанет на Кутю. Уж больно хорош этот самый Кортнев — и молод.

Откуда ты, интересно, знаешь, как зовут «объекта?» — пробудилась вдруг к жизни Капустинская. — Помнится, я ни словом тебе об этом не обмолвилась.

А он, видишь ли, не делает из этого тайны. Пока они с таксистом ехали к дому № 18, вице-президент упомянул шоферу о своей должности дважды и даже назвал фамилию. Это мне Борис сказал.

Странно, чрезвычайно странно, — пробормотала Капустинская и пьяно замотала головой. — Прямо-таки не верится. Что же это получается: Дианка — полная дура, что видит в его отлучках какой-то подвох? Никогда не поверю. У нее на свою собственность особенный нюх.

Слушай, а ты никогда не думала, что вице-президент с этой самой Дианкой жить до самой смерти вовсе не собирается? Покантуется годик, подкопит деньжат — и поминай как звали, а? — поинтересовалась Маринка и на время прекратила чтение списка. Видно было, что ответ шефини ее интересовал — и весьма.

На хрена тогда, скажи, он вообще на ней женился? — спросила в свою очередь Валентина и устремила взгляд на свою помощницу. — Ты, надеюсь, понимаешь, что все блага мира господин Кортнев имеет возможность получать, только состоя в браке с Дианкой? Для такого случая имеется брачный договор, заверенный по всем правилам.

Тогда ты права — все это действительно выглядит довольно странно, — сказала Марина, откинув со лба волосы. — Разве что твоя Дианка уж так надоела своему мужу, что ему и бедность не страшна.

Поскольку Валентина опять начала клевать носом, Марина, не дождавшись ответа, продолжила чтение.

— Ладно, поехали дальше. Никозиев Евграф. Это от города Никозии, что ли? Никак не подходит. Одинокий пенсионер, и этим все сказано. Буртачев, ещё один пенсионер — опять пусто. Харламова, Трепыхайло, Швыдко — в ту же корзину. А вот это уже интересно, — повысила голос Марина в надежде, что Капустинская её услышит. — Рыбко Наталья Анатольевна, двадцать пять лет, врач, не замужем.

Валентина одарила свою подругу удивленным взглядом.

Значит, ты полагаешь, что докторица способна с большей легкостью пленить сердце вице-президента Кортнева, нежели стриптизерша? Рискованное заявление!

Ну, начальница, у тебя и вкусы, — фыркнула Маринка и помотала ладонью у себя перед носом, будто отгоняя дурной запах. — Вице-президент — и стриптизерша. Фу! Врачиха — при равных, разумеется, внешних данных с этой девицей — все-таки куда респектабельнее. К тому же она постарше и, наконец, как любовница больше подходит нашему красавцу, поскольку живет одна.

А вот это уже полное фуфло — все эти твои респектабельность и «подходит — не подходит», о которых ты, подруга, мне толкуешь, — сказала Валентина и поднялась с кресла. — Вице-президенты, прежде всего, любят молоденьких.

Все, ваше превосходительство, сдаюсь, — проговорила Марина, заметив, что ее шефиня не слишком твердыми шагами направляется к столу с бумагами. — Сами в таком случае извольте глянуть в то, что вы понаписали.

А что думаешь, не гляну? — не без вызова спросила Капустинская, оттесняя от стола Марину. — Мало ты меня ценишь, девочка. Ты еще молодая в нашем деле и мало что в нем смыслишь. Но ничего, я тебя научу. Ну-ка, налей мне сухенького.

Тебе, Валюш, уже, по-моему, хватит, — поджав губы, сообщила свое мнение Марина, но, напоровшись на колючий и на удивление совершенно осмысленный взгляд Капустинской, послушно полезла в стенной шкаф за «Монастырским».

Хотя стояла уже поздняя ночь — электронный будильник на столе показывал четверть третьего, — женщины, склонившись над добытым Валентиной списком, проработали еще несколько часов, отхлебывая из стаканов «Монастырское» и раскладывая на столе замысловатый пасьянс из карточек, на которые они занесли данные на жилиц дома № 18, более всего, на их взгляд, подходивших на роль тайной возлюбленной вице-президента компании «Троя».

Когда за окном начал проглядывать скромный февральский рассвет, Валентина Капустинская отшвырнула в сторону ручку и зевнула.

Все, на сегодня хватит. Предварительный список составлен. Дело за тобой, Маринад. Хочешь — по квартирам ходи, хочешь — под дверьми стой, но, самое главное, разузнай, кто из женщин в нашем списке может быть потенциальной любовницей Дианкиного мужа. А теперь — спать. Я тебе на раскладушке постелю. Выспишься — и приступай к работе.

Может быть, перед тем как завалиться на боковую, ты мне какой ни на есть документик отстукаешь? — справилась Марина, тоже зевая во весь рот и потягиваясь так, что захрустело в суставах. — Печать-то у тебя есть, верно? А с печатью любая бумажка — даже самая идиотская — документом выглядит.

Это какой же документик я должна тебе отстукать? — Спросила в свою очередь Валентина, мгновенно прекращая зевать и с интересом глядя на под ругу. — Удостоверение, что ли, какое липовое?

Именно. Надо же мне с чем-нибудь по квартирам ходить? — Маринка прошлась по комнате, разминая затекшее от долгого сидения тело. — Сейчас граждане подозрительными стали, никому так просто не открывают — сначала в «глазок» смотрят. Посмотрят, а я им — нате, пожалуйста, сразу к «глазку» ксиву приложу: читайте на здоровье. Что я, к примеру, помощница районного депутата от ЛДПР по связям с населением или представитель Союза матерей-одиночек России. Ну и тому подобную чушь. У нас на карточках всего-то пять квартир — так что все пройдет как по маслу, без шума. К тому же ты познакомилась с участковым, поэтому, случись что, я всегда смогу на тебя сослаться. Это в самом крайнем случае — если господина Медведева неожиданно заинтересует моя скромная особа. Скажу, что действую по твоему поручению, — и привет.

— Ладно, отпечатаю тебе что-нибудь, — проворчала Валентина, водружая на стол электронную печатную машинку «Оливетти» с дисплеем, взятую «под честное слово» у подруги по институту, которая давно уже работала дома на компьютере. — Но ты смотри, действуй осторожно, без лишней дерзости. У этого Медведева тоже, знаешь, семь пятниц на неделе — говорят, когда у него с женой перемирие, это не человек, а одержимый служебным рвением механизм!

* * *

Длинный и угловатый, похожий на сильно увеличенный в размерах стеклянный кирпич венгерский автобус «Икарус» высадил пассажиров около прозрачных дверей аэропорта Шереметьево-1 без десяти семь. Уже стемнело, февральский ветер гнал по черному асфальту поземку, и на улице было неуютно. Впрочем, приехавший в «Икарусе» молодой человек в темно-коричневой куртке «пилот» и черном, окантованном кожей берете в духе спецназа, вовсе не собирался прогуливаться по улице, а сразу же вошел, резко распахнув перед собой высокие стеклянные двери.