Шесть дней - Влад Николаев

Боль была настолько сильной, что Лашэз отставил в сторону тарелку с аппетитной куриной ножкой, запеченной на ужин.

– Проклятье! – полковник постучал пальцем по гладко выбритой щеке, скривился и осушил бокал вина в надежде, что напиток поможет ему избавиться от недуга.

Надежда умерла вместе со стуком в дверь, будто молотом ударившим по воспаленному нерву.

– Полковник, – молоденький ординарец заглянул в комнату. – Пленный. Он готов говорить.

Лашэз кивнул, накинул на сутулые плечи зеленый мундир и вышел во двор. Боль болью, но император ждет отчета отнюдь не о гнилом зубе.

Изба, отведенная для полковника, принадлежала деревенскому попу и располагалась у самых стен маленькой церквушки. Таких крохотных Храмов Господа французу еще не приходилось видеть! Сложенная из дерева, без единого камня, она была едва ли на полголовы выше низкорослого Лашэза. А некое подобие креста на куполе вызывало лишь усмешку, но никак не трепет.

Почти у входа в церковь французы вкопали два столба, а к прибитой сверху перекладине подвесили за руки полуобнаженного человека. В свете костра, разведенного неподалеку, хорошо было видно, как его худое окровавленное тело тряслось от боли и страха. Что ж, солдаты славно потрудились, и расспросить замученного пленного Лашэзу не составит никакого труда.

Полковник коротко бросил приказ оставить их одних и повернулся к висящему человеку.

– Parlez-vousfrancais?

Пленный поднял голову и попытался улыбнуться разбитыми губами.

– Господь с вами! Не разумею я по-вашему.

«Дикарь», – подумал Лашэз и внимательно посмотрел на худое, обрамленное скудной бородкой, лицо русского. На вид тому было лет сорок. Слишком молод для столь важной миссии, которой, по всей видимости, наделила его церковь. Но именно на этого служителя Бога указали замученные ранее попы.

– Неделю назад в Колоцком монастыре нами был захвачен шпион, – медленно выговорил по-русски Лашэз. – Им оказался священник, такой же, как и ты.

– Не поп я. Дьячок, – устало произнес пленный, будто это враз избавило бы его от мучений. Однако полковник и бровью не повел.

– У меня было много вопросов к нему, – продолжил он, – и священник оказался столь любезен, что ответил на все. Он назвал несколько имен. Указал на людей, которых стоит опасаться. Среди них значился некий Василий Рагузин. Дьячок.

Пленный обреченно опустил голову.

– Этот дьячок ходит из деревни в деревню, из церкви в церковь. Благое дело, и я уважаю таких людей. Но в то же время он следит за передвижениями французской армии, за численностью отрядов. И передает все партизанам. А вот таких людей я ненавижу! И вешаю на ближайшем дереве! – Лицо полковника исказила гримаса ненависти, однако, он через секунду овладел собой и спокойным тоном сказал: – В благодарность за сведения, священник был убит быстро. Пуля в лоб, и он оказался рядом с создателем. Тебе, Василий, о такой смерти остается только мечтать. Ты будешь умирать долго, мучительно долго. Дойдет до того, что ты станешь умолять меня закончить страдания. Пристрелить, зарезать, повесить. Все, что угодно, лишь бы не испытывать более жуткую боль, которую будут причинять тебе мои парни, мастера в этом деле. И, может быть, я сжалюсь. И кто знает, возможно, даже оставлю тебя в живых? Просто расскажи мне, все, что знаешь, и я сменю гнев на милость.

– Я ничего не ведаю, – отрешенно проговорил пленный дьячок, – ничего.

– Мне не нужны имена, – скривился от новой волны зубной боли Лашэз. – Я и так знаю достаточно.

– Тогда – что?

Полковник вплотную подошел к Рагузину.

– Фоминское… Коломна…

Дьячок непонимающе поднял брови.

– Серпухов… Дмитров…

– О чем вы?

Не отвечая, Лашэз продолжил перечислять названия городов:

– Тула… Верея…

– Господь с вами, не понимаю.

– Волоколамск…

В глазах Рагузина вспыхнул беспокойный огонек.

– Не мне тебе объяснять, Василий, что это означает. Несколько русских городов владеют сокровищем, и в каждый из них сейчас направлены войска. Я иду к Волоколамску, и ничто не помешает мне его захватить, так же, как императору Москву!

– Не ведаю, Бог – свидетель! – отчаянно замотал головой дьячок. – О каких сокровищах вы говорите?

– Не о золоте, – вспышка боли заставила Лашэза дотронуться до щеки, – и не о драгоценностях. Мне нужен камень.

– Господь с вами! Какой еще камень? – криво улыбнулся Рагузин, однако, не смог скрыть дрожь в голосе.

– Камень, Василий. Или Отец Камней, если так удобней, – Лашэз не без удовольствия заметил, что пленный растерян. – Ты знаешь, о чем я говорю. И отведешь меня к нему. Тогда я оставлю тебя в живых.

Дьячок испуганно взглянул на полковника. «Не может быть, что многовековая тайна стала известна французу! Это невозможно!» Но уверенный вид Лашэза говорил об обратном.

– А нужна ли мне будет жизнь после этого? – голова дьячка упала на грудь.

– А нужна ли будет жизнь четырем десяткам жителей этого села? – в голосе полковника послышались железные нотки. – Они сгорят. В этой самой церкви. На твоих глазах. Если ты не дашь мне то, что я прошу!

Дьячок зажмурился, застонал.

– Прости, Господи, прости, – зашептал он, – не по своей воле сие творю…

– Где он находится? – продолжал наседать француз.

– Волоколамский уезд, – от бессилия по щекам Рагузина побежали слезы, – село Рюховское.

Несмотря на зубную боль, лицо полковника озарила улыбка. Он добился своего!

– Отлично! Выдвигаемся сейчас же.

* * *

Село Рюховское пустовало уже несколько недель, и Лашэз знал об этом – французские шпионы так же хороши, как и русские. Крестьяне, напуганные близостью неприятеля, ушли в лес, и полковник, полагая, что опасаться нечего, решил взять с собой три десятка солдат. В этот момент главным для него была скорость, а пехотная бригада в полном составе не могла ее обеспечить.

Отряд двигался быстро. Настолько быстро, насколько позволял с трудом волочивший ноги дьячок. Он то и дело шептал молитвы, целовал крест, который ему вернули вместе с рясой, и просил прощения у Господа за то, что ему приходится делать. Когда полковнику вконец это надоело, он приказал посадить пленного на собственную лошадь, а сам пошел рядом, ведя ее за поводья и надеясь разговорами отвлечь Рагузина. И скорость увеличится, и нытье прекратится. Как говорят в России – убил двух зайцев одним выстрелом.

– Камень. Расскажи мне о нем.

Ответом полковнику были лишь обрывки «Отче наш».

– Уже много веков никто не может захватить Московское царство, – прервал молитву Лашэз. – Попытки были. И не одна. Но все они проваливались. Даже если кто-то входил в Москву, то очень быстро, поджав хвост, убирался оттуда. В чем причина? Армия? Оружие? У русских они никогда не были на высоте. Тогда что?

– На все воля Божья, – Рагузин поднял глаза к небу и перекрестился.

Боль, будто иглой, пронзила зуб, полковник сморщился и, с минуту помолчав, продолжил:

– Существует легенда, Василий. Если верить ей, в стенах нескольких городов, на границах Московского царства, заложены осколки чудо-камня. Отца Камней, как его называют. Он защищает эту землю от войн, набегов, захватчиков. И покуда будет лежать в отведенных ему местах, Россию не победить.

Дьячок вновь размашисто перекрестился.

– Красивая сказка, не более, – непринужденно заметил француз. – Но русские упорно в нее верят. Почему?

– Человек без веры слаб и уязвим, – назидательно произнес Рагузин. – В тяжелое время ею только и живем. Да и верим то мы лишь в Господа нашего и царя-батюшку. Да еще в сказку.

– Верь хоть в тысячу легенд и сказок, это не поможет тебе одолеть вымуштрованную армию. Однако, Московия по-прежнему непобедима. Что ж еще дает этот камень?

– Силу. Крепость духа. Надежду. Камень сей – оберег Руси.

– Оберег? – полковник усмехнулся. – Этот оберег скоро окажется в руках императора, и Россия будет повержена!

– Не все так просто, – дьячок поднял голову. Утро брало свое, небо серело, и впереди, над деревьями, показался крест, венчающий церковь Рюховского села. – Есть одно «но»…

Лашэз пропустил слова Рагузина мимо ушей. Он тоже увидел, что цель близка, и, хоть не верил в сверхъестественное, невольно вздрогнул.

– Никаких «но»! – быстро овладев собой, сказал полковник, и отряд вошел в пустое село.

Рюховское на деле оказалось еще меньше, чем Свинухово. Глаз легко охватывал нестройные ряды домов. В другой ситуации эти убогие два-три десятка хижин вряд ли удостоились бы внимания французской армии. Здесь и фуражом то не разживешься! Но Лашэз пришел сюда не за провизией.

Первым делом он приказал осмотреть каждый угол и занять наиболее удобные места для обороны. Путь хоть и прошел без проволочек, кто знает, нет ли поблизости партизан? Сам же кивнул ординарцу следовать за собой и обратился к Рагузину: