Король воров - Максим Дубровин

Что и говорить, много странного происходит на утренних улицах древнего города. Поэтому мало кого удивила молодая молочница, выходящая из наемного кэба с двумя небольшими бидонами молока у дома номер 83 по Брук-стрит. Лишь пожилая домовладелица миссис Мосли из дома напротив, вышедшая на балкон полить свои герани и гиацинты, неодобрительно поджала губы и укоризненно покачала головой. «Наши люди молоко в кебах не развозят» — говорил ее взгляд.

Молочница была крупной женщиной с грубоватыми чертами лица и крепкими жилистыми руками, которые тяжелый деревенский труд, по всей видимости, давно сделал не слабее мужских. Выйдя из экипажа, она поставила бидоны на тротуар, поправила чепец, украшенный розовыми рюшами, одернула передник, легко подхватила бидоны и бодрым пружинистым шагом приблизилась к двери дома. Тут она позвонила в колокольчик для слуг и терпеливо дождалась, пока дверь не открыли.

— Доброе утро, — хрипловато, но приветливо поздоровалась молочница.

Хмурая горничная в накрахмаленной наколке подозрительно оглядела гостью. Глаза у молочницы были чудные: один зеленый, другой голубой.

— Почему так рано и где Шарлотта? — недовольно спросила горничная, с трудом отрывая взгляд от странных глаз.

— Захворала бедняжка, — с глупой улыбкой ответила девушка. — А я ее сестра, Эмили. За двоих работаю, вот и встала с солнышком.

— Заходи, — буркнула горничная, пуская девушку в прихожую. — Стой тут, у лестницы, дальше не пачкай. Сейчас кухарка вынесет деньги, а мне некогда.

Она подхватила с пола свернутые циновки и через заднюю дверь вышла во двор. Молочница осталась в прихожей одна. Из кухни доносился грохот посуды — кухарка была занята своими делами. Поставив бидоны на скамеечку у двери, девушка достала из кармашка в переднике примятый конверт с неразборчивым штемпелем. Из другого, незаметного в складках платья, крошечного карманчика на свет появился миниатюрный брелок в форме птицы.

Молочница сжала птицу в одном кулаке, а конверт в другом. Метнула быстрый взгляд в сторону кухни, на лестницу, прислушалась к звукам с заднего двора, где горничная выбивала циновки, а затем уверенно двинулась в богато обставленную гостиную. В этот ранний час, когда весь дом, кроме прислуги, еще спал, в гостиной было пусто. В центре комнаты стоял большой круглый стол красного дерева, накрытый тяжелой бархатной скатертью. Девушка быстро приблизилась к столу и подняла край скатерти. Под скатертью лежало письмо. Мельком сверив почерки на конверте и в письме, молочница сунула в карман передника и то и другое, опустила скатерть на место и ладонью разгладила складки на бархате. Затем она спрятала фигурку птицы в кармашек и быстро покинула гостиную.

Сделала она это как нельзя более кстати. Шум на кухне прекратился, а вскоре оттуда появилась и сама кухарка с двумя пустыми бидонами.

— Ты, что ли, заместо Шарлотты? — спросила она.

Девушка кивнула и опять глупо улыбнулась. Кухарка вручила ей бидоны, затем отсчитала шесть пенсов двухпенсовиками, подхватила со скамеечки полные бидоны и скрылась на кухне.

Молочница подбросила монетки на руке, ссыпала их в передник и вышла на улицу.

Негодованию миссис Мосли из дома напротив не было предела. Шагая в сторону поджидающего кеба, деревенская девица беспечно размахивала пустыми бидонами и самым вульгарным образом насвистывала, чего никогда не должна делать приличная девушка, даже если ей не посчастливилось называться леди. Прежняя молочница нравилась соседке гораздо больше.

Дождавшись пассажирку, кеб сдвинулся с места, и миссис Мосли отправилась проверить, как прислуга справляется с утренними хлопотами. Если бы почтенная домовладелица задержалась еще на минутку у своих гиацинтов, то с удивлением увидела бы в конце улицы знакомую повозку. Это «захворавшая» Шарлотта спешила с утренними заказами.

Между тем молочница Эмили не теряла времени даром. Приоткрыв лючок в крыше, она сказала неожиданно низким для женщины голосом:

— Едем на Кливленд-стрит, Боб.

Кебмен тряхнул поводьями, и лошади ускорили шаг.

Девушка задернула занавеску на окошке экипажа и принялась раздеваться. Под чепцом у нее оказались неожиданно короткие для женщины волосы, уложенные к тому же в мужскую прическу. На этом метаморфозы молочницы не закончились. Продолжая негромко насвистывать, она сняла передник и платье, под которым обнаружилось мужское белье, что было совсем уж неприлично. Почтенную миссис Мосли, увидь она это, хватил бы удар. Несимпатичная молочница оказалась вовсе не девушкой, а довольно привлекательным молодым мужчиной. Впрочем, свидетелей у этого удивительного превращения не было.

Фигурку птицы, шесть пенсов и похищенное в доме на Брук-стрит письмо молодой человек оставил на сиденье рядом с собой, а костюм молочницы аккуратно сложил в большую сумку, лежавшую на полу. Из нее же был извлечен синий мундир с металлическими пуговицами, наручники, ротанговая дубинка и округлый шлем констебля с кокардой.

Неторопливо — ехать было довольно далеко — мужчина оделся, прицепил к поясу наручники и дубинку, а грубые войлочные тапочки сменил на отлично начищенные сапоги. Костюм полисмена шел ему куда больше наряда молочницы. Прежде чем надеть шлем, молодой человек достал все из той же сумки большую деревянную шкатулку. В ней оказался гримировальный набор, достойный уборной театрального актера не последней величины. Чего здесь только не было: краски, налепки, подтяжки, сажа, помада, кусочки воска, усы и бакенбарды разных размеров и цветов, бороды и парики. Порывшись, в шкатулке можно было найти повязку на один глаз, «золотые» накладки на зубы и даже русую косу. Словом, шкатулка была настоящей сокровищницей имперсонатора.

После недолгих раздумий молодой человек выбрал рыжеватую бородку клинышком и такого же цвета бачки. Приоткрыв занавеску, он пустил в экипаж луч солнца и, глядя в зеркало на передней стенке кеба, наложил бороду и бакенбарды. После этого он надел шлем и застегнул его на подбородке. Теперь в зеркале отражался настоящий бравый констебль. Ни один, даже самый придирчивый наблюдатель не смог бы заподозрить в нем недавнюю молочницу. Единственное, что досталось «полисмену» в наследство от девушки, — разноцветные глаза, зеленый и голубой.

Письмо и фигурка птицы перекочевали в карманы мундира.

Кеб въехал в бедный район. Дома тут были приземистые, сложенные из грубо отесанных кусков портлендского камня с вкраплениями ракушек и прочей древней морской мелочи. Окна, вместо изящных решеток, были прикрыты ставнями. Ни балконов с цветами, ни уютных маленьких клумбочек перед дверями здесь не водилось. Кебы навстречу почти не попадались — местным жителям были не по карману поездки в наемном экипаже, а городские омнибусы еще не проложили сюда свои маршруты.