Граф салюки - Лариса Васильева

— А летом-то какая здесь красота! Скульптуры выставят, скамейки расставят, душа радуется!

Экипаж въехал на барский двор. Вся дворня высыпала навстречу. Кланялись, улыбались, на кухне уж ставили самовар. На ступенях, меж белых колонн, в красной цыганской шали с цветами стояла экономка Евдокия. Она кланялась, слабая улыбка скользнула по губам.

— Вот, Варя, знакомься, это Евдокия, она у меня за все в доме отвечает и всем тут распоряжается. А ты, Дуся, береги мою племянницу. Она сирота, будь ей матерью, — Семен Семенович оглядел дворню, все ли слышали. — А теперь — главное. Полюбуйтесь, кого я привез, — Он поставил на пол щенка. — Ишь, какой красавец. Назову-ка я тебя Граф. Ну, как тебе кличка? Граф, Граф, ах ты мой красавец!

Он опустился на корточки и умильно чмокал губами щенку. Щенок, и правда, был хорош: черный с рыжими подпалинами на груди, шерсть на ушках уже сейчас была кудрявой и длинненькой, он забавно вилял длинным хвостиком, лизнул хозяина в щеку, потом принялся обнюхивать ноги дворни и осматривать все вокруг. Семен Семенович все играл со щенком, на свою племянницу внимания не обращал. Дуся посмотрела — посмотрела — Варя стояла потерянная, грустная — вздохнула да и повела девушку в дом, выбирать ей комнату, обустраивать все для нее.

А хозяин велел позвать Петьку — псаря. Они полюбовались уже вдвоем на щенка, обсудили куда его поместить, да чем кормить, да с кем ему играть, и наконец Петька унес молоденького Графа, красавца — салюки.

3. Предсказание

Евдокии было лет тридцать. Семен Семенович знал, что она вдова, но не знал, что вдовела она уж дважды. История эта была какая-то темная, странная. Евдокия по большой любви выскочила замуж за поручика-кавалериста. Жили они в гарнизоне в городе Н… Прошло года три, любовь стихла, детей не было, постепенно стали учащаться ссоры, и как-то сгоряча пожелала Дуся своему мужу скорой смерти. В тот же день на стрельбах в результате несчастного случая муж ее и погиб. Евдокия сильно убивалась, и мужа было жаль, все же неплохо с ним жили, не бил ее, а себя еще жальче было — куда теперь одной-то? Ту ссору слышал денщик мужа и в ярких красках пересказывал ее всем подряд. Но Дуся была хорошей женой офицеру: верная, хозяйственная, и готовила вкусно, и в доме было чисто, и экономна. Погибший муж всегда отдавал ей должное, супругой своей гордился. И потому через полгода, несмотря на россказни денщика, нашелся другой претендент на ее руку.

Она вновь вышла замуж. И тоже вначале жили прекрасно. Новый муж, Григорий, оказался замечательным человеком. Будь они просто друзьями, никаких недостатков в нем Дуся бы не заметила, но ведь у близких людей малейшие погрешности становятся видны, словно на них смотришь через увеличительное стекло. А он сильно любил лошадей и все свободное время тратил на них. Больше, чем на жену. Евдокия вроде бы и привыкла распоряжаться своим временем свободно, но все же обижалась иногда и как-то в сердцах пожелала:

— Да чтоб ты свалился с нее!

— Нет такой лошади, чтоб меня сбросила, — только засмеялся муж.

— Да, Григорий лучший наездник в отряде, он и захочет — не упадет, — поддержали его друзья.

И надо же такому случиться: спустя пару часов весь отряд на лошадях проезжал мимо лесочка, и вдруг ворона, что ли, вылетела из куста, лошадь Григория испугалась, дернула в сторону. Григорий наткнулся глазом на сучок и уж мертвым, с обломившимся суком в голове, продолжал сидеть на своей любимой лошадке — лошадь его так и не сбросила.

Понятно, после этой истории весь гарнизон был в шоке. Припомнили смерть первого мужа — тут уж денщик постарался да еще и приукрасил от себя. Евдокию чуть ли ни ведьмой считать стали. Подружки к ней забегать перестали, некоторые вообще при виде ее глаза отводили, не здоровались, бывало, и на другую сторону улицы переходили — боялись что и на их мужей беду накличет. Житья ей в гарнизоне не стало, вот и решила она уехать к сестре, тем более что Марфа Евдокию сразу к себе позвала, как только узнала о новом вдовстве сестры. Выдали вдове мужнино содержание и попросили больше в тех местах не показываться.

Марфа жила беднее сестры — детей шестеро, свекровь немощная, почитай, седьмой ребенок, тем более, в отличие от сестры, Марфа была не слишком экономной хозяйкой. На кухне у нее всегда что-то портилось, прокисало, все у нее — то пересол, то недосол. Денег на прислугу жаль было, потому и Евдокия была не в тягость: и по хозяйству подмога, и посудачить есть с кем, и деньги после мужей у нее кой-какие остались.

Дуся, складная да крепенькая, рядом с Марфой была просто красавица — у сестры после родов живот висел, выпирал ниже талии уродливой складкой, одета она была неряшливо, от ее подмышек вечно пахло кислым. А Евдокия всегда одевалась аккуратно, да и природный запах у нее был приятным. Муж Марфы Афанасий, управляющий складами у Кукушкина (была у того кое-какая торговля да пара трактиров в городе), — злобный, как хорек, и на баб такой же жадный, Дуську сразу начал лапать, как только жены не оказывалось рядом. Так прожила она с полгода: с детьми возилась, готовила, отбивалась от Афанасия, да тут сестра попрекать ее стала — то медленно убирает, то Афанасию, мол, глазки строит. В это время и приехал на склады с ревизией Семен Семенович. Афанасий наказал жене да Дуське накрыть стол побогаче и пригласил хозяина отобедать: надеялся подпоить — авось барин добрее станет да не заметит его промахов и мелкого воровства. Кукушкин обедать приехал, Евдокию сразу приметил, и обед затянулся. Той тоже понравился хозяин Афанасия, она и так была охоча до любви, а тут уж сколько томилась, мужа сестры к себе не допускала, а мысли грешные от его лапанья пробуждались. Когда Дусю отправили в погребец за кислой капустой, гость вышел вслед за ней. Та заметила его, не пошла в подвал, а заскочила в сарай, прислонилась к стене, стояла и ждала, сама не замечая, как тяжко дышит. Семен Семенович только вошел, она качнулась к нему. Он лишь обнял ее, а она сама так жарко прижалась к нему. Он целовал ее, а Дуся скорее начала расстегивать его штаны…

— Пойдешь ко мне жить?

— Отчего не пойти, пойду… — и добавила: — Мужик ты крепкий, — для нее это много значило.

В тот же вечер он увез ее к себе, ничего не обещая, а она ничего и не ждала, кроме ласки да покоя. Как-то незаметно, спокойно, Евдокия навела порядок в доме. Слуги ее признали. Готовить начали вкуснее да экономнее, всегда и везде стало чисто, уютно… А к гостям она не выходила, свое место знала. Постепенно Семен Семенович стал звать ее своей экономкой. Поначалу Кукушкин с ней не церемонился. Девиц у себя оставлял, а то служанку какую приласкает. Дуся молчала. Но потом он признал, что его экономка слаще всех. Особо ему нравилось шлепать ее по толстому заду — какая же дама такое позволит? А она такое обращение принимала за ласку. И сама его хорошо могла приласкать — не гнушалась с ног до головы обцеловать, помять всего, потискать. Так и жили.