Разведывательно-диверсионная группа. «Индеец» - Андрей Негривода

Глава 6

Огромные волны с вспененными гребнями неслись по морю, сметая все на своем пути. Задействованные в военно-морских учениях катера, моторные лодки, корабли были бессильны перед взбушевавшейся стихией. Волны играли ими, как бумажными корабликами, швыряя из стороны в сторону. Многие из маломерных кораблей переворачивались, заваливались на бок, тут же исчезая под водой.

Перед глазами старшего лейтенанта промелькнул оранжевый спасательный жилет. В нескольких метрах от него пронеслась на гребне волны лежащая на боку моторная лодка с еще работающим гребным винтом. Кто-то вдалеке надрывно закричал, прося о помощи. Михаил Павлов хватил ртом воздуха и поднырнул под волну.

Воздуха в баллонах акваланга было не так много, чтобы добраться на нем до берега в подводном положении, и старлей использовал любую возможность плыть, дыша воздухом на поверхности. Его тряхануло, закрутило и затрясло, будто зерна в кофемолке.

Выбившись из сил, он вновь всплыл на поверхность. Глазами, затянутыми туманной пеленой, посмотрел на горизонт. Непонятно почему, но волны таяли на глазах, превращаясь во взбитую пену. Ветер слабел, море успокаивалось. Однако это было скорее затишьем перед настоящей бурей, нежели ее окончанием.

Павлов с ужасом смотрел на гигантский черный столб, штопором ввинчивающийся в море. Смерч не стоял на месте, а стремительно подбирался к гидрографическому судну. Старшему лейтенанту было хорошо видно, что гидрографическое судно оказалось слишком близко к смерчу, чтобы оно могло вырваться из объятий стихии.

На глазах у старлея судно затянуло в воронку, где оно перевернулось, закрутилось как волчок и исчезло под водой. Полундре было больно видеть, как гибнут его сослуживцы, с которыми он еще не успел толком перезнакомиться. Но помочь им он ничем не мог. К тому же где-то там, в смерче, тонул его старый боевой друг, встретиться с которым он договорился сегодняшним вечером.

Смерч, потопивший гидрографическое судно, совершенно неожиданно поменял направление и двинулся в то место, где находился Михаил Павлов. И хотя тот был еще далеко, Полундра стал ощущать, как вновь приходит в переменчивое движение вода вокруг него. У старлея сложилось такое впечатление, словно его вбросили в барабан стиральной машинки, только-только набиравший обороты. Он понимал, что уйти от смерча ему уже не удастся, конечно, если тот не изменит направления. Но, судя по тому, как целенаправленно двигалась в его сторону гигантская черная воронка, ожидать подарка от судьбы не приходилось.

У Михаила Павлова оставался только один путь – попытаться, невзирая на нехватку воздуха, как можно глубже уйти под воду. Все же на большую глубину смерч может и не добраться.

Прикусив загубник, Полундра ушел под воду. Глубина была небольшой – до тридцати метров, а глубже с легким аквалангом и не опустишься. Но даже там уже чувствовалось близость смерча. Вода закручивалась в спирали, постоянно меняя направление. Со дна поднимались струи мелкого песка и ила. Старлея бросало из стороны в сторону, но он продолжал упорно продвигаться вниз.

До слуха Михаила Павлова донесся приглушенный гул. Звук нарастал. А вместе с его усилением передвигаться под водой становилось все сложнее и сложнее. Полундра не знал, насколько глубоко он заплыл. Но чувствовал, что глубина недостаточно большая, чтобы скрыться от смерча.

Старший лейтенант Павлов оказался в ловушке. Нависший над ним смерч образовал глубокую вертящуюся воронку. Она тянула его вниз, перемалывая в потоках воды...

Глава 7

Японское море считается одним из самых коварных морей на нашей планете. Штормы, циклоны и ураганы свирепствуют здесь круглый год. Даже страшно себе представить, сколько кораблей покоится на его дне, сколько моряков утонуло в его негостеприимных водах, сколько прибрежных поселков было затоплено и разрушено его гигантскими волнами. И с каждым годом море продолжает забирать новые и новые жизни. Не зря его окрестили вторым Бермудским треугольником. Хотя, в отличие от Карибского, Японское море куда безжалостнее к тем, кто осмелился выйти в его воды.

Для середины сентября небо над нейтральными водами Японского моря было на удивление ясным. Лишь кое-где на синеве просматривались небольшие обрывки белоснежных облаков. Слабый ветер неторопливо тянул их по небу. Он словно играл с ними – то разгонял их в стороны, то сбивал в большой ватный ком.

Высоко в небе, цепляя крылом ошметки облаков, летел американский военно-транспортный самолет «Геркулес». По серебристому фюзеляжу самолета, подгоняемые встречным ветром, скатывались почти закристаллизовавшиеся капли воды. Ледышки хрустели и трещали, отбивая по металлу рассыпчатой дробью.

В заиндевевший иллюминатор, наполовину завешенный шторкой, смотрело бледное лицо в роговых очках с толстыми линзами. Очкарик задумчиво кусал нижнюю губу, время от времени переводя взгляд на пожилого мужчину, сидевшего в кресле напротив него.

Поседевший мужчина в генеральской форме с важным видом пыхтел сигарой, выдыхая клубы дыма прямо на табличку «No smoking». Он то и дело причмокивал толстыми губами, издавая похожие на коровье чавканье звуки. На гладко выглаженной военной форме без лишней скромности блестели ордена, врученные за военные кампании в Панаме, Ираке и Афганистане. Про таких принято говорить – прошел огонь и медные трубы.

Рядом с высокорослым генералом худощавый и сгорбленный очкарик выглядел просто убого. Он не мог похвастаться ни мускулами, ни орденами, ни количеством убитых солдат противника. Но всего этого ему и не надо было. Очкарик всю свою жизнь посвятил совершенно другой работе, на первый взгляд не имеющей ничего общего с военным делом.

Майкл (так его настоящее имя – Михаил – произносили теперь на американский лад) Бауман был ученым от бога. Он уже успел сделать в своей научной области – климатологии – не одно открытие. Правда, все его достижения, в отличие от открытий других ученых, не придавались огласке и не были известны всему научному миру. Все, чем он занимался, держалось в строгой секретности и являлось государственной тайной Соединенных Штатов Америки. Это немного угнетало Майкла Баумана, но для него, человека творческого, был важен сам процесс, а не конечный результат исследований. Хотя, без сомнений, попади его открытия на страницы научных журналов, выступи он на нескольких конференциях, ему непременно присвоили бы престижную премию.

Одним словом, Бауман был одним из ученых-невидимок, темной лошадкой, проводящей для Пентагона секретные исследования. Его работа обязывала вести отшельнический образ жизни, который вмещался в простую трехзначную формулу: работа – дом – работа. Любое отклонение от этого графика было невозможным. Специально приставленные к нему люди следили за каждым его шагом, вели круглосуточное наблюдение, фиксируя все происходящее возле его дома на камеру и отражая в своих ежедневных отчетах. Такой работе точно не позавидуешь, пускай и получаешь за нее неплохие деньги. Но все же жаловаться на существующий порядок вещей Майклу Бауману было грешно. Вся его жизнь могла сложиться куда плачевнее, не согласись он в свое время на одну авантюру.

По теперешним документам Майкл Бауман якобы родился в небольшом провинциальном городке штата Иллинойс, окончил университет в Филадельфии по специальности климатолога, прослужил в армии и был принят на работу в научно-исследовательский институт имени Джефферсона. Но так гласила лишь официальная версия и карточка налогоплательщика. Настоящую же, полную правду знали только два человека – он сам и седовласый генерал Хаутауэр.

На самом деле ученый родился не в каком-то там провинциальном городишке штата Иллинойс, а в самой что ни на есть столице, к тому же не Соединенных Штатов Америки, а России. Некогда коренной москвич Михаил Новосядов, переехавший после распада Советского Союза в США и получивший там документы на имя и фамилию Майкла Баумана, трудился в одном из столичных НИИ. Такую фамилию – Бауман – он выбрал себе сам. Ее носила до замужества его мать.

В начале девяностых, когда страну охватил кризис, институт расформировали. Как это обычно бывает, оставшийся без работы человек пристрастился к спиртному. Хватило всего одного года, чтобы ученый превратился в хронического алкоголика. А когда от него ушла жена с ребенком и пришлось разменять квартиру, Михаил Новосядов вообще запил по-черному. За долги ему пришлось даже продать свою комнату в коммуналке и переехать жить на дачу. Казалось, что на этом нормальная жизнь ученого закончилась, и началось бесцельное существование. Но в одно прекрасное утро, проснувшись после очередной попойки, Михаил твердо решил начать новую жизнь.

В те времена в России и на просторах бывшего Советского Союза активно проводил свою спонсорскую деятельность небезызвестный фонд Сороса. Американский миллиардер целенаправленно искал талантливых, творческих людей, труд которых на родине стоил сущие копейки. Взамен жалкого существования он предлагал им гранты на продолжение уже готовых разработок. В перспективе, если разработки находили желающих их финансировать в полном объеме, появлялся шанс получить хорошую работу, зарплату, жилье, но, естественно, при условии, если ученый переезжал на постоянное местожительство за границу. В этот фонд в далекие девяностые и подал заявку Михаил Новосядов.