Черный Василек. Наекаэль (СИ) - Никита Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Августовское солнце нежно ласкало длинные каштановые локоны. Держа плетеную корзинку в руках, Анка вприпрыжку шла по дороге к лесу. Ветхие хибары старой деревни угнетали девушку, но, сколько она не просила родителей, те на отрез отказывались перебираться в город. Отец говорил, что не хочет жить там же, где занимается делом, что это плохо влияет на эттикческий фон, или что-то в этом роде. Что это за фон такой, он никогда не озвучивал, но звучало серьезно, поэтому вопросов у нее не возникало. Мама же утверждала, что не хочет отдаляться от родной земли и отцовского дома, в котором родилась, и намерена умереть. Брр. Хотя дом и наводил тоску своим состоянием и внешностью, внутри него было вполне уютно и тепло. Спасибо отцу, у них всегда были деньги. Спасибо маме — еда, грех жаловаться. Любопытство, конечно, разжигала комната, дверь в которую никогда не открывалась. Родители запрещали ей делать это, и сами не пытались на ее памяти, но почему? Кто знает. Мама что-то рассказывала про последнюю волю ее ушедшей матушки, бабы Марны, но ничего конкретного не рассказывала. «Видимо там за дверью какая-то ужасная тайна» — в какой-то момент решила она. Но за годы так ни на дюйм не приблизилась к разгадке (сколько не дергала ручку потихоньку, дверь была будто вмурована). Бабушку Анка почти не помнила, а то, что помнила, уже смазалось в сознании годами.
«Ломеион», — подумала она, припоминая утреннее пробуждение. «Что же это значит»? Где-то сбоку залаяли собаки, но стоило ей повернуться в их сторону, как они поджали хвосты и попрятались в конуры. Имя? Место? Предмет? Не ясно. Она сжала губы, пытаясь хоть что-нибудь сообразить. Соседские бабки бросали в ее сторону косые взгляды, женщины прикрывали собой малых детей, но Анка научилась это игнорировать. Мама говорила, что крестьяне не любят людей, зарабатывающих своей головой больше, чем руками, а отец как раз был из таких. Ненависть, граничащая со страхом, направленная к самой Анке была ей не понятна. Как и со многим другим, с этим молодой девушке пришлось смириться. Она неторопливо дошла до леса, и уверенно двинулась вглубь, оставляя за спиной деревню и ряды деревьев. «Ломеион». Ничего даже отдаленно похожего на это слово не приходило в голову, ни одной ассоциации. От увиденного сна в памяти не осталось и следа, сказки на ум не приходили. Может кто-то из старших на улице говорил в один из тех разговоров, которые она случайно подслушала, проходя мимо. Хотя было бы странно, ведь пива с таким названием представить она не могла.
Задумавшись, Анка не заметила, как подошла к тому месту, где все деревенские собирали ягоды, туда же нужно было и ей. На полянке стояла стайка из четырех девушек ее возраста, обиравших кусты малины. Заметив их, Анка растерялась, и замялась, раздумывая, уйти ей, или закончить начатое. Девушки шушукались, заливались звонким смехом, и толкали друг друга кулачками. О чем они? Анку никогда не звали в такие междусобойчики, а даже когда она приходила, специально ли, по воле случая, сторонились ее. Уже задумавшую отойти по глубже в лес переждать, Анку настиг крик одной из соседок.
— Анка-а, давай к нам. — Громко позвала конопатая курносая девчушка, самая старшая из всех. Ее сарафан был отделан самым красивым орнаментом, который придумала и вышила она сама. Предмет гордости и завистливых вздохов, по крайней мере Анкиных. Хотя другие девушки тоже посматривали на Гразину едва ли не синея от зависти.
Робко шагнув вперед, Анка заметила, как зашипели на Гразину другие. До этого она еще размышляла, идти, или отказаться, но теперь, поднявшееся из глубины души возмущение не оставило ей выбора. Хмыкнув, и сжав левую ладонь в кулак, она, печатая шаги, двинулась на встречу судьбе. Нет, ей не грубили, ее никогда не прогоняли, если она окажется рядом, не отказывались ей отвечать, и не отворачивались, переглянувшись. Просто отводили взгляд. Ее никогда не звали гулять ни девушки, ни парни (что было особенно обидно), разговаривая с ней, дети старательно выбирали каждое слово, а оказавшись рядом, поскорее доделывали дела и уходили подальше. В целом напряжение постоянно висело в воздухе, когда она пыталась общаться с остальными. Даже животные обходили ее стороной, будто весь мир отделяло от Анки нечто непостижимо непроницаемое. Не было этого разве что между ней и родителями. Хвала Господу хоть за это.
— Ты чего нос повесила, ну? — Гразина хмыкнула, и хлопнула ее по плечу. Другие девушки чуть посторонились парочки. Из всей деревни более-менее дружелюбно к Анке была расположена разве что она. Не то, чтобы подруга, но какой-никакой близкий человек, Гразина видела реакцию окружающих на Анку, и по возможности старалась помочь, хоть большинства вопросов и избегала.
— Сон плохой приснился. — Резко потеряв боевой запал, пробормотала она, срывая и опуская в корзину первые ягоды.
— Сны-сны, — скорчив рожицу, передразнила она, — хватит уже во снах этих свойских витать, а то под венец никто не возьмет.
— Да надо больно, — как показалось ей самой, твердо произнесла она, — сама-то вон тоже в девках ходишь.
— Ну так-то до поры, до времени. — Гразина доверительно подмигнула. — Платье-то подвенечное, чай, уже висит.
— Ого. — Удивленно произнесла Анка с плохо скрываемой завистью. — Красивое?
— А то, — гордо ответила девушка, — чай сама вышивала, не матушка. Та-то только эти, как их там, фарш-соны умеет сделать. А дальше уж моя работа, гляди. — Она доверительно провела рукой вдоль подола. — Ну а ты как? — Нахваставшись продолжила она. — У тебя, чай, день рождения со дня на день, готовишься?
— Уже, — смущенно проговорила Анка, — сегодня.
— Ого, — воскликнула собеседница и почесала голову, — ты уж прости, замоталась я, позабыла. Поздравляю сердешно, от всей, так сказать, души. — Сказала она, ставя корзину на землю.
— Ага. — Без капли расстройства ответила Анка. То, что кто-то из местных вообще помнит о дне ее рождения было приятно само по себе, Гразина старалась поздравлять ее последние несколько лет.
— Ну и чего стоишь то? — Будто ожидая продолжения произнесла конопатая.
— Чего? — Удивленно обернулась Анка, и тут подруга схватила ее, крепко сжав в объятья.
— М м, м м. — Замямлила Анка, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Чего бубнишь, говори громче. — Заливаясь смехом, сказала Гразина, — В здоровом теле дух тоже должен быть здоровым. — И отпустила девушку, давая ей с наслаждением отдышаться. От неожиданности та уронила корзинку, благо что ягод в ней пока не было даже до половины. — Чего тебе