Сердцецветы для охотницы - Свон Таня

– Ну как? – подлетела к дочери Бояна, когда они зашли в светлицу.

Руслана моргнула, растерявшись и не зная, что сказать. Но потом голос Войко прозвучал так ясно, будто он был рядом: «Нам должны верить». Тогда Руслана заглушила свои чувства и тревоги и вымолвила с поддельным придыханием:

– Замечательно!

Матушка на какое-то время замерла, будто повторяя ответ Русланы про себя и не веря ему. Девушка даже успела испугаться – не вызвала ли подозрений? Но потом Бояна с заметным облегчением стянула с головы простой платок, расплылась в счастливой улыбке:

– Спасибо матушке сырой земле! Спасибо!

Богдана, что все это время стояла чуть в стороне, едва слышно прыснула. Руслане больше всего хотелось рассказать обо всем подруге, попросить совета, а потом вместе посмеяться над ошибкой той, кого так почитали не только в Хрустале, но и далеко за его границами.

– Я все думала, упаси, если Русланка опять будет морду квасить! – причитала матушка, стягивая с дочки кафтан. – Войко, конечно, не Яромир… Вечно он себе на уме, в облаках витает, но тоже ничего. Ладный, из хорошей семьи…

– Матушка!

– Чего? Верно я все говорю!

Богдана не сдержалась и все же засмеялась в голос. Бояна пригрозила ей пальцем, шикнула, и подруга умчалась в глубь избы, точно по понятному ей одной приказу.

– Войко хороший жених. Достойный. Лучше многих.

Матушка помогла сменить сорочку на нарядную крапивную поневу с холщовой подкладкой, накинуть новый кафтан, украшенный яркой вышивкой и отороченный мехом. Подвела Руслану к зеркалу, держась за спиной дочки. Только теперь Руслана поняла, как она повзрослела: вытянулась и ростом стала выше Бояны, в лице не осталось детской мягкости, а в лазуритовых глазах – наивного блеска.

– Войко будет тебе хорошим мужем. – Матушка аккуратно расплела темные волосы Русланы, ласково провела по ним гребешком, который взяла с лавки.

– Лучше многих? – с улыбкой припомнила слова матери Руслана. Она говорила шутливо, без цели выведать что-либо, но Бояна вдруг кивнула:

– Я молилась, чтобы судьба не послала тебе полукровку, и меня услышали.

Бояна продолжила расчесывать дочь, не замечая, что та застыла в недоумении. Синие глаза уставились в свое зеркальное отражение, будто там мог прятаться ответ.

– О чем ты говоришь? Какой полукровка? Ай! – Руслана зашипела от боли, когда мать принялась затягивать волосы в косу. Новая лента заструилась по темным прядям, как сомнения – в мыслях охотницы. – Ты о ком-то из Хрусталя? Неужто байстрюк чей среди нас живет?

– Не говори глупостей! – Бояна будто невзначай сильнее дернула девушку за волосы, завершая плетение. Руслана шумно втянула носом воздух, но стерпела. Дала матери завязать ленту на конце длинной косы. – Меня не пугал твой возможный союз с незаконным сыном какого-нибудь боярина.

– Думаешь, такой брак не навлек бы на нас бед?

– Есть вещи гораздо хуже.

– Расскажешь?

Бояна отмахнулась от просьбы дочери. Песня, что лилась с улицы, уже подходила к концу. Когда зазвучит последний куплет, тот, в котором девушка и парень побеждают Мороза, невесте нужно будет вновь предстать перед суженым и людьми.

Бояна отошла, придирчиво оглядела ее с макушки до пят. Руслана покосилась в зеркало и с тоской подумала, что к этому кафтану идеально подошла бы шапка из волчьего меха. Только вот вместо меха ей сегодня иное украшение уготовано.

Вторя мыслям охотницы, в комнату вернулась Богдана. На ее ладонях, словно драгоценный венец, лежал венок из сердцецветов. Цветы были точно такого же цвета, как лента в волосах Русланы, как нити, которыми расшили отвороты ее рукавов, как бусы, которые на новоиспеченную невесту надела мать.

– Красиво, да? – подруга неловко улыбнулась, протянула венок Руслане. – Твоя матушка сплела.

В груди закопошилось неприятное чувство, будто кто-то граблями душу расчесывал. Богдана и другие девушки знали, в таком венке символ новой счастливой жизни. Руслана же видела только первую весточку грядущего прощания со спокойствием и, может, родным домом.

Она склонила голову, позволяя Богдане надеть на себя венок, и сморгнула выступившие слезы. Мгновенная слабость, навеянная мыслями о том, что счастье, которое она имела смелость порой представлять перед сном, теперь уж никогда не наступит.

– Пойдемте. – Стоя между матушкой и подругой, она взяла их за руки. Глубоко вдохнула, собираясь с силами, и смело шагнула к двери.

Каждый шаг все больше заглушал дотошный голос: «Скажи им про Войко. Скажи, что он хочет сбежать». Руслана не могла этого сделать. Лучше от этого точно никому не станет: за Войко будут пристально следить, и Руслану выдадут замуж за того, кто станет ее ненавидеть. Да и после свадьбы ничто не остановит Войко, рано или поздно он все равно уйдет. К чему оттягивать неизбежное и отягощать и без того тяжелое положение?

Когда Руслана шагнула за порог и по щиколотки утонула в снегу, мерзкий голос в ее голове окончательно затих. Под последний куплет песни, в которой возлюбленные побеждали Мороза, Руслану и Войко вывели в центр двора. Люди тут же сомкнулись вокруг них плотными кольцами, закружились в хороводе. Первое его кольцо, что было ближе всего к суженым, двигалось вправо, следующее за ним – влево, другое – вновь вправо. Сколько всего было витков, Руслана не могла сосчитать. Множество лиц мельтешило перед глазами, десятки свечных огоньков танцевали вместе с людьми.

Голова шла кругом, и Руслана убеждала себя, что это из-за того, что она оказалась в центре хоровода. Признаться в волнении было все равно что в беспомощности.

Она подчинилась, когда Войко, как и полагается, взял ее за руки. Они смотрели друг на друга без тени улыбки или тепла, и Руслана начала дрожать – холод закрался под ребра, в саму душу. Все внутри ее противилось происходящему.

Войко, которого она знала с детства, сейчас казался чужим и далеким. Он смотрел на нее так, будто это причиняло ему боль. Руслана хотела вырвать руки, отвести взгляд, но стерпела. Не противилась она и тогда, когда кто-то начал расплетать ее косу. По традиции оборачиваться было нельзя – за спиной рушился первый мостик к старой жизни. Оглянуться на него – значило рискнуть застрять между двумя этапами: невеста, но не жена.

Руслану потешила эта мысль. Хоть оборачивайся, хоть нет, для нее примета все равно сбудется. А оглянуться ой как хотелось…

Расплетать косу невесте должны были ее родители, что означало их добрую волю и благословение на брак. Затем ленту из волос невесты передавали родителям жениха, которой те перевязывали запястья нареченных.

Руслане нестерпимо хотелось прервать церемонию, признаться во всем отцу, извиниться перед матушкой. Но отец Войко уже приближался к центру хоровода, а разбушевавшийся ветер трепал распущенные волосы Русланы. Лишь венок из сердцецветов чудом не слетал с головы.

Погода заметно ухудшилась. Зима злилась, швырялась снегом и носилась на колючем ветру, как на верном скакуне, задувая свечи, что танцевали в хороводе вместе с людьми. Руслана осмелилась верить, что ураган прервет обряд, свадьбу перенесут, и появится больше времени, чтобы придумать новый план. Может, все же есть способ сохранить честь и не сбе- гать?

Но вот алая лента легла в ладонь отца Войко, заструилась между пальцев в сверкающих перстнях. Песня о возлюбленных, одолевших Мороза, смолкла, и под ночным небом зародилась торжественная тишина.

«Сегодня невеста Войко, но никогда – его жена», – промелькнула тошнотворная мысль, когда «суженый» выпустил одну ладонь Русланы. Рука Войко была чужой, но теплой, а теперь мороз вгрызался в кожу. Спрятать бы ладонь в рукаве кафтана, да нельзя. Некрас уже приблизился, чтобы перевязать лентой запястья жениха и невесты, даря свое благословение.

Как во сне, подчиняясь движению Войко, Руслана подняла руку, сцепленную с его. В память до мельчайшей крупицы въелось, как отец Войко поднял ленту над их запястьями, как предательски красиво в свете свечей мерцал алый шелк. А потом все свечи мигом потухли.