Кельтская загадка - Лин Гамильтон

Подумав, что целый час сидения с семейкой Бирна в мрачной библиотеке с красным бархатом, батальной живописью, мечами и наконечниками копий привел меня в безотрадное расположение духа, я отринула эти гнетущие мысли и повернулась лицом к комнате.

По контрасту с моим беспокойством о мире снаружи комната вызывала ощущение уюта и покоя. Справа от двери стоял придвинутый к стене грубо обработанный стол с двумя стульями по обе стороны. На столе высилась стопка книг, на спинке одного из стульев висел поношенный свитер. В глубине была маленькая открытая кухня, довольно примитивная с точки зрения обстановки: там были только ящик со льдом и двухконфорочная газовая плита, поэтому я решила, что электричества там нет. Однако вода была, на открытых полках над эмалированной раковиной с насосом стояли разные тарелки. Дверь справа вела, как я предположила, в спальню. Я огляделась вокруг.

— Брета, — позвала я. — Идите поприветствуйте нас.

На лицах мужчин появилось недоуменное выражение. Через несколько секунд Брета бочком вошла в дверь справа от камина. О таких молодых женщинах, подумала я, люди всегда говорят, что у них красивое лицо, умалчивая об избыточном весе. У нее было много хороших черт, превосходные темные волосы контрастировали с безупречно белой кожей и голубыми глазами, но в эту минуту она выглядела ужасно. У меня возникло желание отвести ее в салон красоты к моей подруге Мойре и там привести в порядок. Темные волосы Бреты были растрепаны, она вертела свесившуюся прядь вокруг пальца. В черных джинсах и мешковатой трикотажной рубашке бурого цвета она походила на бродяжку. Светлая кожа покрылась пятнами. Она страдает, внезапно поняла я, несмотря на свое равнодушное поведение, но было ли то горе из-за смерти отца или разочарование из-за того, что ее лишили наследства, оставалось только догадываться.

— Откуда вы узнали? — обвиняюще спросила Брета.

Я указала на пол:

— Черепаха. Я увидела, как из-под дивана высунулась ее коричневая головка.

— Это он, — сказала Брета, опустилась на колени и сунула руку под диван. — Его зовут Вигс.

Больше ничего она, как будто, говорить не собиралась.

— Вигс, — повторила я и пошла к кухонному столу. На нем стояла початая бутылка виски. Я открыла ее и понюхала. Запах мне очень понравился. Взяв четыре стакана, я обернулась к остальным.

— Может, нам выпить за знакомство? Тем более, дождь начинается, — добавила я, потому что в комнате внезапно потемнело.

— Стоит ли этим молодым людям пить? — сурово спросил Алекс, глядя на бутылку «Бушмилса».[5]

— Мистер Стюарт, это Ирландия, — засмеялся Майкл. — Впитываем виски с материнским молоком. Виски ведь изобретено здесь. Ирландскими монахами. Для лечебных целей, разумеется. Рецепт попал в Шотландию, и там виски превратили в бурду.

Думаю, мы с Алексом правильно сделали, что не стали спорить о сравнительных достоинствах ирландского и шотландского виски.

Через несколько секунд ветер почти горизонтально захлестал каплями дождя по окнам. Брета снова ссутулилась в одном из стоящих перед камином кресел, обитом набивной тканью с махровыми розами, и поглаживала голову черепахи. Я разлила по стаканам виски. Брета опять надулась.

Я почувствовала раздражение. Не могу передать, до чего не люблю людей, которые постоянно дуются. К счастью, Дженнифер Лучка переросла эту фазу. Собственно, не столько переросла, сколько преобразилась, когда из дома ушла Барбара, любовница ее отца. Наглая блондинка, я называю ее Мисс Совершенство из-за того, что она сама создает себе фасоны одежды, утюжит все, даже носки, бегает на дальние дистанции, никогда не подаст салата, не украшенного каким-нибудь цветком, и работает вице-президентом банка. Если на то пошло, наглых я люблю еще меньше, чем надутых. Дженнифер, видимо, тоже.

— Может, разведем огонь? — воскликнул Майкл. Заглянул в дровяной ящик, пожал плечами и направился к двери. — Сейчас вернусь.

Я стояла возле окна, глядя в туман. Сквозь него было видно всего на несколько футов, и Майкл скрылся почти сразу же. Дождь барабанил по крыше, разбивался об оконные стекла. Вдали послышался громкий крик, возможно, чайки или убегавшего от дождя животного, этот звук снова вызвал у меня раздражение.

Пробыв под открытым небом дольше, чем мне представлялось необходимым, Майкл, вымокший до нитки и очень грязный, вернулся с охапкой темных штуковин, формой и размером напоминавших кирпичи.

— Торф, — сказал он, заметив выражение моего лица. — Вам потребуется завести еще, мистер Стюарт. Мне пришлось ползать на четвереньках, доставая последние из-под дома. Огонь у нас будет.

Через несколько минут торф затлел, и Майкл встал спиной к камину, чтобы обсушиться. Торф, решила я, это и есть знаменитые ирландские брикеты.

— Да, совсем забыл, — неожиданно сказал Майкл, доставая из кармана рубашки размокший листок бумаги. — Мое указание. Я ничего не сказал остальным, потому что они не сказали бы о своих. Может быть, у них это пройдет, — добавил он. — Мистер Бирн жестоко отчитал их на этом видео. Испортил им настроение. В общем, здесь написано вот что: «Яростная волна».

— «Я морская зыбь. Яростная волна», — сказала я, очень сомневаясь, что у членов семьи это пройдет. Они как будто слишком уж расстроились. — Совершенно непонятно. Кстати, о непонятном. Кто такой Падриг Гилхули?

В комнате воцарилась полная тишина. Рука Бреты замерла на голове черепахи.

— Никто, — ответил Майкл. — Итак, мое указание связано с двумя другими. Как по-вашему? Это означает что-то?

— Искусная смена темы.

— Не знаю, — сказал Алекс, тоже достав свой конверт. — Мое связано с одним.

— Конечно, означает, — сказала я, оставив попытку разузнать что-то о Гилхули. — Указания размещены в определенном порядке. Эмин Бирн, судя по его высказываниям на видео, бывал иногда очень проницательным и нелицеприятным в оценке характеров. — Я замялась перед тем, как продолжать, осознав, что он дал оценку и характеру Бреты. Однако Брета как будто не обращала на это внимания и лишь продолжала мерно поглаживать голову черепахи. — Зная вас обоих, он решил, что первым раскроет свое указание Алекс, а вслед за ним Майкл.

— Но что это означает? — спросил Майкл.

Мы — я имею в виду нас троих, Брета продолжала сидеть с отсутствующим видом — размышляли несколько минут, что это может означать. Рядом с горящим камином, при стуке дождя, с бутылкой виски было приятно так бессмысленно развлекаться, пытаясь понять, что все это значит: вести игру в двадцать вопросов с человеком, который знал ответ, но покинул этот мир.

Особенно воодушевился Майкл.

— Может, указания ведут к затонувшему неподалеку от берега судну с золотыми слитками, — предположил он.

— Возможно, — согласился Алекс.

— Но и морская зыбь, и яростная волна — это поверхность, а не глубь океана. Вряд ли следует воспринимать это буквально. Может быть, это анаграмма, какой-то загадочный шифр.

Брета громко вздохнула.

— Это стихотворение, — сказала она, взглянув на нас так, словно мы были неразумными существами, несколькими ступенями ниже ее любимого животного, которое она все еще держала на руках.

Мы взглянули на нее.

— Продолжай, Брет, — раздраженно сказал Майкл. — Нельзя же только сказать: «Это стихотворение» — и остановиться. Какое стихотворение? Что там дальше?

Брета промолчала. У меня возникло желание потрясти ее так, чтобы глаза на лоб вылезли, но я решила не проявлять по этому поводу никаких эмоций. Алекс получил свой замечательный маленький коттедж. Я сказала ему, что он исполнил свою роль, сообщив остальным свое указание, и теперь ему нужно отдыхать, забыв об этой неприятной семейке.

— Песнь Авархина, — сказала наконец Брета.

— Что? — хором спросила мы.

— Песнь Авархина. Произносится Авархин, пишется A-m-a-i-r-g-e-n, иногда A-m-h-a-i-r-g-h-i-n. Оно очень древнее. Считается, что Авархин был филе, то есть поэтом милезийцев, первым кельтом, ступившим на ирландскую землю. Говорят, он читал нараспев это стихотворение, сойдя с корабля на ирландскую землю. Все это, разумеется, чушь.

— Кто такие милезийцы?

— Ничего не знаете? — ответила Брета.

Черт, подумала я, противная молодая особа.

И решила сказать Робу, что ему повезло иметь такую дочь, как Дженнифер, ненамного младше Бреты, хоть иногда он и находит ее трудной.

— Если хотите знать, — сказала Брета, — стихотворение из книги «Лебор Габала».

«Лебор Габала».[6] Это говорило не больше, чем ответ на вопрос относительно Падрига Гилхули. Я напомнила себе, что очень довольна, что у меня никогда не было детей. Будучи, как многие из моих подруг, большинство которых, как и я, заняты бизнесом, не слишком твердой в этом вопросе, я довольна, что время от времени получаю возможность прояснять свои мысли по этому поводу.