Полюс капитана Скотта - Богдан Сушинский

— Какая непозволительная щедрость! — игриво восхитилась она. — Одно из моих будущих полотен из цикла «Полярные пейзажи» так и будет называться: «Созвездие Кетлин над полярным ледником Скотта».

— Вот так всегда! Ни на что более одухотворенное, нежели «Ледник Скотта», претендовать не приходится.

— Почему же? Постараюсь изваять прекрасный памятник «Покорителю Южного полюса капитану Скотту», который еще при жизни этого самого капитана будет установлен в центре Лондона. А потом еще один — в центре Кейптауна.

— Где каждый житель будет помнить, что этот памятник создан талантливым скульптором, ученицей великого Родена леди Кетлин Скотт, но мало кто будет догадываться, кому именно он посвящен и чем этот человек знаменит.

— Начинаю подозревать, что уже сейчас ревнуете меня к будущей славе, мой великий мореплаватель Скотт.

Когда в начале августа на борту судна «Саксон» они прибыли в Кейптаун, оба были уверены, что их ждет лишь небольшая передышка в одном из местных отелей. Однако дни шли за днями, а «Терра Нова» все не появлялась, и тогда капитан Скотт решил прибыть в столицу Южно-Африканского Союза, чтобы использовать дни ожидания для пропаганды своей экспедиции, а главное, для сбора средств.

И для полковника флота стало приятной неожиданностью, что, по распоряжению генерал-губернатора, ему и супруге был обеспечен бесплатный проезд по железной дороге, а в самой Претории виконт Гладстон благосклонно взял их под свою, почти родительскую опеку, выделив для жилья хорошо охраняемый загородный дом, а также обеспечив прислугой и питанием.

…Из-за ограды послышались крики испуганной кем-то птицы, затем пронзительно-визгливое вытье гиен и, наконец, от гряды холмов, подступавших к самой вилле, донеслось грозное рычание льва. Азартный и меткий стрелок, Хеттли уже дважды предлагал капитану поохотиться вместе с ним на львов: «если ни одного из них не убьем, то хотя бы надолго отпугнем от поместья»… Однако всякий раз Роберт с извиняющейся улыбкой напоминал управляющему, что у него, как начальника экспедиции, свои, особые заботы. К тому же охота не ради пропитания, а ради забавы — хобби его никогда не считалась.

Когда следующим утром Хеттли — плечистый мулат с ярко выраженными негроидными чертами лица, но со столь же ярко выраженными взглядами британского националиста, вновь появился во флигеле Скоттов, капитан решил, что он опять станет приглашать его на «королевскую охоту». Однако тот с явной грустью в голосе сообщил, что сегодня господина капитана готовы принять у себя генерал-губернатор Герберт Гладстон и премьер-министр Союза генерал Луис Бота.

— Хотите сказать, что еще один день, проведенный мною в Претории, пройдет успешно? — спросил капитан. Он стоял у окна отведенного ему на втором этаже овального кабинета и осматривал склон ближайшего холма, подступавшего к берегам извилистой горной речушки.

Кетлин в это время занималась в своей половинке флигеля утренним туалетом. Она любила понежиться в теплой ванне, погружаясь в нее до подбородка и уверяя, что это в ней просыпаются «повадки старой ленивой бегемотихи».

— Если вы уедете отсюда, не побывав со мной на «королевской охоте», — все ваше пребывание в Южно-Африканском Союзе можно считать несостоявшимся, сэр, — почтительно склонил голову управляющий. — Хотя столичные газеты, — положил он на журнальный столик сверток изданий, — с похвалой отзываются о вашей лекции, прочитанной в столичном оперном театре, и сообщают, что вы планируете провести еще несколько подобных выступлений, используя их для сбора средств на экспедицию. Кстати, одна из них называет вас «обреченным на кочевую жизнь полярным странником».

— Вот видите, сколько дел меня ожидает здесь, не считая вашей несостоявшейся охоты, — молвил Скотт, подступая к столику с газетами. — Представляю себе, сколько легенд и охотничьих историй вы сумели бы рассказать потом в охотничьем кругу о совместной охоте на львов с антарктическим путешественником Скоттом.

— Еще бы! Это уж, как водится.

— Заранее сообщаю, что ни одну из них опровергать не стану.

— Для начала мы объявили бы вас почетным членом нашего клуба, сэр. И тогда охотничьи историйки стали бы появляться сами собой.

…Мощный носовой толчок застал Скотта в том состоянии полусна-полугрез, когда воспоминания уже воспроизводились в ослепительно ярких картинках прошедшего бытия, перенося его в иное время, в иной мир, в иное сознание.

— Мы опять уперлись в мощное ледовое поле, сэр, — появился в кают-компании штурман Пеннел. — Командир судна просит вас подняться на мостик, чтобы совместно принять решение.

— Решение мы уже давно приняли, лейтенант, — недовольно прокряхтел капитан первого ранга, неохотно отрываясь от такого уютного кресла. — И, как мне кажется, совместное: нужно идти к Антарктиде, к полюсу.

— Есть еще одна проблема, — объяснил штурман, — уже более приятная. Сейчас в кают-компании должны накрыть праздничный рождественский стол для офицеров[12].

Оказавшись на мостике, Скотт долгое время осматривал окрестные ледовые поля в подзорную трубу, которой по-прежнему отдавал предпочтение перед биноклем, а затем приказал придерживаться юго-юго-восточного направления, а при невозможности найти выход из этого ледового плена, ложиться в дрейф.

— Иного решения я тоже не вижу, — согласился с ним командир корабля.

— Как только накроют рождественский стол, передадите свой пост вахтенному офицеру, и я рад буду предоставить вам право второго тоста.

— Не знаю, честно говоря, стоит ли в такой ситуации затевать праздничный ужин.

— В какой «такой ситуации»? — спокойно прикурил сигару Скотт. — Вы что, действительно находите во всем этом, — обвел он подзорной трубой пространство перед собой, — нечто из ряда вон выходящее?

— Очевидно, вы правы, — мрачно согласился Эванс.

— Миллионы мужчин во всем мире сочли бы за честь посидеть сейчас с нами за рождественским столом на траверзе Антарктиды. А ведь для тех людей, в кругу которых мы сейчас окажемся, поход к ледовому континенту — это еще и свершение мечты.

— Почти равной походу к стивенсоновскому «острову сокровищ», — поддержал начальника экспедиции штурман Гарри Пеннел. — Сужу хотя бы по себе.

Скотт неожиданно замолчал. Он вообще обладал странноватой способностью умолкать в разгар любой беседы, пусть даже той, которую сам же затеял. При этом он словно бы проваливался в свою угрюмую сосредоточенность, которая еще с гардемаринских времен множество раз ставила в неловкое или двусмысленное положение не только собеседников, но и его самого. Взбодрился же лишь после того, как рядом на палубе появился лейтенант Мирз.