Забытые письма - Елизавета Абаринова-Кожухова

Когда я спросил Чернявского о вашем земляке докторе Матвееве, то он сразу вспомнил, что обменивался с ним письмами примерно в 1969-70 годах, и тот даже пару раз приезжал к нему, когда гостил у своих родных в местечке или городке Черные Камни в 30 километрах от Р***. Матвеев, по словам Бориса Никифоровича, интересовался событиями во время оккупации в Черных Камнях, и Чернявский сообщил ему кое-какие сведения, в том числе и о Кондрате Ковальчуке, оставившем там особо кровавый след.

На мой вопрос, известно ли Чернявскому что-либо о Ковальчуке помимо того, что сообщалось в средствах массовой информации, он сказал, что располагал весьма обширным архивом документов и свидетельств против него и других ему подобных, но расстался с ним в 1971 или 72 году. К Борису Никифоровичу прибыл из Киева некий приличного вида господин, представившийся сотрудником Академии Наук, и настоятельно просил передать собранные материалы в распоряжение ученых-историков, в частности, для написания книг о Великой Отечественной войне и для выставки „30 лет Победы“. Ничего дурного не подозревавший Чернявский так и сделал — тем более что хранить столь важные материалы в его маленьком домике было небезопасно, хотя бы даже в пожарном отношении. Нечего и говорить, что даже малой толики своих материалов Борис Никифорович не обнаружил ни в исторических книгах, ни на выставках. Скорее всего, они либо просто были уничтожены, либо до сих пор хранятся в сейфах некоей организации.

Разумеется, после этого Чернявский не оставил поисков, хотя и не вел их столь широко, так как чувствовал, что если не слежка, то, скажем так, наблюдение за ним велось почти непрерывно, вплоть до начала девяностых годов.

Теперь собственно о моей поездке. В Р*** я приехал на два дня и остановился у своих дальних родственников. В первый день Борис Никифорович пообещал мне подыскать в своем обширном архиве материалы по Ковальчуку, а если удастся — письма от Матвеева. Мы договорились, что я зайду назавтра пополудни, но когда я пришел, то увидел на месте его дома лишь груду тлеющих угольков. Как мне сообщили в пожарной службе, „гражданин Чернявский погиб в результате небрежного обращения с огнем“.

Вот так безрадостно, уважаемый Василий Николаевич, завершилась моя поездка в Р***. Это пока что все, что я могу сообщить вам, пользуясь посредством Интернета, но думаю, что еще смогу прислать вам весточку. Берегите себя. С уважением, Гр. Иваненко».

Нечего и говорить, что выражение лица у Василия по мере прочтения этого послания становилось все мрачнее.

— Сбываются пророчества Натальи Николаевны, — пробормотал Дубов. — Змеи вылезают из забытых костей и начинают жалить…

Детектив еще раз внимательно перечитал концовку послания.

«Иваненко ясно дает понять, что через Интернет не может сообщить всего, что хотел бы, — подумал Василий. — И, возможно, даже чувствует за собой слежку. А уж его слова „берегите себя“ означают одно — если я не выйду из игры, то и меня ждет смертельная опасность. Хотя, по правде говоря, поберечь себя прежде всего следовало бы самому Григорию Александровичу…»

— Следовательно, будем идти до конца, — произнес Дубов уже вслух и, достав из-под телефона книжку, открыл ее на букве «С».

Войдя в ресторанный зал, инспектор милиции Столбовой отыскал взглядом детектива и доктора и немедленно направился к ним.

— Что-то случилось? — спросил он Дубова. — Добрый день, доктор. Я не опоздал?

— Нет-нет, Егор Трофимович, вы пришли как раз вовремя, — ответил Дубов. — Пока еще ничего не случилось, по крайней мере у нас в Кислоярске, но я хотел бы поговорить с вами, так сказать, в четыре глаза. Или во все восемь, включая пенсне Владлена Серапионыча.

— Слушаю вас, — вздохнул инспектор, устало откинувшись на спинку стула. Их отношения с Дубовым вот уже несколько лет строились на основе здоровой конкуренции и делового сотрудничества, причем одно отнюдь не исключало другого. Во всяком случае, общее служение Делу Справедливости нередко сводило их вместе, и цепкая хватка Столбового в сочетании с недюжинным умом Дубова почти всегда приводили к успешному раскрытию преступления.

— Егор Трофимович, на сей раз я хотел бы немного поэксплуатировать ваш доступ к архивной информации, — произнес Василий.

— Надеюсь, не к секретной? — усмехнулся Столбовой.

— Я тоже надеюсь, — ответил детектив совершенно серьезно. — Речь идет об обстоятельствах смерти гражданина Владимира Филипповича Матвеева, случившейся в июле 1970 года.

— Убийство? — насторожился инспектор.

— Да нет, официальная версия — смерть от сердечной недостаточности, вмешался Серапионыч и даже для пущей важности добавил пару звучных слов по-латыни. — Но обстоятельства очень уж странные…

— Может быть, по вашему ведомству есть какая-то информация об этом человеке, — добавил Василий. — И если вам не трудно…

— Постараюсь, — кивнул Егор Трофимович и записал в блокнот: — В. Ф. Матвеев, скончался в июле семидесятого.

— И еще, — добавил Василий, — нет ли чего-то по еще одному лицу: Витя Орлов, покончил жизнь самоубийством тогда же.

— Выясним, — инспектор черкнул еще несколько слов и вернул блокнот во внутренний карман пиджака. — Если не секрет, Василий Николаевич, с чего это вы вдруг занялись такой стариной?

Василий ненадолго задумался:

— Знаете, Егор Трофимович, очень может быть, что все подозрения беспочвенны, и тогда не стоит забивать ими вашу голову, столь занятую более насущными делами. Но если нам с доктором удастся что-то раскопать, то вы будете первым, с кем мы поделимся нашими находками.

— Какими находками? — неожиданно прозвучал над ухом Василия приятный женский голос. — Неужто вы тоже решили заняться археологическими раскопками?

Голос принадлежал еще одной постоянной участнице обедов — кандидату исторических наук, которую все звали госпожа Хелена, так как ее полные инициалы были столь неудобовыговариваемы, что даже заучить их наизусть никто не мог. Частенько, если не оказывалось злободневных тем для застольной беседы, госпожа Хелена потчевала сотрапезников увлекательными экскурсами в прошлое, или, как это называл Серапионыч, проводила исторический ликбез. Рассказы госпожи Хелены всегда были столь занимательны, что ее слушатели зачастую забывали о еде, и даже сидящие за соседними столиками невольно прислушивались к импровизированным лекциям.

Так как на сей раз беседа не очень клеилась, то госпожа Хелена уже нацелилась рассказать о своих раскопках в курганах древней долины Кислоярки и даже потянулась к сумочке, где у нее лежали уникальные фотоснимки. Заметив это, Василий решил направить лекцию в иное русло: