Продолжение поиска (сборник) - Владимир Караханов

— И давно вы на этой самой должности?

Он улыбнулся.

— Уж лет тридцать по хозяйству работаю, а здесь недавно, — и с обидой добавил: — Небось на прежнего не кричали, тот сам всех матом крыл. А я последнее время в интернатах работал, с детьми, ругаться разучился.

Мы помолчали. Он не спрашивал, кто я и зачем явился, а мне тем более торопиться не к чему.

— Ушел бы на пенсию, да хозяйства жаль. Кто его знает, кого взамен пришлют.

Я вспомнил аккуратно выметенный коридор, чистые стекла в окнах, свежевыбеленные стены здания и поверил в искренность этого пожилого человека, с таким удовольствием произносившего слово «хозяйство».

— Вид у вас усталый. С помощниками туго?

— Помощников хватает, у меня и добровольные есть. Это они с туалетом принципиально возиться не хотят, а что-нибудь другое давно бы сами исправили. Шутка сказать, триста человек — всех специальностей мастера!

Меня, конечно, интересовали помощники штатные, но повторять вопрос, не назвав себя, неудобно. Я представился и объяснил цель своего визита. Комендант повертел фотокарточку.

— Нет, такой у нас не проживает.

— Может быть, раньше, еще до вас, или просто приходил сюда? Кто из персонала сейчас на работе?

— Уборщицы уже ушли. Сторож Гусейн-киши, да вы его, наверное, видели. Намик в кочегарке и прачка наша, Огерчук Валя.

— У вас и прачечная своя?

Мое удивление было ему приятно, и он с удовольствием рассказал, как пришлось пробивать эту идею и как здорово помогла Евдокия Семеновна Круглова — парткомша с комбината.

Круглову я знал хорошо. У горотдела с комбинатом давно установились союзнические отношения, и сейчас очень ясно представил себе, как она наступала на коммунхозовцев.

Однако комендант увлекся, пора было возвращать его к интересующей меня теме.

Может быть, кто-нибудь из персонала работает по совместительству в соседних домах и мог видеть преступника там? — предположил я.

Подумав, он отрицательно покачал головой.

— Уборщицы Рахматуллина и Мирбабаева работают еще в школе, другие только здесь.

Мне не хотелось расставаться с удобной версией.

— А остальные? Сторожа, например… Сколько их у вас?

— Сторожей трое: Гусейн-киши, сами видели; Асадов инвалид, без ноги, хорошую пенсию имеет, от скуки работает; Гандрюшкин, тот помоложе и здоровьем бог не обидел, но такого лентяя свет не видывал. Да и знал бы я, если б они еще где-то работали…

Вот и все. Неужели мы на кофейной гуще гадали? Медленно прокрутил в памяти кадры ризаевского допроса. Непохоже, чтобы мы с общежитием промазали. Может быть, кто-то из живущих? «Триста человек, — подумал с ужасом, — поди проверь… И кто из них мог быть связан с шестью домами? Нет, триста человек, слава богу, можно оставить в покое… Либо из персонала, либо общежитие вообще ни при чем».

— А вы точно знаете, что он в этом районе прячется?

Вопрос коменданта — естественная реакция на мою настойчивость, но как же он близок к истине!

— Видите ли, по данным Нахичеванской милиции (не знаю, почему мне пришел на ум именно этот город), он скрывается где-то здесь. — Для того чтобы как-то оправдать свою назойливость, я добавил: — Это опасный преступник, совершивший там тяжкое преступление.

— А я думал, у нас. Оказывается, вон где…

— Если б у нас, мы бы сами поймали.

Мое заявление встретило у коменданта понимающую улыбку. Как человек, болеющий за свое хозяйство, он считал это чувство естественным и в других.

Я встал.

— Обойду ваших работников, может, кто и вспомнит.

Сам я в этот обход уже не очень верил. Комендант вызвался проводить меня в кочегарку и прачечную, так что пошли вместе.

Намик, парень с черными, будто вымазанными мазутом и затем вконец перепутанными волосами, возился около поставленного на попа огромного котла. Отблески горящего газа и кипение пара придавали кочегарке сходство с паровозной кабиной. «Нахичеванской милиции» Намик, разумеется, помочь не сумел, и мы двинулись в прачечную. Она помещалась в дальнем конце двора, но уже на полпути стал ощущаться специфический запах сырого белья. Навстречу нам вышла женщина с большой дорожной сумкой в руках. Я было остановился, думая, что это и есть «прачка наша, Огерчук Валя», но комендант не обратил на нее никакого внимания, и мне пришлось догонять его уже на лесенке.

В чистенькой комнате оживленно беседовали две женщины, одна была в белом халате. Такое ощущение, что попал в приемную больничного покоя; правда, гул машины в следующем, основном помещении тут же рушил эту иллюзию.

Молодая, со вкусом одетая женщина, судя по обрывкам фразы, жаловалась на кого-то, мешавшего ей жить «по-современному». При нашем появлении она сразу стала прощаться, называя женщину в халате Валей, а в дверях недовольно покосилась на нас: поговорить толком не дали. Бог с ними, с эмоциями, мое внимание привлек сверток в капроновой сетке, который она унесла с собой.

Комендант перехватил мой заинтересованный взгляд и счел нужным пояснить:

— Наша прачечная работает на хозрасчете, вот и приходится иметь дополнительную клиентуру со стороны. А качество у нашей Вали такое…

— Зря меня хвалите, — неожиданно для своей крупной фигуры певучим высоким голосом перебила женщина. — Из соседних домов несут — в городскую далеко ехать, вот и все качество.

Мой остолбенелый вид комендант истолковал по-своему.

— Вы не подумайте чего другого. У нас все законно, разрешение имеется. Как ведомственные парикмахерские или столовые. Кому от этого плохо?

— Нет, конечно, это разумно, — механически ответил я.

«Клиенты из соседних домов, женские откровения и пересуды, из месяца в месяц поддерживаемая связь с примерно постоянным кругом жильцов, и в результате — накопление обширной информации о достатке и образе жизни, — думал я. — Неужели передо мной соучастница ризаевских краж?»

Пока она рассматривала снимок, я разглядывал ее. Фигурой и большими доверчивыми глазами она по какой-то странной ассоциации напоминала мне крупного добродушного кенгуру, каким его изображают на детских картинках. Ей было за сорок. Но видимо, неизменное радушие в сочетании с детской непосредственностью — вернув фотографию, она брезгливо вытерла руки о фартук — вызывали в окружающих желание называть ее по имени.

Нет, я оперативник и в отличие от следователя только ищу преступника. Мне не надо доказывать ни его вины, ни невиновности такой вот Вали. Поэтому я имею преимущественное право на интуицию, а она мне сейчас подсказывает, что эта женщина не могла быть заодно с Ризаевым. Но, приняв к сведению невиновность Огерчук, я не исключил ее причастность к совершенным кражам, точнее к выбору квартир преступником. Уж очень все сходилось: и информированность прачки о жителях соседних домов, и явная растерянность Ризаева при нашем упоминании общежития. Чтобы убедиться, взаимосвязаны ли эти факты, прежде всего необходимо выяснить, сюда ли отдавали белье в стирку потерпевшие. Если да, то я напрямик спрошу Огерчук о Ризаеве. Раз она мне внушает доверие, незачем скрывать истинную причину моего прихода.