Заброшенный сад Персефоны (СИ) - Нимченко Анатолий Олегович

— Алоха, друг! Рад вас видеть в нашем захолустье.

По-английски парень говорил с заметным акцентом и без своеобразной мелодичности, свойственной местным жителям. Сперва Виктор решил, что механик немец, но потом понял, что акцент больше всего походит на русский.

— Здравствуйте! — ответствовал Виктор по-русски.

Улыбка собеседника стала шире, язык он явно знал.

— Привет, земляк! Меня зовут Миша. Я тут что-то вроде смотрителя. Ты хорошо выспался?

Выходит, парень не из местных: на русском он говорил слишком чисто, чтобы принять его за уроженца здешних земель. Но при этом черты лица и смуглая, явно не от загара, кожа недвусмысленно намекали на то, что кровь полинезийцев в жилах Миши все же течет. В общем-то, одно другому не мешает, конечно. Родился и вырос, например, в России, а затем переехал на землю предков. Не такое уж редкое явление.

Виктор не преминул отметить, что на ты Миша перешел так легко, словно они были сто лет знакомы. Наверное, и правда — без церемоний куда лучше. Нормальный парень, почти ровесник. Выкать с ним будет ну совсем не здорово, да и делу может повредить.

— Привет! Я — Виктор. И да, спасибо! Отлично поспал!

Они пожали друг другу руки.

— Ты из каких краев прибыл?

— Из Финляндии прилетел ночным рейсом, — ответил Виктор, сделав вид, что не понял суть вопроса, и в свою очередь задал встречный вопрос: — А тебя каким ветром сюда занесло?

— Родители переехали, подвернулась хорошая работенка в заповеднике. Правда подозреваю, что дело не только в работе — предки наши отсюда. Вот и вернулись к корням, так сказать. Ну, а позднее и я за ними прилетел, покинув Подмосковье. Мы с женой тогда не… В общем, решили немного пожить раздельно.

Виктор понимающе кивнул, хотя с недавних пор и не любил рассуждения о «раздельном» браке. Возможно, о чем-то подобном сперва думала и Ирина, когда однажды утром исчезла, оставив после себя только записку на туалетном столике. Виктор ждал ее обратно, долго ждал, но прошли годы, а она так и не вернулась. Миша чуть заметно усмехнулся, заметив сочувствие на лице гостя, и продолжил свое повествование.

— Там, в России, я регулировал автоматику планеров. Теперь, вот, работаю тут — занимаюсь в городе ремонтом киберов, дронов и разной мелочевки. Живу здесь, а заодно и присматриваю за этим древним постоялым двором. Резиденция не бог весть — скучать не дает. Подшаманиваю, восстанавливаю, если что капитально отвалится, хотя и не так уж часто приходиться заниматься реставрацией, честно-то говоря. Постояльцы сюда редко приезжают, даже в разгар сезона номеров свободных полно.

Миша вдруг всплеснул руками.

— Елки-моталки, забыл совсем. Ты есть-то хочешь?

— Как волк! С удовольствием чего-нибудь перекусил бы. В лайнере ведь только синтез, — Виктор виновато улыбнулся и развел руками, словно он был повинен в том, что синтезаторы невкусно готовят.

— Сейчас организую. Что будешь? Фрукты, молочку?

— Да чего быстрее сготовится, то и поем.

— Сок?

— Да, апельсиновый.

— Ща.

Смотритель молниеносно набрал нужные коды и принялся ждать. Киберповар тут стоял новый: с яичницей и бутербродами он справился весьма оперативно. А напоследок еще и подносик с пирожными разной формы выдвинул из своего нутра.

Уплетая завтрак, инспектор слушал рассказы о здешних красотах, о заповеднике и маршрутах. А в вулканы архипелага этот парень и вовсе был влюблен, похоже. И вообще, смотрителю явно очень давно не удавалось поболтать на отвлеченные темы. Когда с едой было покончено, Миша прервал свое бесконечное повествование и деловито спросил:

— Чай, кофе?

— Кофе. Хороший есть?

— Обижаешь!

Киберповар и тут был на высоте: быстро справился с задачей и выдвинул чашку, от которой вокруг расползался дивный аромат. Виктор сделал маленький глоток, наслаждаясь напитком. Миша заказал чашечку и себе. На некоторое время парень умолк, что оказалось весьма кстати: хороший кофе любит полностью раскрывать свой вкус только в тишине. Впрочем, долго молчание не продлилось.

— Да, я в город скоро поеду, тут у меня машина есть, — сообщил Миша, отставив пустую чашку. — Могу подкинуть до пляжа и забрать на обратном пути. Ты как?

Предложение показалось соблазнительным, особенно в свете недогулянного отпуска. В кои-то веки выбраться в курортное местечко, так хоть чуть-чуть не отдохнуть — настоящее преступление. Виктор одернул себя: сейчас была задача поважней. А отдых… Его лучше оставить на потом, хотя и жаль, конечно. Ведь почти добрый десяток лет не получалось как следует расслабиться. Вечные прерванные отпуска, да в промежутках между заданиями день-другой удавалось перехватить, но это так… «Темпорологу вечно не хватает времени!» — усмехнулся про себя Виктор, вспомнив институтскую присказку.

— Спасибо, дружище! — поблагодарил он Мишу. — Вот только я не отдыхать сюда приехал, а по делам. Мне нужно узнать кое-что про одного парня, он в этих краях когда-то жил.

— А как звали?

— Думаю, ты не в курсе. Давние дела.

— И все же? — настаивал Миша, потянувшись к соседнему столику за подносом со сластями.

— Кэй Маттау.

— А? — он резко обернулся и уставился на Виктора, словно впервые его увидел.

— А что? Ты знаешь кого-то из его родных?

Глаза Миши неприятно сузились, лицо стало злым. Он поставил поднос обратно, забыв взять пирожное.

— Давай-ка сперва проясним один момент, — резко произнес он. — В зависимости от результата ты либо получишь сведения, либо вызовешь кабину и уберешься отсюда ко всем чертям прямо сейчас.

— Договорились, — сухо ответил инспектор.

— Значит, ты тот самый журналист, о котором нас предупредили? Ты что, хочешь написать книгу о Кэй? — мрачно спросил Михаил.

Журналист… Виктор удивленно посмотрел на парня, но не стал возражать — промолчал. Слишком мало сведений для понимания происходящего. Без информации дров наломать — раз плюнуть. Миша заметил движение и истолковал его по-своему.

— Так значит тебя интересует бабушка Кэй?

— Как?! — удивился Виктор и сокрушенно покачал головой. — Извини, я не знал, что Кэй Маттау — женщина. Прости, если обидел.

Он чувствовал, что дело рассыпается и для спасения просто необходимо открыть собеседнику правду.

— К тому же я вовсе не журналист, если уж на то пошло. Мне поручено найти все, что связано с очень давней катастрофой. Данные по ней почему-то оказались засекреченными. Мне подошли бы сведения о любом из этих людей.

Виктор вытащил из кармана блокнот, вывел страницу, на которой были записаны фамилии и адреса спасшихся, и подвинул к парню.

— Держи, читай.

Смотритель проглядел страницу, затем испытующе посмотрел в глаза Виктору. Тот выдержал взгляд и повторил:

— Уверяю, я не журналист, — и четко, словно представлялся в каком-нибудь официальном органе, доложил: — Я сотрудник Отдела защиты. Инспектор. Мне необходимо расследовать все обстоятельства случившегося. Я не знаю, что известно тебе, могу только предполагать. Думаю, делу не повредит, если скажу, что дело обстояло вовсе не так, как это представлено в официальных отчетах.

— Да, — одними губами прошептал Миша. — Я знаю про «Дилос».

— Отлично! Тогда давай откровенность за откровенность, — сказал Виктор. — Скажи, кто тебе сообщил, что я будто бы журналист? И к слову, если ты не веришь, что я работаю в ОЗ, — можешь связаться отсюда с моим шефом. Он подтвердит. Никакого отношения к журналистике я не имею.

— Да верю я, верю! — махнул рукой Миша. — А кто прислал — не знаю. Вот, полюбопытствуй.

Он пошел к стойке и вывел переведенное на русский язык письмо прямо на экран. Текст довольно лаконично и корректно извещал о том, что в гостиницу прибывает некий журналист-инкогнито, который хочет все выведать и потом написать статью о судьбе безумной женщины, спасшейся с «Дилоса».

— Понимаешь, — продолжил смотритель, — в дневниках бабушки Кэй и так полно боли, перемешанной со страхом и безумием. Она вернулась совершенно седой, до конца жизни спала со светом и не подходила к океану. А ведь перед полетом она работала в лабораториях на берегу и любила купаться ночью. До «Дилоса», если верить воспоминаниям ее современников, не боялась ничего вообще. Мне не хотелось, чтобы кто-то снова тревожил покой Кэй.