Городищенский дневник. Записки деревенского обывателя - Елена Свешник

Немного о так называемом русском языке. Он у нас подразделяется ровно на столько групп, сколько народов и национальностей проживает в нашей огромной стране. Есть славяно-русский, хазарско-русский, мордовско-русский и так далее. В штатных психологах и других «гуманитарных» специальностях наших доблестных правоохранителей работают представители всех этих русскоязычных групп, кроме первой. А это именно та группа, с которой Вам было бы интересно пообщаться, но так как к Вам допустят только русских девушек «в штатском», мой совет – не общайтесь ни с одной! Зачем Вам потом эти «разоблачения в Интернете», внебрачные дети (тоже еще та головная боль на всю жизнь) и другие местные «фишки». Пока Вы здесь, побольше путешествуйте – у нас очень красивая страна; катайтесь на велосипеде – в Москве даже дорожки появились недавно; есть неплохие ресторанчики – очень рекомендую немецкий «Ганс и Марта» у Новодевичьего монастыря; ходите в театры и музеи; ну а девушки – пока только из WikiLeaks…. А если захотите все-таки познакомиться с местным колоритом – читайте роман «Обломов», в нем и есть вся Россия на все времена!

Итак, вместе с привычными в таком случае словами «Welcome to Russia», я бы добавила фразу, которую произносит mister Humphrey в одном из моих любимейших британских сериалов: «It’s „Doctor Givago“, it’s „Orient express“, it’s… reduced». Ну, а от себя лично: «Welcome on board!».

14.07.

Несколько слов в защиту «правозащитников»,

и почему вдруг в России испугались НКО

Все мы люди, но не все человеки.

Весь последний год, живя в деревне и имея достаточно времени, чтобы читать сетевые журналы и смотреть телевизор, невольно следила за полемикой, которая развернулась между так называемой «оппозицией» и «сторонниками Путина» (названия более чем условны). Последние как-то особенно яростно нападали в своих статьях на «правозащитников» и других представителей международных организаций, обвиняя их в некой ангажированности, предвзятости в отношении к «режиму», разжигании социальной розни и других неблаговидных деяниях. Вместе с тем, наблюдая по телевидению людей, представлявших эти организации, у меня складывалось вполне благоприятное впечатление. Да и идея международного мониторинга такой деликатной вещи как права человека в стране, где люди очень долго рассматривались властью как расходный материал истории, казалась вполне разумной. Зная отношение к обычным людям в тюрьмах, детям в детских домах, старикам в домах престарелых и больницах; прекрасно помня то, что в стране обычной практикой было объявление сумасшедшими любых чуть-чуть по-другому мыслящих (а чаще просто мыслящих) людей; не говоря уж о том, что такие понятия как свобода творчества в России – вещь в принципе не существующая, если не считать за проявление таковой матерных частушек и похабных песен на радио «Шансон», одним словом, принимая все это во внимание, я была уверена, что как раз появление в нашей стране «защитников прав человека», не связанных с властью, было главной победой для всех нас и единственным условием для того, чтобы кто-то из тех, кого в России испокон веку называли «человек», останется здесь и не уедет после падения «железного занавеса». Для меня лично это было единственным условием, при котором я вернулась из-за границы в 2001 году. Я прекрасно понимала, что интеллектуальный уровень власти крайне низок, страна держится за счет старых, наработанных веками связей и тех людей, которые еще помнили, что такое война и которые не за страх, а за совесть боролись за то, чтобы государство сохранилось хотя бы и в «урезанном» виде. Когда я приехала, для меня было вполне очевидно, что центробежные силы нарастают, так как все меньше среди управляющей «элиты» оставалось людей, которых интересовала судьба страны, и которые не относились к ее разрушению как к неизбежности. Вряд ли кого-то из власть предержащих особо волновали права человека в такой ситуации. Но особенно ясно это стало, когда я пришла на работу в архивную службу, особо пояснять не буду, скажу кратко: такого мародерства я в своей жизни не видела никогда. Если люди, обязанные отвечать за сохранность такой!!! государственной собственности, были первыми, кто ее продавал и вывозил за границу, способствовал всем безобразиям, которые там творились, то судьба государства их уж точно не волновала.

Здесь хотела бы дать краткое пояснение, чтобы было понятно, что такое нарушение прав обычного человека в архивном деле. Для получения пенсии гражданин приходит в архив, или сам пенсионный фонд работает непосредственно в архиве с документами предприятий, с одной целью – подтвердить рабочий стаж. Если директор архива не проследит за тем, чтобы любое закрывающееся предприятие сдавало свои документы на хранение в полном порядке, то люди, работавшие на нем, впоследствии не смогут получить подтверждение о своем трудовом стаже. На Урале в 90-е годы шло массовое закрытие крупнейших заводов – секретных военных, между прочим – и многочисленных мелких организаций (торговых, бытового обслуживания, детских садов и т.д.). Если документы не были сданы в должном виде, люди оставались без пенсий. Надеюсь, не надо объяснять, что это такое…. Да, для людей во власти, тех, кто приватизировал эти заводы и производственные помещения, проблемы так сказать плебса мало волновали: подумаешь, какие-то старые тетки не получат свои жалкие копейки. Начальники архивных служб стали выезжать за границу, получали ученые степени и на день рождения заказывали подчиненным в качестве подарка аппарат для приготовления фондю. Архивы из сугубо подведомственных учреждений стали превращаться в доходные частные и семейные предприятия, которые приносили такие дивиденды, которые и не снились многим миллионерам.

Когда я разговаривала во время социологического опроса с мужчиной в одном из рабочих районов Челябинска, и он в буквальном смысле слова плакал, потому что ему, проработавшему всю жизнь на заводе, не присвоили звание «Ветерана труда» (завод не сдал документы в архив в надлежащем виде, что-то утерялось), и теперь он не мог получить причитающихся ему льгот на оплату жилья, транспорта. Когда каждый день наша Верочка приходила в кабинет после приемных часов в справочном столе архива буквально серого цвета, потому что 3 часа ее донимали озлобленные посетители, а именно рядовые архивные работники отвечали на все претензии граждан – почему нет документов о подтверждении их стажа («Вон посмотрите в компьютере, что он у вас зря стоит, там все должно быть, Путин-Медведев нам обещали…»). Когда историки, защищавшие диссертации для директоров архивов, занимались массовым сканированием секретных архивов оборонных заводов и с санкции всех соответствующих инстанций благополучно вывозили их в США – я отчетливо начала осознавать, что эту страну планомерно и методично готовят к продаже, причем по демпинговым ценам. Какие там права человека, когда люди вот-вот станут рабами?

Особенно забавным – как это ни странно прозвучит в данном контексте – выглядел закон о запрете НКО, о которых с благородным негодованием нам поведал глава государства. Он, так сказать, об этом не знал все эти годы, а сейчас вдруг выяснилось… Они тут у нас, оказывается, и все беспорядки организовывали, и людей к бунту подстрекали: у нас ведь все так здо́рово, только заграница что-то мутит, да и вообще – «это все придумал Черчилль в 18 году». К слову, зачем нам у власти люди из спецслужб, если в стране такой беспорядок. Тут есть только два логических ответа: либо они плохо исполняют свою работу, либо сами эти беспорядки организуют. Вряд ли это может способствовать соблюдению прав человека в нашей стране, так что будем внимательно следить за тем, чтобы эти милые и интеллигентные люди из международных организации нас не бросили здесь на произвол судьбы.

15.07.

Сам играю, сам пою,

сам слушаю стою

Очень тронула статья молодой девушки, прочитанная мною на днях в «Московских новостях», в которой та немного сокрушалась, что жизнь ее в таком юном возрасте проходит немного рутинно и запрограммированно. Она хорошо закончила школу, потом университет, есть высокооплачиваемая работа, но нет элемента непредсказуемости, романтики и даже легкого авантюризма (пересказываю только общую суть, не дословно). И она совершенно справедливо подчеркивает разницу между собой и своими европейскими сверстниками, которые в этом возрасте совсем другие. И все эти размышления мне так напомнили свои собственные мысли лет 20 назад, когда я первый раз на длительное время выехала в Западную Европу, что я решила об этом немного написать.