Избранное. Том 1 - Станислав Константинович Ломакин

Помню один случай: мать в воскресенье приехала к сестре, прихватив меня с собой, мне было года четыре. Стояло жаркое лето, я вышел в огород и ходил между грядками в поисках чего-нибудь съедобного. Есть хотелось постоянно. На одной из грядок обнаружил стручки перца и стал жевать, а затем, от рук, видимо, перец попал в глаза. Я истошно заревел, мама выбежала из дома, подвела меня к кадке с водой и, умывая, приговаривала: теперь, Степа, твои глазоньки будут особым образом смотреть на мир. Я попрошу Боженьку, чтобы он дал тебе здоровье: Боже Милостивый, Иисусе Христесе, удали болезни из тела раба божьего Степана и пусть все его болезни растворятся в пространстве и во времени, ни причинив никому вреда и зла, всему живому на Земле».

Мама была умной, доброй, очень совестливой и красивой. Утром следующего дня выехали на встречу с родиной. Дорога была накатанной, но машинная колея заполнилась водой от вчерашнего дождя. Густой лес по обеим сторонам дороги захватывал и удерживал ленивые клочки влажного тумана, который наползал сверху и не пропускал солнечного света. Там, где лес расступался, образуя открытые пространства, виднелись поляны, заросшие папоротником и кустарником.

За их невзрачной внешностью прячется множество устланных травяным ковром, усыпанных цветами, залитых солнцем уголков. Впереди показалась деревня Вятка. Сердце Степана Федоровича начало учащенно биться – волнующие образы детства и мысли последних дней о встрече, волновавшие его, наконец-то осуществятся. Вятка представляла собой две небольшие улицы, тянувшиеся параллельно друг другу. Покосившиеся дома и избы, безрадостные лица редких прохожих, заброшенные фермы с выбитыми окнами, похожими на глазницы черепа, худыми крышами – сегодняшний пейзаж умирающих деревень почти по всей России. Человек, оказавшийся в такой обстановке, ощущает какую-то безысходность, бесперспективность, виноватость за то, что случилось с нашей деревней, страной.

Около одного старого дома сидела на лавочке пожилая женщина, на вопрос, не знает ли она, где жила Арина Васильевна Бушмалева, ответила «нет». Опершись на палку, она поднялась и стала говорить о своих бедах, в свою очередь задала приезжим вопрос – не из собеса ли они? У женщины слезились глаза и было видно, что ей трудно стоять, но природная внутренняя, веками заложенная крестьянская культура не позволяла ей говорить сидя, когда другие стоят. Она рассказала, что написала письмо, в котором спрашивала о прибавке к пенсии, так как проработала в колхозе более 50 лет, и ей никто не ответил. Говорила долго, ее исповедь потрясла, в горле застрял ком и слезы потекли по щекам. Степан Федорович прошелся по пустынной, обезлюдевшей улице, где было около десятка изб, и приблизительно указал, где стоял дом, в котором он родился. Место, где раньше стояли исчезнувшие постройки, можно узреть лишь по мельчайшим деталям: заросшим травой, едва различимым контурам прошлого строения. Возвращались молча, впечатление от поездки было гнетущее, почему-то вспоминалось горькое пронзительное стихотворение алтайского поэта Мельникова «Поставьте памятник деревне». Подъезжая к Кыштовке, Степан Федорович неожиданно после долгой молчаливой паузы начал читать стихотворение Твардовского:

На дне моей жизни,

На самом донышке

Захочется мне

Посидеть на солнышке,

На теплом пенышке.

Я думу свою

Без помехи подслушаю,

Черту подведу

Стариковскою палочкой

Нет, все-таки нет,

Ничего, что по случаю

Я здесь побывал

И отметился галочкой.

Глубина понимания того, что происходит сегодня в России, узнается по высоте устремления узнать истину.

Без малой родины не бывает большой. Родина – это почва, в которой зреют мысли, чувства, познавая ее, мы вырабатываем способ, каким только и можно сохранить свою независимость, свою личность.

Степан Федорович через три дня заспешил, покинул дорогую, родную Кыштовку и похоже – навсегда.

ВЕРНОСТЬ

Второй месяц стояла чудовищная жара, что несвойственно для Западной Сибири. Захар Матвеевич по стариковски, по установившейся деревенской привычке, вставал рано, с первыми петухами. Он смотрел на деревню, она спала перед рассветом: безмолвно, безлюдно и неподвижно. Первые петухи отгорланили и вновь наступила кратковременная пауза безмолвия до вторых петухов. Старик любил это время. Робкие лучи солнца, пока еще не яркие золотят крыши изб и домов, вершины деревьев. Все чувства обострены желанием побыть в окружении цветения и услады всего, что радовало глаз, все звуки особенно проникали во внутренний мир и растворялись во внешнем. Исчезала обособленность бытия.

Старик был среднего роста, костистый, широк в плечах, коричневым от загара лицом. Его светящиеся приветливые, глубоко посаженные глаза, почти спрятанные под выступающими вперед надбровными дугами, смотрели на все происходящее с душевной теплотой и доброй улыбкой. Редкие волосы на крупной голове были скорее белесыми, чем седыми.

Третий год Захар Матвеевич жил один, когда была жива Варвара Петровна, они держали корову, гусей, овец, сейчас из живности остались его верные друзья: кот Васька и пес, сибирская лайка Рекс. Семилетний кот Васька плотный, с мускулистыми плечами и широкой грудной клеткой. Передние и задние ноги одинаковой длины с мощными круглыми лапами. Голова крупная с широким лбом, хорошо развитыми щеками, длинными усами и коротким носом. Глаза большие круглые зеленоватого цвета, шерсть короткая и шелковистая, с густым подшерстком. Окрас черный с белыми метками на морде, пушистым хвостом, на котором заметны более светлые кольца. Васька своенравный, хозяином в доме признавал только старика и понимал его с полуслова, спал только с Захаром Матвеевичем.

Пес Рекс на два года старше Васьки, вначале ревновал кота к хозяину, но затем привык и даже терпел все проказы и провокации Васьки по отношению к себе. Рекс огромный, сильный, с крепким сложением, сообразительный и спокойный пес. Как и кот черный, с темным косым разрезом глаза его смотрели на окружающий мир с любопытством и осторожностью.

Голова у Рекса мощная, клиновидная с широким плоским лбом. Вокруг шеи и на груди пышный воротник в сочетании с острыми и очень подвижными ушами и лихо закрученным колечком хвостом. Хозяина пес обожал и почитал так, что понимал даже изменения его в голосе и лице. Жил Рекс на улице в своей конуре и если он входил в дом, что бывало очень редко, то Васька начинал над ним издеваться, провоцировал на скандал: шипел, наскакивал и цеплялся в шерсть пса. Васька знал, что могучий Рекс в замкнутом пространстве дома ничего не сможет сделать