Ёжиково молоко - Ильин Алексей Павлович

– Хуй с тобой,– говорю,– Виталик. Выкопаем твоего пращура орденоносного. Только медали сам снимать будешь, я труп пальпировать не собираюсь, нуивонахуй всю эту некрофилию. У меня на покойников аллергия и пиелонифрит.

Виталик обрадовался сразу, мародер ебучий. Опять песню про осень затянул–«где он майй…вечный майй…», пока я ему не пообещал гитару на башке разъебошить. А как стемнело, выпили чуть-чуть, для храбрости, и запиздили с лопатами на городское кладбище. Виталик еще сказал, что мы ахуенно на индианов джонсов похожи, тот типа тоже археологом был ниибацо и по могилам шустрил. Я хуйивознаю, как насчет этого самого пидора с бабским именем, но мне Виталик наркомана дядю Федора из мультика про Простоквашино отчетливо напомнил, со всей его животной песдобратией в поисках клада, только без тачки почему-то.

А когда на кладбище пришли, там совсем и не до мультиков стало. Антураж яибу какой депрессивный. Еще и фильмы разные вспоминаются ни к месту, где какие-нибудь апездолы вот так склеп разворошат ради ништяков, или просто для поибаться, а потом к ним в бункер вместо почтальона мумия из преисподни припиздит на самокате и жестоко апесдюливает всех, без суда нах и следствия. Впезду такие ассоциации. К тому же еще и сатанисты оголтелые сейчас моду взяли шароебица где не попадя, вполне вероятно, что у них как раз на могилке Виктора Никаноровича шабаш ниибацо, с последующим жертвоприношением. Пустят нас на шаурму, сектанты обдолбленные, и не поморщатся.

Но вроде все без эксцессов обошлось. Виталик какой-то крест покосившийся увидел при свете луны, тут, говорит, и покоится Виктор Никанорович, светлая ему память пидарасу старому. И давай лопатой ебашить, как гусеничный экскаватор, я хуй за ним поспевал. Так бы если б он на гроб через полчаса не натолкнулся, к утру сто пудов уже б в Австралию новую ветку метро проложил, с пересадкой в Мозамбике. По любому у него в основании генеалогического дерева кроты какие-то зашухарились вопреки всяким дарвиновским эволюциям.

Дальше я уже в сторону отошел, чтоб освободить доступ к гробнице Рамзеса Никаноровича. А когда на содержимое черного ящика глянул, то сперва решил, что мы Брежнева ненароком вырыли. Хуле, Шевчук старший в полной экипировке– тот еще монумент, это как если б дорогой Леонид Ильич втихушку у маршала Жукова все его медали попиздил, и рядом со своими бы нацепил по всему макинтошу. Лежит, короче, такой сука божий одуван в орденах, как в чешуе с ног до головы, и на внука своего непутевого вообще ноль эмоций, как будто к нему вот так каждый день в могилу родственники на огонек заглядывают с эксгумацией.

Но только Виталик лапки свои алчные к орденам протянул, такой экшен начался, яибу. Блокбастер нах. У соседний могилы что-то хрюкнуло, ебнуло устрашающе, дым сцуко повалил во все стороны, а из-за обелиска демон вылазит здоровый, как внебрачный сын Годзилы от Кинг-Конга, который оказывается все таки жив. В балахоне, с капюшоном на башке, и с тяпкой сцуко за плечами. Очевидно у них в преисподней косы с вилами как раз кончились, дефицит инвентаря, нах. Пальцем на Виталика показывает, и рычит инфернально, голосом Дарта Вейдера, узнавшего, что Люк вообще нихуя не его родственник,

– Нахуя ж ты, Виталиг, дедушке своему покоя даже после смерти не даешь, долбоеб нинасытный? Походу придется тебя с собой забрать, будешь мне про вечный май петь в десятом кругу ада. А еще, -грит, я знаю, что ты сделал прошлым летом. Ухахахаха!

Я хуй его знаю, чем там Виталик прошлым летом занимался. Дрочил походу, но после всей этой инсталляции он пиздец как шустро преобразился. Интерес к медалям дедушкиным утерял наглухо. Попутно словил какой-то лютый столбняк, и перекрытия свои чердачные себе прямо на сандалики уронил. Мне кажется, что я даже успел рассмотреть момент, когда его остатки разума, собрав скудные пожитки, шустро упиздили за горизонт, нихуя не попрощавшись. Так что стоит наш Виталик побелевший, дрожит па типу стиральной машинки в режиме отжима, крестится остервенело обеими руками, и мычит несуразицу,

– Не забирай меня, бабайка… Я у мамы один… и вообще у меня от армии освобождение, по причине плоскостопия.

А потом вдруг что-то в его башке коротнуло окончательно, и он без всяких экивоков сквозанул на сверх космических скоростях куда-то в сторону Кишинева, перепрыгивая через оградки. Никогда подобной прыти в нем не замечал, хуй догонишь на велосипеде. Пришлось нам с Вованом вдвоем Шевчука старшего закапывать. Ну а хули делать, если этот еблан Виталик совсем юмора не понимает. Я, пока Виталик мне про вечный май напевал, Вовану по телефону позвонил, попросил подсобить нам немного, заодно и клоуна этого разыграть, чтоб не грустил почем зря. Одна петарда, старый противогаз и рваный мешок с тяпкой, вот весь антураж нашего низкобюджетного фильма ужасов.

Только Виталик после произошедшего аттракциона конкретно свои взгляды на жизнь пересмотрел, даже медали продавать отказался, грех говорит это. Бухать перестал, в церковь по выходным записался. Сейчас в семинарию собирается поступать, хочу, грит, экзорцистом быть, как Ван Хельсинг. Так что если вы случайно в церкви вместо очередной молитвы услышите, как батюшка под гитару орет «где он май… вечный май…» это по любому Виталик религиозный обряд проводит.

Школа

Коля сидел за партой и увлеченно рисовал в своей тетрадке половой хуй. Вообще-то он рисовал ненавистного учителя по математике Константина Петровича Богомолова, но все равно получался эрегированный половой хуй. Даже нарисованные галстук и очки, не особо добавляли сходства с преподавателем.

Кому-то могло показаться странным, что на уроке математики Коля рисовал хуй. Не пизду, не жопу, и не резиновый фалоимитатор «Супер реалистик Кинг», который его мама прятала в нижней полке старого комода, а именно хуй. Ушлый детский психолог наверняка смог бы найти этому подходящее научное объяснение, а придирчивый искусствовед возможно усмотрел бы в этих рисунках некое влияние неоэкспрессионизма. Но говоря откровенно, ничего другого Коля делать, попросту, не мог.

С самого рождения его руки были заточены исключительно под хуй. В чем, скорее всего, виновата была наследственность, так как Колин отец, Арчибальд Эдмундович Коноплянников, на протяжении последних 30 лет слыл ведущим, а по совместительству и единственным, врачом-венерологом Темижбекской районной поликлиники. И путем несложных статистических подсчетов, можно предположить, что Арчибальд Эдмундович передержал в своих руках хуев гораздо больше чем популярная Темижбекская проститутка тетя Люся из второго подъезда, хотя его доходы и были не в пример ее скудней.

Однако, Коля, несмотря на свои врожденные способности, идти по стопам отца, Арчибальда Эдмундовича, и становится врачом-венерологом Темижбекской районной поликлиники, категорически не хотел. На данный момент он хотел стать пиратом Карибского моря, новые кроссовки и подрочить. Причем больше всего именно дрочить.

В это время Эмма Викторовна Чистоплюева, в прошлом первая красавица Темижбекского района 1947 года, а ныне директор Темижбекской средней школы имени Луначарского сидела у себя в кабинете, и высунув язык, тоже рисовала в своем ежедневнике половой хуй. Точнее она рисовала учителя математики Константина Петровича, которого давно и безнадежно хотела, но все равно у нее получался эрегированный половой хуй. Не то чтобы у Эммы Викторовны руки были заточены под хуй. Такого сказать, про заслуженного учителя страны и кандидата филологических наук, не мог ни один здравомыслящий человек. Но в настоящее время Эмме Викторовне очень не хватало полового хуя. Последний раз она постигла радости вагинального, а заодно и орального, секса в октябре далекого 1992 года, отдавшись в подсобке пьяному завхозу дяде Васе, но с тех пор, как его подкосила абсолютная импотенция, для Эммы Викторовны настали черные дни. Посему, все, что она сейчас хотела, это Константина Петровича и ебаться.