Живая мишень - Росс Макдональд

Его эмоциональная речь была так убедительна, что я невольно взглянул на сцену: она была совершенно пуста.

— Разве он не великолепен? — с напряжением в голосе повторила женщина.

— Так, уже лучше, лучше. Но помни, что этот вопрос риторический. Ударение на слове «великолепен».

— Разве он не великолепен! — воскликнула Фэй.

— Больше эмоций, больше сердца, дорогая Фэй. Продемонстрируй любовь матери к сыну, так великолепно поющему на этой сцене. Попытайся еще раз.

— Разве он не великолепен! — неестественно взвыла она.

— Нет! Так не годится. Свою интеллигентность держи при себе. Нужна простота, теплая любящая простота. Понимаешь, дорогая Фэй.

У нее был сердитый и нездоровый вид. Все, начиная с помощника режиссера и кончая бутафором, выжидающе смотрели на нее.

— Разве он не великолепен! — прохрипела она.

— Лучше, гораздо лучше, — заметил маленький человечек, дав знак включить свет и камеру.

— Разве он не великолепен! — снова повторила Фэй.

Седоусый мужчина улыбнулся, кивнул. Потом взял ее за руку и они улыбнулись друг другу.

— Стоп!

Улыбка сменилась усталостью на лице. Свет погас. Маленький режиссер объявил перерыв.

— Ты свободна, Фэй, можешь идти. Завтра к восьми. Постарайся хорошенько выспаться, дорогая, — как-то недоброжелательно добавил он.

Она ничего не ответила. Сцена стала заполняться новой группой актеров. Фэй поднялась и пошла по центральному проходу. Я поспешил вслед за ней.

Она шла медленно, двигалась словно наобум, без всякой цели. Безвкусная одежда — черная шляпка с траурной вуалью и прямое черное платье — делала ее крупную красивую фигуру нескладной: она походила на унылый призрак, бродящий по аллее.

Когда она скрылась за углом отеля, я подхватил сумку с клюшками и пошел за ней. Я снова разволновался и почувствовал себя мальчиком-прислужником на площадке для игры в гольф, у которого нет надежды стать настоящим игроком.

Фэй присоединилась к небольшой группке женщин всех возрастов и форм, направляющихся к главному выходу. Однако, не дойдя до него, они свернули с аллеи. Я последовал за ними и увидел, что они скрылись в павильоне для переодевания.

Я прошел мимо охранника через ворота и вышел на улицу. Он запомнил меня и мою сумку.

— Не понадобилось?

— Нет, он вместо гольфа решил поиграть в бадминтон.

Глава 6

Я ждал, когда она выйдет, включив двигатель машины. Фэй вышла и направилась в другую сторону. Она переоделась в хорошо сшитый костюм темного цвета и маленькую шляпку, одетую набекрень. Фигура у нее была стройная, и сзади она выглядела лет на десять моложе.

Пройдя полквартала, она остановилась возле черного «седана», открыла дверцу и села за руль. Я двинулся в путь, влился в поток машин, предоставив ей обогнать меня. Я не боялся, что она заметит мою машину: в округе Лос-Анджелеса было полно голубых открытых машин, а движение на бульваре было интенсивным.

Она ехала довольно быстро. Я вынужден был развить скорость до 110 км в час, чтобы не выпустить ее из виду. Я не думаю, что Фэй старалась оторваться от меня — она делала это просто ради удовольствия. Так мы выехали за город. На длинной петле последнего спуска я потерял ее. Затем на прямом участке я вновь догнал ее за минуту до того, как она свернула вправо. Я направился вслед за ней на дорогу под названием Будлу-лейн, которая вилась по склону между живыми изгородями. Метров через сто она свернула в проезд к дому. Я тут же затормозил и поставил машину под высокий эвкалипт.

Через живую японскую изгородь, росшую вдоль тротуара, мне было видно, что она поднялась по ступенькам белого дома и скрылась внутри. Дом был двухэтажный, с гаражом, чуть врытым в склон горы. Он стоял посреди деревьев поодаль от дороги. Для женщины ее круга он был слишком красивым и дорогим. Вскоре мне надоело любоваться запертой дверью дома. Сняв пиджак и галстук, я положил их на спинку сиденья и засучил рукава. В ящичке с инструментом у меня находилась масленка. Взяв ее, я направился по дорожке к открытой двери гаража.

Гараж был огромен. В него свободно можно было поставить несколько машин и даже грузовик. Странным было то, что тут на самом деле иногда бывал грузовик: на бетонном полу остались следы широких шин и большие пятна от подтекающего масла.

Небольшое окно в стене гаража выходило прямо во двор. Там, спиной ко мне, сидел широкоплечий мужчина в алой шелковой рубашке. Его короткие волосы по виду были гуще и темнее, чем у Ральфа Сэмпсона. Я встал на цыпочки и прижался лицом к тонкому стеклу.

Даже сквозь стекло сцена была живописная, как на картине. Широкая мужская спина в рубашке, бутылка с пивом, тарелка с солеными орешками на земле позади него и апельсиновое дерево над его головой с недозревшими плодами.

Мужчина наклонился и протянул огромную лапу к тарелке с орехами. Пальцы скользнули мимо тарелки и уткнулись в землю. Затем он повернул голову, и я увидел его профиль. Это был не Ральф Сэмпсон. Лицо мужчины было словно высечено из камня скульптором-примитивистом. На нем была написана обычная история человека двадцатого века: слишком много борьбы, слишком много звериного мужества и слишком мало извилин в мозгу.

Я вернулся к отпечаткам шин и, опустившись на колени, стал изучать их. Позади меня по дорожке раздались шаги, но я услышал их слишком поздно и не успел ничего предпринять.

Мужчина в алой рубашке появился в дверях гаража и спросил:

— Что ты тут вынюхиваешь? Нечего тебе здесь делать.

Взяв масленку, я выпустил струю масла на стену.

— Не загораживайте свет, пожалуйста, — произнес я.

— Чего тебе? — тяжело спросил он.

Его верхняя губа была толстая, как у слона. Он был с меня ростом, не широк к плечах, но впечатление производил. Я стал нервничать, словно разговаривал со свирепым бешеным бульдогом, охранявшим хозяйское имущество. Я поднялся.

— Да, — проронил я, — вы, братец, обзавелись ими.

Мне не понравилось, как он двинулся ко мне.

— О чем ты толкуешь? Чем мы обзавелись? Ничем мы не обзаводились! А вот ты обзавелся неприятностями, притащив сюда свой вонючий зад!

Он подошел так близко, что я уже ощущал его дыхание: пиво, соленые орешки, гнилые зубы.

— Передайте миссис Голдсмит, что они наверняка у нее завелись.

— Термиты?

Он остановился. Я мог бы сбить его с ног, но вывести надолго из строя было трудновато.

— Маленькие насекомые, которые все пожирают.

Я опять плеснул масло на стену и добавил:

— Маленькие паразиты.

— Что у вас в этой жестянке?

— В этой жестянке?

— Да.

Кажется я наладил отношения.

— Это убивает, если не разом, то потихоньку, этих термитов. Они жрут это и мрут. Передайте миссис Голдсмит, что все будет в порядке. Скоро они исчезнут.

— Не знаю я никакой миссис Голдсмит.

— А хозяйка дома? Она звонила в управление и вызывала инспектора.

— В управление? — подозрительно скривился он.

— Управление по борьбе с термитами в Южной Калифорнии.

— А! Но здесь нет никакой Голдсмит.

— Разве это не Эвкалипт-лейн?

— Нет, это Будлу-лейн. Ты ошибся адресом, приятель.

— Ужасно! А я-то думал, что попал на Эвкалипт-лейн.

— Нет, Будлу-лейн.

Он широко улыбнулся над моей нелепой ошибкой.

— Тогда я пошел. Миссис Голдсмит будет ждать меня.

— Да, только погоди минутку.

Он быстро выбросил левую руку вперед и схватил меня за воротник. Правую он сжал в кулак.

— Больше здесь не появляйся! Тебе тут нечего делать.

Лицо его налилось кровью от злости, глаза стали дикими и засверкали. Из искривленных уголков рта потекла струйка слюны. Этот тип был гораздо опаснее бешеного бульдога, и его поведение было трудно предугадать.

— Смотри, — поднял я масленку, — эта штука ослепит тебя.

Я брызнул маслом ему в глаза, и он взвыл, будто его ошпарили кипятком. Я рванулся в сторону. Его правый кулак скользнул по моему уху и обжег его. Воротник моей рубашки оторвался, оставшись в его руке. Правой рукой он прикрыл глаза, залитые маслом, и застонал, как ребенок, испугавшись слепоты.

Когда я был уже на полпути к машине, то услышал, как позади меня открылась дверь. Чтобы не показывать свое лицо, я не стал оглядываться. Обогнув угол изгороди, я начал удаляться от машины и пробежал целый квартал.

Когда я вернулся, на дороге никого не было. Двери гаража уже были закрыты, но машина Фэй все еще стояла на проезде к дому. Белый дом среди деревьев выглядел мирно и безобидно в свете ранних сумерек.

Почти совсем стемнело, когда из дома вышла женщина в пятнистом платье. Пока «бьюик» разворачивался, я поехал к началу дороги и там стал ждать его. Обратный путь в Голливуд она проделала не так быстро, как днем. Я не упускал ее из виду.