Купите Рубенса! - Святослав Эдуардович Тараховский

На следующий день он был арестован в высшем разряде Сандуновских бань по подозрению в нанесении телесных повреждений Коркину Глебу Мухтаровичу. Молоденькая девушка нашла его накануне вечером в его собственной квартире с проломленной, крашенной в охру головой. У девушки был ключ, она пришла к крашеному точно по расписанию – в двадцать часов тридцать минут, чтобы подзаработать немного денег за безопасные секс-услуги. И вот такое невезение. Ни секс-услуг, ни, главное, денег Крашеный под воздействием телесных повреждений Феди лежал на полу, и из-под него вытекала кровь. Девушка завизжала, до чертиков напугала соседку-пенсионерку, бывшую учительницу пения, которая вызвала сперва ментов, потом «скорую».

Страшная мысль приходит иногда в голову: а что если Сергей нарочно затеял этот спор, чтобы заранее отделаться от опасного конкурента Феди, собиравшегося стать антикваром? Нет, конечно, нет, гоню я от себя эту мысль. Но подлая мыслишка снова прошмыгивает в мозги. А вдруг?..

Слава богу, Гнилушка не умер, поедает, как прежде, паровые овощи и по графику удовлетворяется за те же деньги той же самой девушкой. Но каково наше правосудие? Федя был признан опасным рецидивистом и получил восемь лет. Спрашивается, за что? Отдай ему Гнилушка шкаф полюбовно, не было бы пробитой головы, кровотечения, испуга секс-девушки и соседки-пенсионерки, в прошлом учительницы пения, не было бы процесса и восьми лет отсидки. Но ведь не отдал и поставил Федю в безвыходное положение. Что было Феде делать, ведь он дал слово?! Судья на процессе не сумел ответить на этот вопрос и ограничился самым легким: впаял Феде срок.

Однако в записке, переданной Сергею из КПЗ, Федя сообщил, что после освобождения окончательно решил стать антикваром. Если раньше только собирался, то теперь решил твердо, потому что занятие это ему понравилось.

Что касается голландского шкафа семнадцатого века, инкрустированного красной черепахой, то Сергею пришлось его вернуть. При перевозке он благополучно развалился и перестал существовать.

Так никто и никогда не узнал, что драгоценный голландский шкаф семнадцатого века, из-за которого снова отдыхал Федя, был на самом деле творением безвестного питерского краснодеревщика конца девятнадцатого века. Гнилушка Глеб Мухтарович знал об этом, но тайну хранил свято и на факт окончательной гибели шкафа никак душевно не среагировал.

Великий диван

Сначала Андрею действительно везло.

Он возвращался на джипе из Нижнего, и кто-то словно шепнул ему пристать к этому селу. К тому же на дорогу быстро падала тьма, а ездить ночью он не любил, боялся света встречных фар; его поневоле тянуло в их сторону, в последний миг он отворачивал, вилял и, теряя дорогу, крепко ругался.

Он выбрал для ночлега приманчивый деревянный дом с рябиной и голубыми наличниками и не ошибся. Хозяин и хозяйка, похожие друг на друга как близнецы, приняли его с улыбкой, как будто рады были, что своим появлением он разбавил их однообразную межсезонную жизнь, когда работы на земле уже отошли, зима еще не ударила и кроме ящика с сериалами отдохнуть душевно не на чем.

Андрей выставил на стол сверкающую в электричестве бутылку, выпили, закусили и, под чай с хозяйской мятой, начали говорить. Про Москву, про политику, местную рыбалку и грибы, которых нынче было море. Он расслабился и, не стесняясь, рассказал, что ездил в Нижний за старинной мебелью, да так ничего стоящего не нашел. С этого момента, он прекрасно это помнил, и началось везение.

– А чего зря ездить-то, – вдруг сказал хозяин. – У меня в сарае лет десять старинный диван гниет. Все выбросить собираюсь, руки не доходят.

– Какой диван? – профессионально насторожился Андрей.

– А большой такой, с мордами на концах. То ли лев, то ли птица какая, в общем, зверь с золотой мордой. Хотели мы с тестем золото на тарелку соскоблить – не скоблится, сволочь, зря только морду бритвой порезали. Завтра покажу.

Ночевал Андрей на теплой веранде, в окна которой, словно предупреждая о неровностях жизни, стучали ветки деревьев. Упав на перину, он сквозь водочный туман представил себе сказочной красоты диван с золотыми львами и, улыбнувшись, провалился в сон.

Утром, еще до завтрака, хозяин повел его в сарай, деревянную развалюху, с трудом цеплявшуюся за край замусоренного оврага, и открыл перекошенную дверь.

Зажег свет и поманил его в дальний угол.

И Андрей увидел такое, что разом превзошло его ночные фантазии.

Даже в изувеченном человеческим невежеством виде, отсыревший и разбухший от влаги диван являл собой чистой воды шедевр. У него была сломана задняя поперечина и облуплена фанеровка, у правого льва отсутствовали крылья, пружины матраса торчали, как ребра скелета – все равно диван был грандиозен.

Нет, это даже не диван, замирая сердцем, подумал Андрей, это черт знает что. Капитальное, двух с половиной метровое, архитектурное строение из красного дерева с высокой полумягкой спинкой, обрамленной с двух сторон колоннами, из которых вырастали два золоченых крылатых льва.

Это лодка какая-то, ковчег, да это же целый дом – пришло ему в голову. Человек десять можно, пожалуй, разместить. Но дело, конечно, не в размере, а в том, что бывают гениальные стихи, а бывают гениальные произведения мебели. Вот одно из них, и нашел его я и, главное, где нашел, у кого!..

Хозяин, словно подслушав его эти самые мысли, вдруг очень просто сказал:

– Нравится – забирай.

Договорились на удивление быстро и задешево.

Слава богу, он был на джипе. В разобранном виде диван поместился полностью, частью внутри огромной машины, частью сверху, на багажнике.

Андрей жутко торопился, боялся, что странно похожие друг на друга супруги передумают.

Наскоро попрощавшись, вскочил в машину и рванул по утреннему туману на Москву.

Он отдал диван в работу лучшему своему реставратору. И заедаемый текучкой и судьбой других предметов, картин и фарфора на время о нем почти забыл.

Ровно через девять месяцев у него зазвонил телефон.

Мастер сообщил, что диван готов. Срок в девять месяцев слегка позабавил Андрея. Он и реставратор хохотнули по этому поводу и только.

И вот, вот он увидел предмет в конечном его блеске и понял, что в деревне под Нижним не ошибся. Доведенный до совершенства шедевр притягивал к себе глаза, и разглядывать его хотелось часами.

Но самое невероятное произошло тогда, когда он присел на край дивана. Плечи вдруг сами собой развернулись, грудь выкатилась вперед, глаза взглянули окрест с пристрастием и зорко. Он почувствовал себя монархом или,