Романтические порассказушки - Макар Троичанин

          Когда вновь открыл глаза, солнце падало в океан, задерживаясь, как обычно, над горизонтом и подрагивая строптиво в мареве гигантских испарений перегретой за день безбрежной воды. Было душно, лицо и тело покрыла испарина, пот горчил глаза и губы, вся кожа была как в мыле, нестерпимо хотелось пить, но Рой боялся, что, если попросит, то снова напоят горьким и сонным, а потому попытался встать и поискать чего-либо утоляющего жажду сам. Предоставленный самому себе страждущий кое-как сел, потом встал на четвереньки, обнаружив, что совершенно голый, на дрожащих ногах и подгибающихся руках дополз до мокрого деревянного цилиндра и не ошибся – там была вода. Рой погрузил в неё всё лицо и, захлёбываясь, лакал тёплую влагу, пока не заполнил всё, что можно, в иссушенном теле, неимоверно устал, сел, опершись о колодину, и, чувствуя от прикосновения к ней приятную прохладу между лопатками, подставил мокрое лицо и спутанные, давно не чёсанные, чёрные волосы теперь уже быстро тонущему солнцу, от которого по бесшумной ребристой водной поверхности стремительно убегали радиальные светлые и тёмные полосы, рассекаемые волнами. И там, где лучи встречались с не видимыми с берега дальними гребнями волн, они вспыхивали слепящими перебегающими фейерверками, затухающими по мере приближения к берегу. Когда солнце скрылось и побледневшие водные полосы, добавив позолоты, переместились на прозрачно-голубой небосвод и опалили подбрюшья застывших в очаровании бело-синих облаков с фиолетовой окаёмкой, а мелкие листочки кустарников затрепетали, с облегчением принимая прилетевший с моря прохладный порывистый ветерок, сгонявший застоявшуюся духоту, Рой на подрагивающих и подкашивающихся ногах перебрался на привычное лежбище и снова заснул, легко и свободно дыша целительным морским воздухом.

          Проснулся от холода. Было так темно и ясно, что видны самые отдалённые звёздочки, заставлявшие своим мерным мерцанием сжиматься и расслабляться оцепеневшую одинокую душу, а самые ближние устроили хаотические гонки, вычерчивая на иссиня-чёрном  небосводе ярко вспыхивающие и быстро гаснущие копья. Луны не было. Зубы выбивали непроизвольную мелкую неровную дробь, а все мышцы напряглись, задерживая убегающее тепло проснувшегося тела, и когда кто-то невидимый и неслышимый накрыл его сотрясающееся от спазмов не покидающей лихорадки тело мягким перьевым покрывалом, Рой не спрашивал кто, а просто мысленно поблагодарил. И когда чьё-то горячее тело тесно прижалось к его холодному, вжалось, и пошла волнообразная затихающая дрожь, убиваемая чужим теплом, он опять не спрашивал чьё тело, а снова мысленно поблагодарил ночного дарителя. Наступила болезненная истома, он снова заснул и проснулся только тогда, когда холодящие лучи ослепительного утреннего солнца, прорываясь сквозь шелестящую под лёгким ветром листву, радужным переливчатым калейдоскопом покрыли всё вокруг и дерзко посверкивали в полузакрытые глаза, вызывая непроизвольную безмятежную улыбку беспричинной радости. Истошно орали, звенели, хохотали, вскрикивали, пели птицы и слышался ревуще-шлёпающий накат неохотно просыпающегося океана. Открыв глаза, Рой снова увидел прямо перед собой всё ту же живую маску чёрта, что напугала до потери сознания в первое осмысленное пробуждение, и инстинктивно хотел отодвинуться, но  руки оказались спелёнуты руками чёрта, а во всём теле, во всех мышцах властвовали такие усталость и приятная истома, что не было сил даже шевельнуться, оставалось только с любопытством и опаской разглядывать раскрашенное лицо, стараясь под красками увидеть то, что дала природа. У туземца была гладкая кожа цвета жёлтого эбенового дерева и бронзы, чистый лоб, обрамлённый крупными чёрными жёсткими завитками блестящих волос, большие, теперь закрытые, глаза, удлинённые к вискам и отороченные длинными изогнутыми вздрагивающими ресницами, тонкие дугообразные брови, не очень толстый и широкий нос, пухлые, резко очерченные губы, мягкий подбородок и высокие скулы. Чем пристальнее Рой вглядывался, тем больше убеждался, что это лицо не ангела или чёрта и не из половины адамовой, а лицо девушки-туземки. Как только он осознал это, то тут же почувствовал горячее жжение её тесно прижатых грудей и живота. Это она согревала прохладными ночами, выхаживала как могла, когда бог неоднократно призывал его душу на суд и, снизойдя к усилиям и мольбам тёмного языческого адвоката, простил и вернул грешную душу в болящее тело, наказывая тем неправедную моряцкую жизнь. Когда маска открыла глаза, и они оказались такими чистыми и маняще синими, как две миниатюрные океанские впадинки, сомнения у Роя окончательно пропали – с ним рядом, касаясь всем телом, лежала девушка, и от мысли той опять стало так жарко, что его жар мгновенно передался ей. Она, отбросив перьевое покрывало, вскочила на ноги, насторожённо уставившись на  того, кого раньше не боялась и согревала долгие тёмные ночи. На ней ничего не было, и Рой, не двигаясь, чтобы не вспугнуть, восхищённо впитывал изящные формы живой бронзовой статуэтки, - уж никак не чёрта – резцом бога на которой нельзя было ни убавить, ни прибавить. Убедившись, что чужеземец всё ещё слаб и опасности не представляет, туземка отошла в угол хижины, опоясалась растительной юбкой, нанизала на руки и на ноги браслеты, увенчала смоляные кудри короной из длинных разноцветных перьев неизвестных птиц и, закончив утренний туалет, вернулась к наблюдавшему за ней Рою, присела рядом и улыбнулась, открыв ровные белые зубы с желтизной у дёсен. Пора было знакомиться.

          Рой сел, обнажив свою безобразно белую рыбью грудь, заросшую спутанными рыжими волосами с медным от загара треугольником вверху, переходящим в такого же цвета шею, и, ткнув себя большим пальцем под горло, назвался:

          - Рой!

          Она поняла и повторила его жест на себе:

          - Лета!

          Обрадовавшись удачному началу представительского диалога, Рой стал подниматься, но вспомнил про своё неглиже, засмущался и сел, спрятав срамные места исхудавшего донельзя тела под покрывалом, провёл от шеи до колен по туловищу, спросил с надеждой, протянув просительно руки ладонями вверх:

          - Где? Дай.

          Лета поняла, вздохнула, виновато опустила свои морские втягивающие глаза, немного помедлила, не решаясь расстаться с нечаянно приобретённым добром, потом пошарила рукой под настилом хижины, достала шляпу с нательным крестиком на донышке, с сожалением положила рядом с Роем и смиренно затихла, не глядя на него и ожидая негативной реакции ограбленного пришельца. Тот понял, что больше ничего не получит: всё, что ей досталось, она отдала, а остальное, конечно, поделено между её собратьями и безвозвратно потеряно. Он невесело усмехнулся, представив себя в шляпе и нагишом. Уловив его настроение, Лета сняла с боковой жердины и подала сплетённую и связанную ею травяную юбочку, украшенную перьями, и, радостно и горделиво расширив и без того большие глаза-океаны, ждала похвалы и благодарности. Что ж, приходится одеваться по местной моде, в шляпе он будет даже щёголем. Внутри её, в потайном кармашке остались в сохранности игла с нитками, булавки, крючки для рыбной ловли с шёлковой лесой и небольшое увеличительное стекло, с помощью которого Рой раскуривал свою пропавшую ореховую трубку. Сразу же нестерпимо захотелось курить, но с этим придётся повременить, если не отвыкнуть совсем.

          Когда он всё же встал и, отвернувшись от Леты, не в пример ей стесняясь своей наготы, путаясь в лиановых завязочках, напялил кое-как юбочку, портниха звонко рассмеялась, радуясь и тому, что он, наконец, ожил по-настоящему, и тому, что хоть чем-то стал похож на соплеменников, а значит роднее и безопаснее, а потом нырнула в гущу кустов, как испарилась, а Рой занялся знакомством со своим обиталищем, в которое неизвестно как попал, хотя и предполагал, что брошен здесь капитаном умирать после того, как не смог подняться с койки для корабельной работы, - это Рой ещё помнил – а выжил, благодаря Лете и туземцам.

          А вот и они, легки на помине. Неизвестно когда и как появились, вдруг разом встали полукругом, даже и кусты не пошевелились, все как один друг на дружку похожи, раскрашены чёрной, белой, жёлтой и красной красками, только вглядевшись, можно заметить, что узор у каждого свой, тем и отличались, но в пестряди красок, в ряби узоров все выглядели одинаково, и только один, что стоял чуть впереди, вносил дисгармонию в цветастую мозаику напяленной на себя одеждой Роя, которую тоже успел измазать краской. По тому, что вся она - куртка, рубашка, штаны, полуботфорты, - досталась ему, легко понималось, что это вождь, глава племени. Как его приветствовать? Рой снял шляпу и махнул медленно в сторону, выставив левую ногу и наклонившись, далеко выпятив обнажившийся тощий зад, словом, всё сделал так, как делают при встречах распетушонные щёголи и как ему самому нравилось.