Большой театр - Валерий Зарубин

В театре появился новый зритель — рабочие и солдаты, которые в прежнюю пору могли рассчитывать разве что на места верхнего яруса. Начиная с сезона 1919— 1920 года в Большом театре стала функционировать специальная комиссия по распространению дешевых билетов среди красноармейцев, рабочих, учащихся. Этот же состав зрителей получил преимущественное право приобретения и более дорогих билетов.

Из распоряжения народного комиссара просвещения А. В. Луначарского от 7 декабря 1919 года: «От сего числа впредь именовать театры: Мариинский, Александринский, Михайловский в Петрограде и Большой и Малый в Москве «Государственными академическими ассоциированными театрами», а театр Художественный «Художественным академическим».

Судьба Большого театра в течение ряда лет была предметом обсуждения. Одни верили в то, что со временем театр станет музыкальным центром нового социалистического искусства. Другие считали невозможным преобразование театра на новых основах, не видели перспектив его развития. Временами вопрос о существовании театра вставал настолько остро, что высказывались предложения не только о его закрытии, но и об уничтожении самого здания как цитадели «косного и мертвящего» академизма. Управляющий московскими театрами комиссар государственных театров Е. К. Малиновская вспоминала: «В первые месяцы после Октября на совещании из крупнейших театральных и музыкальных деятелей и представителей рабочих, созванном мною для решения вопроса, что делать с гостеатрами, Ф. Ф. Комиссаржевский советовал подложить бомбы и взорвать Большой театр. Но, как остальные участники совещания, так и нарком по просвещению, нашли  недопустимым  прибегнуть  к  такой  радикальной мере...»

В начале 1918 года состоялось совещание по вопросу управления московскими театрами, на котором был поставлен вопрос о реорганизации управления театром, о сохранении его труппы. Большой театр управлялся в то время Временным советом, избранным в январе 1918 года. Затем в театре был избран Большой совет, который, однако, сделав ряд практических шагов в административном отношении, не смог преодолеть трудностей творческого характера и распоряжением А. В. Луначарского в Большом театре, как и во всех государственных театрах, была создана директория.

12 декабря 1919 года состоялось заседание Совнаркома с рассмотрением вопроса «О закрытии театров в городе Москве в связи с топливным кризисом». Из воспоминаний П. Лепешинского:

«...Подползла проклятая зима 1919 г. Повсюду толки в Москве о топливном кризисе, о сыпняках... В зале большого Совнаркома царит тягостное настроение. Среди всеобщей унылой тишины представитель Малого Совнаркома т. Галкин делает доклад относительно спорного, не вызвавшего полного единогласия в Малом Совнаркоме вопроса об отоплении государственных театров... Он не скупится на жесткие, суровые слова, характеризуя московские центры сценического искусства как ненужные сейчас для рабоче-крестьянской республики. Чьи эстетические интересы и до сих пор обслуживают наши театры? Во всяком случае, не трудового народа... Все те же буржуазные оперы: «Кармен», «Травиата», «Евгений Онегин» и т. п. вещи. Ничего для народа, ничего для рабочих, ничего для красноармейцев. Уж лучше бы подмостки Большого театра были использованы для целей агитации и пропаганды... И хватит ли у нас решимости позволить бросать драгоценное топливо в прожорливые печи московских государственных театров для щекотанья нервов буржуазных барынь в бриллиантах, в то время лишняя отапливаемая этими дровами баня, быть может, спасет сотни рабочих от болезни и смерти...

«Ой, прихлопнут театры»,— сжалось при этом мое сердце. Тов. Галкин умолк. А. В. Луначарского нет в зале (он бы, конечно, горячо вступился за свое детище), и ответное слово берет лишь один представитель театров, никому не импонирующий своей бесцветной казенной речью. Судьба театра, видимо, предрешена.

Владимир Ильич ставит вопрос па голосование. И только лишь как бы мимоходом, в форме маленького нотабене, бросает перед голосованием две-три фразы.

— Мне только кажется,— говорит он, сверкнув своими смеющимися глазами,— что т. Галкин имеет несколько наивное представление о роли и назначении театра. Театр нужен не столько для пропаганды, сколько для отдыха работников от повседневной работы. И наследство от буржуазного искусства нам еще рано сдавать в архив... Итак, кто за предложение т. Галкина, прошу поднять руки.

Само собой разумеется, что после сказанных «мимоходом» слов Ильича т. Галкину не удалось собрать большинства. Театры были спасены».

В апреле 1920 года распоряжением А. В. Луначарского на пост директора Большого театра была назначена управляющая московскими театрами Е. К. Малиновская, которая сделала все возможное, чтобы сохранить труппу. Когда положение театра было на грани катастрофы, Малиновская обратилась к В. И. Ленину. Впоследствии она вспоминала о своей беседе с ним:

«Владимир Ильич мгновенно схватил суть дела и наметил путь, каким надо пойти, чтобы пережить тяжелые годы и сохранить театры. Мало того, он предложил мне еженедельно сообщать ему о трудностях и обещал свою помощь в дальнейшем.

Я ушла окрыленная и, конечно, не решилась больше беспокоить его, тем более что после распоряжений Ленина положение резко изменилось и к театрам стали относиться гораздо внимательнее».

6 апреля 1920 года В. И. Ленин подписал решение Малого Совнаркома об отпуске 9 миллионов рублей «на пополнение дровяного фонда, имея в виду использование его в первую очередь для удовлетворения нужд государственных Большого и Малого театров».

В феврале 1922 года Президиум ВЦИК по вопросу о Большом театре вынес решение довести до сведения Политбюро ЦК РКП (б), что фракция Президиума ВЦИК, рассмотрев письмо А. В. Луначарского и заслушав объяс-пения Е. К. Малиновской, находит закрытие Большого театра хозяйственно нецелесообразным. Труппа была сохранена, созданы благоприятные условия для ее работы.

В первые послереволюционные годы к руководству театра от имени Владимира Ильича Ленина обратился А. В. Луначарский и попросил продумать мероприятия, способные заинтересовать и привлечь творческую интеллигенцию к широкой просветительской работе со сцены Большого театра.

В ответ на это театр предложил план и провел пятилетний цикл блестящих симфонических концертов из произведений русской и зарубежной классики, которые сопровождались пояснительными выступлениями. Сам А. В. Луначарский, принимавший в них участие в качестве лектора, оценил концерты как «лучшее явление музыкальной жизни Москвы» 20-х годов.

Концерты проходили в зрительном зале театра: барьер, отгораживающий зал от оркестровой ямы, снимался, струнная группа располагалась на специально изготовленных станках.

Первый симфонический концерт оркестра театра состоялся 4 мая 1919 года и прошел при переполненном зале. Программа была составлена из произведений И.-С. Баха, Л. Бетховена и Р. Вагнера, оркестром дирижировал Сергей Кусевицкий.

Заведующий музыкальной частью театра известный виолончелист Виктор Кубацкий так описывал этот концерт: «На первом концерте вне всяких объявлений, как бы экспромтом, выступил А. В. Луначарский... Это была блистательная речь, чудо ораторского искусства. Нарком зажег аудиторию своим вдохновением. Он внушал ей мысли и выводы глубоко партийные, революционные... Резонанс этой речи, несомненно, был огромен... Все концерты проходили с неизменным успехом у новой рабочей и красноармейской аудитории, чему способствовали вдохновенные выступления А. В. Луначарского, его мысли об искусстве, при этом излагаемые общедоступным языком и в блестящей ораторской форме. Весь коллектив Большого театра относился к этим выступлениям с огромным интересом, как к новой форме концертов, типа Музыкального университета».

Концерты проходили утром по воскресным дням, и каждый из них повторялся. Дальнейшие программы включали оркестровые произведения А. Скрябина, С. Рахманинова, П. Чайковского, Ф. Листа. Оркестр Большого театра играл под управлением Вячеслава Сука, Эмиля Купера, Бруно Вальтера, Оскара Фрида. Одним из концертов, составленным из его произведений, дирижировал сам автор — Александр Глазунов.

В начале 20-х годов в здании театра был открыт для публики концертный зал, ставший одним из самых изящных и музыкально совершенных залов столицы,— ныне Бетховенский зал.

Зал бывшего императорского фойе до революции был, естественно, недоступен широкой публике. Только избранные могли видеть его стены, обитые шелковой тканью с ручной вышивкой многоцветной шерстью, выполненной в стиле Людовика XV; замечательный, староитальянской лепки потолок; две бронзовые, великолепной работы люстры, каждая из которых унизана почти 5 тысячами восьмигранными миндалинами чистейшего хрусталя. Зал имеет совершенную акустику и в существующем виде был оформлен в 1895 году.