Алёша Карпов - Николай Павлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весть о восстании в тюрьме в этот же день докатилась до города. На предприятиях начались митинги, объявлялись забастовки.
В железнодорожном депо, несмотря на раннее утро, третий час обсуждался вопрос о помощи восставшим заключенным. Почти каждый вносил свое предложение.
— Письмо надо написать губернатору. Потребовать, чтобы комиссию создали, — предлагал деповцам Федор Луганский. — Пусть разберутся, почему до восстания довели. Да по-мирному, чтобы без крови. Хватит и той, которую уже пролили.
— Разберутся. Держи карман шире! Разбирались волки, почему волы недовольны, многих потом не досчитались, волов-то.
На подмостки поднялся Кузьма Прохорович.
— Нам на себя нужно надеяться, на свои силы. До царя-то далеко, а до бога высоко. Нужны мы им больно! А товарищам нашим в тюрьме, наверное, и есть нечего. Я так думаю: надо на все заводы и в мастерские представителей послать. Общее требование в поддержку тюремным предъявить. Не согласится власть — объявим забастовку.
Через два дня рабочие всех предприятий города прекратили работу. На улицах и около предприятий начались стычки бастующих с полицией.
Опасаясь всеобщего восстания, губернатор вызвал начальника жандармского управления. Остервенело комкая лист бумаги с изложением требований рабочих, он яростно прохрипел:
— Я этим мерзавцам еще отплачу, но сейчас придется согласиться…
При этом он так взглянул на жандарма, что тот затрясся и присел.
— Распустил сукиных детей, унимай теперь…
Глава пятая
Через день после переговоров Шапочкина, Маркина, Марью и других заключенных выпустили из тюрьмы. Ершова перевели в одиночку. Четыре шага в длину, три — в ширину. Высоко под потолком — небольшое, с железной решеткой окно. Привинченная к стене койка, табурет — вот и вся обстановка нового жилья Захара Михайловича.
И все же Ершов остался доволен. «Железная решетка на окне поставлена с внутренней стороны. Значит, подтянувшись на руках, можно смотреть в окно». По ободранной стене было видно, что заключенные по мере сил пользовались этой возможностью.
Поднявшись на табурете, Захар Михайлович ухватился за железные прутья, легко подтянулся до половины окна и стал внимательно осматривать окружающую местность.
На переднем плане видна была часть тюремной стены с будкой часового на углу и заросшая побуревшим бурьяном небольшая полоса двора. За стеной, не дальше двухсот сажен, на крутом пригорке беспорядочно теснились небольшие деревянные домики с ветхими крышами и зачастую заклеенными бумагой окнами. За домиками чернела обширная свалка, а дальше начиналась окраина города.
Через несколько минут руки Ершова настолько устали, что он вынужден был опуститься на пол. Отодвинув табурет в невидимый через глазок угол, он снял ботинок, вынул из-под стельки переданную ему Маркиным ножовку и внимательно осмотрел ее.
— Молодец Нестер, — одобрительно прошептал Захар Михайлович, укладывая ножовку в изношенный до дыр ботинок.
В течение нескольких дней Захар Михайлович, ничего не предпринимая, продолжал ожидать появление обещанного Нестером связного. В камеру заходили только надзиратель, старший надзиратель и раздатчик пищи. Ожидать, что связным окажется один из них, у Ершова не было никаких оснований. Все трое тюремщиков не скрывали своей неприязни к нему, особенно раздатчик. Каждый раз, войдя в сопровождении старшего надзирателя в камеру, он тотчас начинал ругаться:
— Бунтовщик, каторжник, — ворчал он на Ершова, — и за что вас только царь-батюшка хлебом кормит? Был бы я царем — всех бы вас на горькой осине перевешал и дня держать не стал бы. Социалист… проклятый, чтоб тебе ни дна, ни покрышки.
Пропуская ругань мимо ушей, Ершов впивался глазами то в надзирателя, который, не заходя в камеру, стоял у двери, то в раздатчика. Однако, кроме равнодушия, он ничего не мог обнаружить на их лицах.
Могильная тишина действовала на Ершова угнетающе. Всем существом своим рвался он к деятельности, к свободе, к жизни, полной тревог и волнений.
Иногда осаждали воспоминания. Он видел себя шестнадцатилетним юношей… Едва закончив гимназию, он ушел из родного дома, потому что твердо решил навсегда связать свою судьбу с пролетариатом. Первая задача, которую он себе поставил, — приобрести специальность слесаря, чтобы как можно ближе связаться с рабочими. Ершов не ошибся. До тех пор, пока он, изнеженный юнец, со слабыми неумелыми руками, плохо выполнял работу, рабочие смотрели на него свысока. Изнемогая от появившихся на руках кровавых мозолей, работая по четырнадцать часов в сутки, часто не имея куска хлеба. Ершов продолжал настойчиво изучать слесарное дело. Когда он, наконец, овладел этой специальностью, положение его среди рабочих резко изменилось. Теперь даже потомственные мастеровые относились к нему с уважением, считая его своим человеком.
Он вступил в социал-демократическую партию и тут же попал под надзор полиции. Хозяева заводов то и дело находили предлоги для увольнения его с работы.
В течение нескольких лет скитаний по городам и заводам Ершов создал десятки социал-демократических кружков, групп и союзов. Теперь его знали сотни рабочих на предприятиях Поволжья, Урала и Сибири.
В Сибири, в селе Шушенском, Ершов встретился с Лениным.
Владимир Ильич долго расспрашивал Ершова о положении на уральских заводах, о настроениях рабочих и о работе созданных Ершовым кружков.
В беседе с Захаром Михайловичем Ленин не только расспрашивал его, но и сам рассказал о многом: о том, что нужно сейчас делать революционерам, о чем говорить с рабочими, на какой основе строить пропаганду. Особенно запомнились слова Ленина, когда он заговорил о времени грядущей схватки с капитализмом.
— Теперь уже совсем недалеко то время, Захар Михайлович, когда в России грянет буря. Да, да, — поблескивая глазами, продолжал Ленин. — Настоящая буря. Вспомните, мой друг, пророческие слова бесстрашного революционера Алексеева. Как он сказал?..
На несколько секунд Владимир Ильич задумался и произнес уверенно:
— «Подымется мускулистая рука рабочего люда, и ярмо деспотизма рассыплется в прах!» Нас миллионы, Захар Михайлович. Мы владеем самой передовой марксистской наукой. Мы знаем законы развития общества… Значит, у нас есть все для победы. Правда трудового народа возьмет верх.
Ершов рассказал Владимиру Ильичу, как трудно вести подпольную революционную работу при отсутствии организующего марксистского центра, как трудно приобретать и доставлять на заводы и шахты революционную литературу.
Владимир Ильич сделал в записной книжке несколько заметок. Откинув голову и пристально глядя в окно, сказал:
— Да, знаю, что это важнейший вопрос. Мы создадим такой организующий центр. Создадим…
Несколько позже Ершов записал для памяти весь этот разговор. Он не мог бы поручиться, что каждая фраза была им записана слово в слово. Однако самое главное запало в душу: глубочайшая уверенность Ленина в победе рабочего класса России.
* * *Прошло несколько дней, и случилось то, чего с таким нетерпением ждал Ершов. При очередной раздаче пищи, когда старший надзиратель почему-то задержался в коридоре, раздатчик быстро вошел в камеру и, разливая щи, тихо шепнул:
— Следи по вечерам за домиком с двумя голубятнями. Понял? — Ершов утвердительно кивнул головой; раздатчик улыбнулся доброй, располагающей улыбкой, потом выражение его лица мгновенно изменилось, и он стал на чем свет ругать заключенного обжорой, дармоедом и каторжником.
Домик с двумя голубятнями хорошо был виден из окошка. Он стоял около свалки: через примыкавшие к нему ворота высился небольшой деревянный навес, а под окном виднелся крошечный палисадник.
Подтянувшись на руках, Ершов подолгу, не отрываясь, смотрел на домик. Но никаких признаков жизни там видно не было. Только под вечер к домику подошел какой-то мальчик. Осмотревшись, он перелез через заборчик палисадника и скрылся в кустарнике.
Устав, Ершов отошел от окна и не увидел, как вернулся с работы хозяин-железнодорожник. Когда он снова подтянулся на прутьях, мальчик уже был на навесе и, то задирая свою вихрастую голову, то опуская ее, энергично размахивал руками. А у ворот стояла Карпова Марья. Ершов не ошибся. Это действительно была Карпова, а на навесе, — по-видимому, Алеша.
Присмотревшись к движениям мальчика, Ершов с трудом подавил радостный крик: мальчик передавал телеграмму по шифру, который Ершов сам разработал и до сих пор хорошо помнил.
«Наблюдайте за нами каждый вечер в это время», — не переставая передавал маленький телеграфист.
Когда мальчик закончил передачу, а в голубятню вернулось несколько десятков голубей, Ершов понял, что именно здесь Нестер организовал пункт связи. На следующий день с воли передали: «Торопитесь очищать дорогу, не исключена возможность оказаться в кандалах».