Шамайка - Юрий Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не мяукала только Лиззи.
— Чёрт знает что! Ты японец или кот? Теперь-то я понимаю, что ты в душе своей кот и только притворяешься японцем.
— Да нет, я не кот, — защищался японец. — Просто надо ещё потерпеть, чтоб меха достигли могучего колорита.
— К чёрту! К чёрту! Если ты не кончишь дело, я сама завтра отравлю кошек своим пронзительным взглядом.
— Ладно, — сказал японец. — Видимо, пришла пора превращать наших питомцев в ценные меха.
На следующий день в подвале снова появилась Простуженная Тёмная Личность с дубовой колотушкой в руках.
Джим ворчал. Помогать неприятному джентльмену ему никак не хотелось. Он жаловался, что у него болит голова и ноет поясница, что вначале он разотрёт поясницу ядом гремучих змей, а уж потом изо всех сил поможет. В конце концов его просто вытолкали во двор.
— Я готов, сэр, — сказала личность по имени Фредди. — Я готов оказать вам посильную помощь.
— Вы будете работать этой колотушкой? — спросил Мали. — Aгa. Этот инструмент называется кроликобой. Правда, на кошках я его ещё не пробовал.
— Ну в конце концов, это дело вашей профессии и вашего образования. Приступайте, а мы пока заведём граммофон. Джим, помоги джентльмену!
Лиззи притащила граммофон и стала его заводить. Послышалась ария из оперы Пуччини «Тоска». Её пел Энрико Карузо.
Кошкобой Фредди прослушал первые такты, восхищённо поцокал языком и ушёл с колотушкой и вернулся, только когда кончилась ария. Вся морда была у него расцарапана, кровь хлестала изо всех щелей его тёмной личности.
— Одиннадцать, сэр, — сказал он, задыхаясь. — Дайте йодоформу!
— Почему одиннадцать? Должно быть двенадцать.
— Одна вырвалась, чуть глаз мне не выдрала, да и ваш проклятый негр меня за задницу ущипнул.
— Как это?
— А так. Только я достал из клетки эту кошку, он и ущипнул. Он мне ещё гремучую змею показал. Скроил такую рожу — точь-в-точь гремучая змея.
— Джим! — вскричал японец. — Эй, Джим!
— Всё в порядке, сэр! — отвечал Джим, вбегая в подвал. — Всё в порядке, не беспокойтесь, сэр! Она уцелела! Я его как раз вовремя за задницу ущипнул.
Глава 22
Отсутствие печеночного запаха
Оказавшись на свободе, Шамайка первым делом побежала разыскивать свой ящик из-под сухарей. Но ящика этого на свете уже не было. Он давно сгорел в подвальной печурке.
Шамайка слонялась по трущобам, шарила по помойкам — в общем, жизнь её постепенно вошла в своё русло. В сущности, всё было в порядке, но всё-таки чего-то не хватало. Не было друга и даже никакого намёка, что друг этот может объявиться. Уплыл бык Брэдбери, пропали котята, погиб пират. Но не с рыжим же дружить Крисом, не завязывать же отношений с полубульдогом! Кстати, полубульдог в последнее время бессовестно шлялся где придётся. Господин У-туулин махнул на него рукой и навеки спустил с цепи. И несколько уже раз неполный бульдог загонял Шамайку на дерево.
Одиночество, глубокое одиночество охватило кошачью душу, внутренний холод. А ведь с внутренним холодом на душе трудно жить даже и кошке в трущобах.
Но есть очень хотелось: душа душой, а селёдочная головка тоже на дороге не валяется. Искать надо. И Шамайка шарила по дорогам в поисках селёдочной головки.
Однажды услыхала она знакомый призыв: — Мяу-co! Мяу-co! Мяу-со!
И она побежала на этот зов, от которого за версту разило варёной печёнкой.
Но вот тут и получилась загвоздка. Дело в том, что печёнкой-то не разило. Никак не разило, не было печёночного запаха. Шамайка насторожилась. Но не удержалась и выглянула всё-таки из подворотни.
«Чёрт их разберёт, — думала она, — может быть, теперь делают такую печёнку, без запаха?»
Она увидела человека, который вёз тележку и кричал:
— Мяу-со! Мяу-со!
А ещё два других человека шли по сторонам переулка, как прохожие. У одного в руках был длинный крюк-багор, у другого — сеть на палке, вроде сачка. А уж в тележке не было никакого мяса, на ней стояла клетка из грубых, необструганных сколоченных брусков. И как только кошка выскакивала на знакомый призыв, она тут же попадала в сеть или на крючок тёмных личностей. Да, это были очень и очень тёмные личности, и вышли они на промысел рано утром, в тумане, когда хозяева кошек ещё спали. За полчаса они наловили больше десятка кошек, трущобных и хозяйских. И белая Молли, и рыжий Крис, и даже дурацкий полубульдог попали в клетку.
Человек с крючком заприметил Шамайку и направился к ней. Она попятилась, но уже летел к ней по воздуху железный багор. Она извернулась, отпрянула, и тут же накрыла её сеть. Сетевик подкрался к ней сзади и неожиданно. И под крик «Мяу-со! Мяу-со!» проволокли её в сети по воздуху и вытряхнули в клетку.
Ошарашенные и оглушённые, бились в клети кошки и собаки, они не понимали, что с ними будет дальше. Особенно обалдел полубульдог. Он совсем потерял лицо, если можно так назвать его невероятную морду. Сейчас он мог растерзать любую кошку, но клыки его тупо спали, охваченные ужасом.
Клетка тряслась и качалась, продвигаясь дальше, и Шамайка всякий раз оказывалась рядом с полубульдогом.
И огромный испуганный Поль в тоске прижимался к ней и мелко дрожал.
«Глупо-то как, глупо, — думала про себя Шамайка. — Надо же было так дешёво купиться, так глупо влипнуть в клетку, попасться дуракам-кошколовам». Ей было предель- но ясно, что сделают сейчас эти люди: повезут кошек и собак на живодёрню.
И она стала осматривать клетку. Клетка была крепка, и крючок, на который она запиралась, находился снаружи и сверху. Открыть её изнутри не удалось бы ни кошачьим когтем, ни собачьим зубом. Крышка открывалась, только когда в неё бросали очередную жертву.
— Мяу-со! Мяу-со! — мяукал тонконогий, который толкал тележку.
И выскочила из подворотни пятнистая кошка, и багор впился ей под ребро. По воздуху, по воздуху понёс багор кошку к клетке, и тонконогий уже приоткрыл крышку, но тут пятнистая сорвалась с крючка. Крючконосец снова подцепил её, да неловко, и тут Шамайка вспрыгнула на спину полубульдогу и вылетела из клетки вон, и дурацкий полубульдог рванул за нею.
Раздались ругательства, а кошки и моськи вырывались на волю. Не знаю точно, сколько их вырвалось из клетки, а за Шамайкой погнался тот, вооруженный сетью. Скачками уходила она от него, но изловчился сетевик-сачконосец и накрыл её как раз у входа в лавку японца Мали.
На пороге стоял негр Джим.
— Господин, — сказал он кошколову, — это моя кошка, не мучай её.
— Чего ещё?! — закричал кошколов. — Замолчи, обезьяна, а то я тебе сейчас устрою суд Линча.
— Не надо мне устраивать суд Линча, маса, — мягко сказал негр. — Отдай мне кошку, а я тебе подарю полдоллара.
— Полдоллара! Мне?! Отойди, от тебя воняет лошадью.
— Ах, маса, маса, белый человек, а говоришь чёрные слова. Ты, господин, глубоко не прав.
И послышался длинный и протяжный подготовительный звук, и кошколов не понял, что это за звук, закрутил головой, и тут Джим с великой меткостью плюнул ему в правый глаз. Плевок, пропитанный жиром гремучих змей в смеси с табаком «Читанога-Чуча», поразил кошколова чуть ли не насмерть. Он замер в полном смысле этого слова, он окостенел, а негр так ударил его кулаком в челюсть, что дурак-кошколов упал на землю и уполз куда-то глубоко в трущобы. Джим выпутал из сети Шамайку и внёс в подвал.
— От этой кошки нам никогда не избавиться, — задумчиво сказал японец, оглядев Шамайку. — В ней, конечно, заключены доллары. Но кошачьи меха себя не оправдали, на одних рыбьих жмыхах можно разориться. Но кое-что мне всё-таки приходит в голову. Готовь-ка, Джим, варево из жира гремучих змей, надо её снова отмыть.
— Что это ещё пришло в твою японскую голову? — ворчала всклокоченная Лиззи. — Боже! Как я глупа! Зачем не приняла предложение господина Тоорстейна?
— Я скажу только одно слово, — с намёком шепнул японец. — А ты слушай, как это слово звучит. Вот как: «Никербокеры!»
— Никербокеры? Ты шутишь. Вначале купи себе приличные штаны, а уж потом говори «Никербокеры». Никербокеры тебя и на порог не пустят.
— А я и не пойду к ним на порог. Пошлю вместо себя Джима. А костюм возьмём напрокат. Но это не главное. Главное — имя и родословная.
— Нужно что-нибудь королевское, — сказала Лиззи. — Ничем так не проймёшь Никербокеров, как чем-либо королевским.
— Свежие мозги! О, свежие мозги! — закричал японец, хлопая Лиззи по спине. — Что ты скажешь, например, о королевской Вильгельмине? Или ещё лучше — королевская Изабелла?
— Это вино такое есть, «Изабелла», — заметил Джим.
— Помолчи, глуповатый негроид, — ласково сказал японец. — И прекрати думать о вине.
— Ладно, не буду, сэр.
— Послушай, Джимми, а как звали остров, где ты родился? — Остров Аналостан был моей родиной, сэр!
— Здорово! Королевская Аналостанка, чёрт возьми! Един- ственная Королевская Аналостанка на свете с родословной! Умора!