Случайные связи - Флориан Зеллер

Мы хотим эту женщину и всех остальных; эту жизнь и все прочие, кардинально от нее отличающиеся. Мы исступленно ищем тот мир, где еще ничто не воплотилось, где до рождения остался один миг. Но так как это абсолютно невозможно, то мы становимся предельно жестоки и к самим себе, и к окружающим.

24.

Сейчас ему хотелось уйти с работы, но он ждал некого Николя Кутюрье, которому сам назначил встречу. Он думал взять его на работу в свою контору. Если верить анкете, Николя было двадцать восемь лет. Тристан находил, что он выглядит много моложе. Его округлое лицо прямо-таки светилось невинной свежестью. Тристан почему-то испытывал к нему симпатию и сострадание. Кстати, лучшего друга Тристана тоже звали Николя.

Он пришел вовремя. Его проводили к Тристану в кабинет. У него была натянутая улыбка, та гнусная улыбка, которую приходится нацеплять в присутствии людей, наделенных большей властью. Он пытался быть раскованным, с излишним воодушевлением пожал Тристану руку, но тут же осекся и сел. Горячо поблагодарил за предоставленную возможность встретиться. Казалось, он всем сердцем предан делу.

Тристан согласился с ним во всем, даже не торгуясь. И под конец спросил, когда Николя сможет приступить к работе.

— Через месяц, как и было оговорено, — ответил он.

— Мне сказали, вы уезжаете в свадебное путешествие…

— Совершенно верно. Через неделю я уезжаю в Бразилию.

— Очень хорошо.

Тристан внимательно на него посмотрел. Он видел, как радовался этот человек. В конце концов, свадьба вкупе с новой должностью — достаточный повод для радости.

Что у него за жизнь? Сейчас, наверно, он немедля пойдет домой и перескажет своей молодой жене всю их беседу в подробностях. «Я поставил свои условия, а босс и глазом не моргнул!» Она будет счастлива за него, а он, видя ее счастье, станет гордиться собой. И назавтра они отправятся в IKEA покупать мебель.

Николя смотрел на него почтительно, не решаясь прервать его размышлений… Очень хорошо, в Бразилию. Да, очень хорошо. Женитьба — это хорошо. Нужно носить кольцо, даже когда идешь куда-нибудь вечером без нее. Это очень хорошо, но это не для меня! Период ухаживаний. Тебя переполняет страсть, забываешь про все, даже про женщин, не так ли? Но я не могу забыть. Понимаете? И это при том, что у меня есть все основания ненавидеть женщин, презирать их. Мне известны все их уловки, я прекрасно знаю, что пленяет этих идиоток. К тому же за что их любить? За улыбку? За груди? Откровенно говоря, мне абсолютно наплевать на те несколько минут «подергиваний» в постели. Женщины часто меня разочаровывают своей вульгарностью и исключительной способностью портить жизнь окружающим. В общем, я ничего не понимаю. К чему всякий раз возобновлять все эти пустые уловки с нарядами, ласками и целым набором лживых порывов? Ведь есть и другое. А в это время она там совсем одна! Ждет меня. Понимаете всю чудовищность положения? Я словно в плену у женщин. Ох уж этот плоский белый животик, который обнаруживаешь на первом свидании! И пупок, такой детский, такой трогательный! И руки, дрожащие, когда касаешься их впервые! И эта трогательность их растерянности, когда они чувствуют близость наслаждения! И их аромат, подобный благоуханию сирени! Навеки я останусь сыном женщины, это точно. По правде говоря, я не люблю мужчин, по большей части они навевают на меня тоску. И вы не исключение. Потрудитесь теперь оставить меня, благодарю вас.

Оставшись один, Тристан прибрался на столе, снова посмотрел на себя в зеркало и заметил в своем взгляде неутолимую жажду разрушения. Затем он взял пальто и покинул кабинет. В коридоре он повстречался с одним из коллег-адвокатов — маленьким, толстеньким, ничем не примечательным человеком, вечно пытающимся навязать Тристану свое общение. Он и теперь дружелюбно тянул ему руку. Тристан свысока с ним поздоровался.

Он зашел к секретарше сказать, что уходит. Она с понимающим видом потупила глаза, показывая, что ей нечего возразить, только напомнила, что через час у него назначена встреча. Тристан ничего не забыл. «Я не вернусь к этому времени. Встречу нужно отменить», — сказал он.

С некоторым облегчением он покинул контору и пошел сам не зная куда. Он подумал о Бразилии, затем о Довиле. Все же это поближе. Он планировал на следующие выходные съездить туда с Амели. Когда же он принял это решение? Он уже и не помнил. Он забронировал номер в отеле — вот и все, что он помнил. Ехать туда ему совсем не хотелось, но он знал, что Амели будет рада. По правде говоря, он затеял это исключительно ради нее. И, если хорошенько подумать, так ведь Довиль — не Бразилия, все-таки поближе.

Он оставил машину на стоянке и дальше пошел пешком. Он не любил пользоваться общественным транспортом, особенно поездами, — в них вечно попадаешь в плохой вагон. Святое дело — глупость: как иначе объяснить, что при каждой встрече с ней возникает непреодолимое желание разнести ее в пух и прах? В поезде приходится смотреть на других, и это совершенно невыносимо. Человеческая масса потеет, сквернословит и шумит. Невольно начинаешь понимать тех, кто «встает на ложный путь», неожиданно открывая в себе душегуба, убийцу, мучителя: ими движет лишь стремление к спокойствию и необоримое желание тишины. Тристану вспомнился Лафкадио.

Ноги сами принесли его на улицу Ром — я говорю это, желая подчеркнуть волю случая. На самом же деле именно затем он и ушел из офиса, чтобы встретиться с А., хоть и не признался бы в этом даже самому себе.

Застану ли ее дома? Как правило, она работает у себя. Поднимаясь по лестнице, он вдруг засомневался: возможно, она уехала по делам. Он и сам удивился, насколько его огорчила эта мысль. Конечно, он любил проводить с ней время. Но сейчас он прекрасно понимал, что эта встреча нужна ему лишь для того, чтобы лишний раз убедить себя в необходимости оставить Амели.

25.

А. было чуть больше тридцати. Она уже довольно давно встречалась с Тристаном и, думается мне, любила его сильнее, чем ей казалось.

Тристан же испытывал к ней почти братские чувства. Он с глубоким волнением вспоминал их знакомство. Сперва их связывал секс, но очень скоро нечто иное возникло в их отношениях, некое глубокое взаимопонимание. Конечно же, они встречались нечасто, особенно теперь, когда в его жизни появилась Амели, но это никак не влияло на их отношения.

А. открыла дверь сразу, как только он позвонил. Увидев его, она задумчиво улыбнулась, погруженная в свои мысли.

— Быть может, ты ждала кого-то? — спросил он мрачно.

— Нет. Заходи. Я работала…

Ему захотелось обнять ее, но она успела ускользнуть. Он положил пальто на кресло в прихожей. Она была в летнем платье, без бюстгальтера, босиком. В руке держала бутылку воды.

— Видишь, я становлюсь невыносимым — являюсь к тебе без предупреждения.

Она еще раз загадочно улыбнулась.

— И правильно сделал, — ответила А. Она предложила ему кофе, он согласился. Она чувствовала, что что-то происходит, но не могла понять, что именно. Он словно бы ушел в себя.

— А ты не работаешь? — спросила она.

— Нет.

— Вот как?

— Ты права, я тебе мешаю.

— Да нет же, останься!

Он равнодушно подчинился.

— Ты неважно выглядишь…

Тристан и впрямь чувствовал себя подавленным, во власти некой глубокой тоски, которая час от часу становилась все сильнее, будто стремясь окончательно подчинить себе все его существо. Он неважно выглядит? Он ненавидел этот образ: в его собственных глазах лишь сильным он был достоин уважения. Вернее, в глазах женщин. О сила! Ведь женщины только об этом и твердят. Стало быть, чтобы их заполучить, нужно всегда выглядеть сильным. Наверно, они обращают внимание и на какие-то другие качества, но что им нравится больше всего, единственное, ради чего они готовы погубить себя, иначе говоря, отдаться, — это сила или хотя бы ее видимость. А значит, надо говорить уверенно, низким голосом, иметь суровый взгляд и широкие плечи, душить в себе плаксивого ребенка, не бояться жизни, будущего, всего того, от чего их обычно бросает по вечерам в дрожь, когда они остаются одни. И тогда восхищение и покорность в их взгляде вам гарантированы! Он неважно выглядит? Но можно ли признаться женщине, что ты самый ранимый из мужчин, не потеряв при этом ее расположения?

Тристан улыбнулся, чтобы она ничего не заподозрила. Однако он чувствовал, что она отдаляется, а зачастую влечение, которое испытываешь к женщине, порождается не столько ее личными качествами, сколько ощущением ее отдаления, ее более сдержанным голосом, предвещающим скорую потерю.

Только что он шел по улице и думал, что всегда предпочитал дню ночь, в особенности же то неуловимое и словно бы скупое на краски время суток, когда одно плавно переходит в другое. Только человеку, лишенному детства, не ведома странная боязнь вечера. Но вместе с тем быстрое угасание дня приносит облегчение. Снова и снова мы сталкиваемся с этой тайной: что же происходит? Внезапно пустеют террасы кафе. На улицах воцаряется неопределенность. Движение затихает. Люди возвращаются домой, чтобы вновь уйти. Наступает антракт, все меняют костюмы. Мы знаем, кем были, но не знаем, кем станем через мгновение.