Месть - Нэнси Розенберг

— Это тебе за то, что ты сомневался, — кроме того, ей просто хотелось его ущипнуть, ей всегда хотелось сделать мужчине что-нибудь в этом роде. Наконец он дал ей единственное сухое полотенце, она накинула его себе на плечи, а он, как был, голый, зашагал по ковру гостиной, роняя на пол капли воды. Они стояли в гостиной и разговаривали.

Он встал сзади, нежно обхватив ее руками.

— Хочешь чего-нибудь выпить? У меня нет текилы, но что-нибудь по такому случаю я найду.

При одном упоминании о текиле у нее заболела голова.

— Нет, спасибо. Ты же понимаешь, мне скоро надо идти. — Про себя она уже решила, что, скорее всего, его жена здесь больше не живет. Ей так страстно хотелось в это верить, что она не решилась спросить его об этом прямо. — Мне очень неприятно тебе об этом говорить, но тебе придется довезти меня до моей машины.

— Я не возражаю, Лили, — ответил он, но в голосе его прозвучало плохо скрытое разочарование. — Но зачем нам так быстро расставаться? Мы можем насладиться еще несколько минут. — Он взял ее за подбородок, повернул ее лицо к себе и обнял ладонями ее голову. — Для меня это больше, чем просто перепихнуться после работы, и ты прекрасно это знаешь.

Она глубоко вздохнула, выдохнув воздух так, как выдыхают дым сигареты после доброй затяжки.

— Да, я знаю.

Лили подобрала с полу свою одежду и начала не спеша одеваться. Она отвернулась от него, застегивая на груди лифчик и поворачивая его чашечками вперед. Она встряхнула грудями, поудобнее устраивая их в лифчике. Она надела блузку и трусики. Это были обычные удобные хлопчатобумажные трусики, и она пожалела, что не надела ажурное белье.

Продолжая смотреть в окно на панораму ночного города, он сказал:

— Моя жена бросила меня ради другого человека. Она ушла от меня месяц назад. Сегодня как раз исполнился месяц с того дня. Она сказала, что любит кого-то другого и, когда я вернулся с работы, то не застал дома никого. Кроме того, она вывезла половину всей мебели.

— Извини, Ричард, а ты очень любил ее?

— Конечно, любил. Мы прожили семнадцать лет. А теперь я даже не знаю, где она находится. Единственное, что я знаю: она здесь, в городе. Но она не хочет дать мне адрес. Наш сын находится с ней.

— Ты знаешь, кто этот мужчина? — спросила Лили. Ей стало любопытно, как случилось, что мужчина, которого она так жаждала, мог оказаться ненужным другой женщине, прожившей с ним семнадцать лет.

— Это не мужчина. Моя жена сбежала от меня с женщиной.

— А как отнесся к этому твой сын?

— Он ничего не знает и ни о чем не догадывается, и я никогда и ничего ему не скажу. Он думает, что та женщина — это просто соседка его матери, — по его лицу пробежала тень. Он коротко взглянул в лицо Лили и сразу же отвернулся к окну. — Я хочу сказать, что надеюсь, он ни о чем не догадывается.

— Ты можешь ошибиться, Рич. Дети всегда знают намного больше, чем мы думаем. Может быть, он уже все знает и просто примирился с этим. Ведь он живет вместе со своей матерью в одной квартире, верно?

— Он у меня очень странный парень, вечно погружен в свой особенный мир. — Ричард оглянулся через плечо на Лили, увидел, что она уже одета и ждет. — Раньше Грег учился лучше всех в классе, а теперь он с головой ушел в серфинг. Вместо того чтобы учиться, мальчишка занимается серфингом. Я всегда мечтал, что он станет адвокатом. Я спал и видел, как мы с ним вместе занимаемся частной практикой. Мечты, мечты. Не всегда все получается, как нам хочется.

Лили подошла к нему и встала рядом, положив руку ему на плечо.

— Ричард, ты, конечно, прости меня, но я очень любопытна. Скажи мне, как твоя жена все это тебе объяснила. Насколько долго все это продолжалось? Ведь ты, конечно, догадывался о чем-то или вообще что-то знал?

— Можешь мне верить или не верить — это твое дело, но я действительно ни хрена не знал. Я вообще ни о чем не догадывался до того самого момента, когда она ушла. Да, конечно, потом она сказала мне, что встречалась со своей подругой в течение трех лет, но все эти три года я ни о чем не подозревал.

Она видела, что ему просто необходимо высказаться, но ей уже пора было бежать.

— Давай поговорим в машине. Мне очень хотелось бы остаться и поговорить с тобой, но я же замужем. Мой брак не назовешь слишком удачным. — Она помолчала. — Это очевидно, иначе я бы не была здесь с тобой. Видимо, скоро этот брак прекратится, насколько я понимаю, но мне не хочется, чтобы он завершился скандалом. Ты меня понимаешь?

— Подожди меня секунду, я сейчас в темпе оденусь.

Когда они оказались в деловом центре города, она вышла из машины, прислонилась к ней, и он нежно поцеловал ее.

— Почему ты ставишь здесь машину? Заключенные смотрят на тебя из окон тюрьмы, ты догадываешься об этом?

— Знаешь, — сказала она, прижавшись к нему и нежно покусывая его за ухо, — может быть, в один прекрасный день я буду парковать машину на подземной стоянке, там, где паркуются судьи. Как ты думаешь, это возможно?

— Думаю, что это вполне возможно, если ты этого на самом деле захочешь. Ты знаешь, это ведь я рекомендовал тебя себе на замену?

Она не знала, и ей было очень приятно узнать об этом.

— Спасибо, особенно приятно, что это произошло до сегодняшнего вечера. — Она улыбнулась и открыла дверцу своей красной «хонды». Включив зажигание, она помахала ему рукой и, высунувшись из окна, крикнула: — Продолжение следует?

— Конечно, — отозвался он, — продолжение следует.

Глава 4

От сна ее пробудил страшный удар грома. Она снова была маленькой девочкой, лежавшей поперек кровати. Поежившись, она обнаружила, что обмочилась. Простыня и фланелевая рубашка были сырыми и теплыми, что было даже приятно. Ей было тепло и почти уютно, моча еще не успела остыть. За окном вспыхнула молния, осветившая стоящий во дворе кедр. Ожидая нового удара грома, она начала считать: «Тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре». Раздался жуткий грохот. Она зажала уши и затаила дыхание, изо всех сил стараясь не закричать от страха. Она отняла руки от ушей. Тихо. Она с облегчением выдохнула воздух и, снова забравшись в постель, закуталась в одеяло с головой. Сейчас ей надо будет встать, постелить на мокрое пятно сухое полотенце и переодеть ночную рубашку, скоро влага остынет и станет просто ледяной, она замерзнет и начнет дрожать от холода. Она осторожно выглянула из-под одеяла, и в это время за окном вновь нестерпимо ярко сверкнула молния, высветив странные пляшущие фигуры. За окном что-то двигалось. Не в силах сдержать страх, она дико закричала. Она была в горах, на ранчо, на улице толпились промокшие от дождя голодные медведи, стремившиеся попасть в дом.

Забыв в мгновение ока о своей мокрой рубашке, она по темному длинному коридору бросилась в спальню бабушки, со страхом оглядываясь на наступавшего ей на пятки медведя. Ей приходилось очень высоко подпрыгивать на бегу, чтобы зверь не схватил ее за ноги. Но вот наконец и спасительная кровать. Ну, слава Богу, спаслась!

— Бабуля, бабуля! — кричала она, по щекам ее текли крупные, как горошины, слезы. Вдруг она вспомнила, что бабули сегодня нет, она с вечера уехала в город за подарками ко дню рождения внучки и не собиралась возвращаться раньше наступавшего утра. Под простынями вырисовывался огромный живот дедушки. Он стонал и ворочался с боку на бок. Большая рука спящего дедушки тяжело легла на ее плечо.

— Дедушка, — сказала она, тыкая пальчиком в толстый живот. Ее очень забавляло, как палец погружался почти полностью в жирную податливую плоть. Палец входил в дедушкин живот, как в мягкую подушку.

— Дедушка, — снова позвала она его, но уже шепотом.

Он так чудно дышал, с какими-то всхрапываниями и присвистом, наполняя воздух вокруг себя кисловатым запахом. Она дрожала от холода. Забравшись под одеяло, она с наслаждением улеглась на сухие простыни, отвернула мокрую часть ночной рубашки и закрыла глаза. Через секунду она спала безмятежным глубоким сном.

Много времени спустя, когда ей снилось завтрашнее торжество по случаю дня рождения с подарками, ленточками и пирогами, она проснулась от страшной боли где-то внизу тела. Она никогда раньше не испытывала таких мучительных болей. Под тяжестью деда кровать ходила ходуном, она лежала раздавленная его весом, не в силах закричать или двинуться с места. Раскинутыми в стороны руками она судорожно хватала края кровати и мяла простыни, лежа в дедушкиной постели лицом вниз. Теряя сознание, она услышала, как он называет ее именем ее бабушки: «Лилиан».

— Лили, — Джон изо всех сил тряс ее за плечо, — просыпайся.

Она спала, уткнувшись лицом в подушку. Это трудно было назвать сном, скорее такое состояние являлось сумеречным ощущением раннего утра, когда сны, память и реальность переплетаются в нечто причудливое.