Мужчина в интерьере с любовницами и собакой - Антон Шаффер

Мы с Бориской познакомились первого сентября. По крайней мере так все время уверяет его мама, да и моя тоже. Мы этого не помним. Но, факт остается фактом.

На торжественной линейке мы оказались рядом, плечом к плечу, что и было запечатлено Борискиным дедом на черно-белую фотопленку.

Потом мы учились в первом классе. Как это было мы тоже не помним. Но если у Бориски остались в голове хоть какие-то обрывки воспоминаний, то у меня вообще ничего.

– Ну ты хоть помнишь, как сменку потерял, а потом все домой идти боялся? – спросил меня однажды Бориска.

– Нет, Борь, не помню, – ответил я после минуты мучительного напряжения мозговой деятельности, с целью активизации именно тех разделов головного мозга, которые отвечают за воспоминания.

– Ну как же так, – огорчился он. – Это ведь было первое проявление нашей с тобой дружбы.

– Да? – мне стало интересно.

– А-то! – воскликнул Борис, – я ж тогда свою сменку специально выкинул, чтобы нам обоим досталось, а не тебе одному.

Помню, услышав эту историю, я так растрогался, что потом еще долго вспоминал ее, пересказывая в разных кампаниях. И вот однажды, дело было на очередном Борискином дне рождения, я, провозглашая тост за дружбу, решил ввинтить в него эту самую историю со сменкой. Глядя блестящими от нахлынувших чувств глазами на Бориску, я изложил все как было, но не успел я закончить последнюю фразу, как дед именинника прервал меня вопросом:

– Значит выкинул?

– Выкинул, – распираемый от радости, что у меня такой друг, подтвердил я.

Краем глаза я заметил, что сам Бориска отчего-то весь раскраснелся и будто даже взмок.

Дед, тем временем, хитро улыбаясь, предложил все же выпить за дружбу, а потом, когда бокалы были осушены, поведал о том, что историю эту очень хорошо помнит, но теперь она предстала перед ним несколько в ином свете. Все также улыбаясь, он поглядел на внука, который к тому времени сменил бордовый окрас на чуть ли не белый, побледнев как то уж совсем серьезно.

– Боря, – обратился он к виновнику торжества. – А я ведь знаю, почему ты на самом деле выкинул сменку-то…

– Дааа? – совершенно нелепо изумился Бориска, заерзав на стуле.

– Да, – дед отправил в рот маринованный огурчик и захрустел им в повисшей над праздничным столом тишине. Прожевав, он продолжил:

– Сменку ты Бориска выкинул, положим, по своим причинам. Ведь верно?

Боря судорожно сглотнул.

А потом дед поведал, что накануне пропажи сменки Бориска закатил дома форменный скандал, причиной которого было не желание его ходить по школе в сандалиях, которые он носил еще в старшей группе детского сада. Бориска непременно требовал, чтобы ему купили кроссовочки на липучках, которые были тогда у многих ребят.

Кроссовочки ему пообещали, но, видимо, не слишком убедительно. А тут подвернулся как раз случай с моей потерей, которым Бориска не преминул воспользоваться.

Смеялись все тогда очень долго. Бориска, для которого разоблачение не обернулось провалом, а, скорее наоборот, выставило в еще более умильном свете перед собравшимися за столом, хохотал громче всех и все посматривал на меня. Но я смеялся вместе со всеми. И как сейчас помню – ни капельки не обиделся. Ну и правда, разве можно обижаться на ребенка, которым тогда был Боря?

Воспоминания от обучения во втором и третьем классе были уже ярче. Тогда мы по-настоящему сдружились, проводя почти все время вместе. Гоняли на велосипедах по району, шлялись по улицам после уроков.

Именно в тот период произошло еще две истории из нашего общего с Бориской детства, вспоминаем которые мы часто и с удовольствием.

Первая из них произошла летом, сразу после окончания первого класса. В то лето у нас появилось новое развлечение, отдававшее садизмом, но завораживающее нас. Мы с Бориской таскали из дома спичечные коробки и первым делом расправлялись с вложенными в них спичками. У меня эта процедура получалась не слишком хорошо, но вот Бориска был мастером. Он слегка приоткрывал наполненный спичками коробок, просовывал в образовавшуюся щель две спички так, чтобы головки этих спичек торчали наружу. Потом он чиркал о еще одной, специально припасенной для этого спичкой, и поджигал кончики двух торчащих из коробки спичек. Те вспыхивали, огонь медленно полз по ним, приближаясь к все ближе и ближе к коробку. В эти секунды нашу волю окончательно парализовывало. Мы стояли, боясь шелохнуться, и смотрели как языки огня лижут край коробка, а затем… Затем все лежавшие в коробке спички вспыхивали с разницей в доли секунды и пламя рвалось наружу, от чего коробок подпрыгивал на месте, словно на нем сработали реактивные двигатели.

После того, как действие заканчивалось, мы сразу же тушили коробок, так как он был нам нужнее для дальнейших развлечений.

А заключались они в следующем.

Дело в том, что однажды, исследуя наш двор, мы наткнулись на здоровых черных жуков, которые, как мы определили, были жуками-короедами. Особенно много их было под камнями, которые в избытки лежали на земле. Откуда взялись в нашем дворе и прилегающих к нему окрестностях эти камни мы взять в толк не могли, да и не очень-то на эту тему рефлексировали. Главное, что подняв хотя бы один такой камень можно было обнаружить сразу двух, а то и трех короедов. А они-то нам были и нужны.

Пойманных жуков мы сажали в тот самый спичечный коробок, который до этого испускал языки пламени, после чего направлялись к проезжей части, которая находилась прямо за нашим домом. Оказавшись возле дороги, мы кидали коробок с жуками на ее середину, а сами замирали на тротуаре, не сводя глаз с шевелящегося спичечного коробка. Мы ждали, когда откроется светофор.

Далеко не всегда первая или вторая машина давила коробок с жуками своими шинами.

Иногда шоу продолжалось по несколько минут, и предела нашему восторгу не было. А уж когда пролетающий мимо автомобиль давил коробок…

Вскоре, это наше, казалось бы, невинное развлечение, вдруг приобрело несколько иной характер. Однажды, поднимая камень в поисках жуков, Бориска вскрикнул, сплеснул руками и позвал меня.

– Смотри! – он указал пальцем на на то место, где еще недавно лежал камень.

– Вот так да! – только и ответил я.

На земле лежал измятый рубль. Бориска ловко схватил купюру и тут же заявил, что идет в расположенный неподалеку киоск, дабы купить столь желанные тогда для нас кофейную, мятную и апельсиновую жвачку в пластинках советского производства.

Через несколько дней история повторилась. Но теперь Бориска нашел под камнем уже не рубль, а целых пять. Зависти моей не было предела. Я переворачивал все камни вокруг, но кроме жуков ничего под ними обнаружить не удавалось.

А еще через неделю, когда Борискины находки стали уже чем-то самим собой разумеющимся, проходя мимо окон его квартиры (а жил он на первом этаже), я услышал душераздирающие крики, которые свидетельствовали о том, что Бориску лупцуют ремнем.

Вечером Борискина мама позвонила моей. Позвонила, как я понял потом, чтобы не только рассказать обо все случившимся, но и поинтересоваться, не находил ли я денег под камнями. Мама сказала, что денег я не находил, а я покивал в ответ, в подтверждение ее слов. Положив трубку мама мне поведала, что Бориска таскал деньги из карманов родителей, а потом незаметно от меня подкладывал их под камень, который в следующую секунду переворачивал.

– Ну надо же… – изумился я.

На том история и закончилась. Урок я из нее все же вынес – доверят людям, включая Бориску, надо поменьше.

В следующие раз ремень коснулся Борискиной задницы через год.

Дело было так.

Мы только перешли в третий класс, на груди у нас блестели октябрятские звездочки и пионерские галстуки были совсем даже не за горами. Все было просто великолепно, кроме двух вещей: осень выдалась дождливая и в классе появился новенький. Если с осенью примириться кое-как было можно, то вот новеньким со зловещей фамилией Борзов – куда сложнее. Борзов был второгодником и отъявленным хулиганом, что, придавало его образу оттенок романтизма, но в то же время несло в себе очевидную угрозу. На себе я ее ощутил в первые же дни. Зажав меня по пути в столовую, Борзов приблизил к моему лицу свой рот и страшным (ну, мне так казалось) голосом заявил:

– На завтрак булки. Свою отдашь мне.

Булку пришлось отдать. Борзов на моих глазах сожрал ее, запил моим же чаем и вальяжно удалился. Бориска, добрая душа, поделился со мной своей булочкой – отдал всю! Потом, правда, выяснилось, что и у Бориски булок было две. Кто-то из класса заболел, а потому Бориска, быстро сориентировавшись, схватил лишнюю булку и припрятал ее в карман. Ее-то он и уступил мне великодушно.

Странное я стал замечать где-то спустя месяц. В разговорах со мной Бориска не стеснялся в выражениях, говоря о своей ненависти к Борзову. Но как-то я заметил их о чем-то болтающих на перемене, потом еще раз… А спустя еще немного времени Борзов подвалил к нам перед последним уроком и с милой улыбкой спросил: