Тамбовское восстание (1920—1921 гг.). «Антоновщина» - Петр Алешкин

2. Причины и факторы

возникновения крестьянских волнений

Причины крестьянской войны, когда она началась, объяснялись советскими властями просто: происками белогвардейцев и англо-французского империализма. 8 сентября 1921 года «Правда» сообщила, что Антонов получал «директивы из-за границы от ЦК партии кадетов». Всероссийская чрезвычайная комиссия докладывала Совнаркому: «В Рязанской, Тульской, Калужской, Смоленской, Тамбовской, Тверской губерниях, как теперь выяснилось, были организованы мятежи по общему плану при содействии англо-французского капитала». Знакомство с программами и лозунгами восставших крестьян говорит о том, что кадетского или англо-французского заговора здесь не было.

Причины были более глубокими. Основная из них была в том, что крестьяне хотели свободно обрабатывать землю, свободно пользоваться ее плодами. «…Землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете: да подавись ты сам такой землей! Мужику от земли один горизонт остается», – заявлял коммунисту Дванову мужик из завоеванной деревни. А в ответ на объяснение, что отбираемый хлеб нужен революции, крестьянин резонно возражал: «Дурень ты, народ ведь умирает – кому ж твоя революция останется».

Объектом кровавого спора крестьян с большевиками была не только продразверстка. Крестьяне верили, что революция принесла им свободу. Идея свободы, воспринятой как воля-вольная, всколыхнула крестьянскую Россию. Советы воспринимались как форма самоуправления, как ликвидация тяжкой городской власти. Деревня хотела существовать без города, а город объявлял войну деревне. Для сбора продразверстки создавалась продармия. Применялись жесточайшие меры для подавления недовольства. Чтобы сломить сопротивление кулачества, диктатура пролетариата применила чрезвычайные средства борьбы – отдачу под суд, ревтрибуналы, тюремное заключение, конфискацию имущества, заложничество и даже расстрел на месте в случае вооруженного сопротивления.

Каждое выступление против Советской власти и выражение недовольства политикой большевиков объявлялось делом «кулаков», «сопротивлением кулачества». Понятие «кулак» никогда не было определено точно. Предполагаемое количество «кулаков» в русской деревне в период революции и гражданской войны варьируется в зависимости от времени написания исторического исследования и произнесения речи. В 1924 году отмечалось наличие кулацких хозяйств в количестве 2—3 на 100, да и эти хозяйства еще недостаточно определили свои функции кулацких хозяйств. В 1964 году появились заявления, что кулаки составляли 15% всех крестьянских дворов. В августе 1918 года В. И. Ленин определил число «кулацких хозяйств» в 2 млн, а в апреле 1920 года, на Девятом съезде компартии он говорил уже о миллионе хозяйств, занимающихся в деревне «эксплуатацией чужого труда». Цифра эта была ничтожной в стране с населением (1920 г.) в 130,5 млн человек, из которых в деревне проживало 110,8 млн.37

Поскольку формула «кулак – это враг» смысла не имела, ибо понятие оставалось неопределенным и даже официальная численность ничтожной, формула переворачивалась и звучала: «враг – это кулак».

В мае-июне 1918 года была проведена полная централизация продовольственного дела с предоставлением чрезвычайных полномочий его государственному руководству – Народному комиссариату продовольствия; объявлен поход городских рабочих в деревню для борьбы против кулаков и спекулянтов, помощи бедноте и проведения хлебных заготовок; провозглашено создание комитетов деревенской бедноты в целях ее организации, усиления политической роли (вплоть до подчинения комбедам сельских и волостных Советов) и снабжения продовольствием за счет излишков, изымаемых у других, прежде всего у богатых. Но и не только у них – излишками, как и до Октября 1917 года, считалось все превышение над собственными нуждами крестьянского хозяйства.

Показателен в этом отношении Циркуляр председателя губернского исполкома М. Д. Чичканова волостным Светам о реквизиции хлебных излишков от 2 июля 1919 года.38 В нем говорилось, что острая нужда в хлебе, прекращение сдачи хлебных излишков крестьянами добровольно заставляет Советскую власть принять самые строгие меры против держателей хлеба. Реквизицией хлебных излишков занимался губпродком, совдепы, исполкомы обязывались оказывать реквизотрядам и реквизагентам всяческое содействие в обнаружении и реквизиции скрытых хлебных излишков. В Циркуляре были такие положения: «Всякое должностное лицо, бездействием своим тормозящее дело реквизиции, будет рассматриваться как противник Советской власти, будет предан суду революционного трибунала. Граждане, уничтожающие хлебные излишки на самогон, объявляются врагами революции». Циркуляр предписывал вести с ними самую беспощадную борьбу, арестовать, сопровождать в Тамбов для предания суду. Волисполкомам предлагалось по требованию начальников отряда, работающих в данной волости, на время работы давать трех лошадей верховых для обслуживания отряда.39

Массовая посылка рабочих продотрядов в деревню для изъятия хлебных излишков и форсирование социального раскола крестьянства извне и сверху означали глубочайший перелом в развитии русской революции. С этого момента революция в городе и деревне – пролетарская и крестьянская, слившиеся в единый поток осенью 1917 года, стали расходиться по своим целям и средствам. Прямая угроза со стороны общего врага – белой контрреволюции заставила соединять свои силы, но нарастающий продовольственный кризис, борьба за хлеб вновь и вновь ставили естественных союзников лицом к лицу. Это противостояние города и деревни не было и не могло быть абсолютным, поскольку в самой деревне имелось немало нуждающихся в хлебе и просто голодающих. Беднота не могла исчезнуть сразу после ликвидации помещичьего землевладения, а голод не ждал, особенно в Нечерноземной зоне или, как тогда говорили, потребляющей полосе, составлявшей большую часть территории Советской России осенью 1918 года и большей частью 1919 года. Большевистская политика находила определенный отклик в деревне – там были активные сторонники Советской власти, комбедовцы, коммунары.

Как отмечалось в докладной записке руководителя губпродкома Шкарина, весь собранный хлеб был получен почти исключительно с помощью отрядов. Эти отряды были во всех уездах, частью они создавались из отрядов ВОХР, частью организовывались местными силами. Руководство реквизицией в смысле переброски отрядов из уезда в уезд, из района в район было сосредоточено в губреквизотделе, в котором непосредственное участие принимал губпродкомиссар. Техника организации работы, ее планирование в уездах разрабатывались упродкомом совместно с особоуполномоченным губпродкома. Несколько в особом положении были отряды, работавшие в Козловском, частью в Моршанском, Лебедянском уездах, которые, гранича с голодной Рязанской губернией, давали возможность вывоза хлеба гужевым путем. В этих уездах отряды работали по плану губпродкома: первая группа направлялась от станции Ст. Юрьево на Ламки, Козловский уезд; вторая – Сабурово, Бенкендорф-Сосновка (Моршанского уезда), Ламки, соединившись, обе группы продвигались к югу. Во всех уездах отряды двигались от периферии к центру, чтобы не дать возможности перебрасывать хлеб из уезда в уезд, на всех дорогах выставлялись заставы, чтобы перекрыть возможность внутриуездных перебросок хлеба.40

Отряды разделялись на две категории. Во-первых, основное ядро – отряды, которые главным образом вели реквизицию и которые были разбросаны по всем уездам. Во-вторых, отряды особого назначения, которых было два и которые направлялись в места «наиболее кулацкие», наиболее упорствующие в сдаче излишков. Эти отряды забирали у работников полностью все годовые излишки.

В начале устанавливался такой порядок реквизиции – отряд, придя в волость или село и получая отказ в сдаче излишков, приступал к подворной реквизиции и найденные излишки реквизировал. Это давало возможность крестьянам перевозить хлеб из деревни в деревню при приближении отряда, прятать его и т. д. Впоследствии был введен другой порядок: селу предъявлялось требование сдать причитающуюся по разверстке сумму излишков, а неисполнение разверстки рассматривалось как преступление, и с данного села забирался весь хлеб, весь скот и производились аресты. Если раньше крестьянину всегда был смысл отказаться, так как он буквально ничем не рисковал, то теперь его положение сильно изменилось, так как он рисковал всем своим хлебом и скотом. При таких массовых реквизициях не могло обходиться без столкновений и волнений.

По окончании «хлебной недели» работники, командированные уисполкомами и укомпартами, частично отзывались с продовольственной работы. Губернские исполком и комитет компартии циркулярным распоряжением предписали задержать всех командированных на местах работников, что позволяло вести планомерную работу по реквизиции хлебных излишков.41