Староград - Артем Рудик

Несколько минут мы провели в тишине. Затем генерал в своём обычном тоне внезапно спросил:

— А у тебя, Герман, есть семья?

— Орден — моя семья. Мой отец был рыцарем, его отец был рыцарем, ну и его отец тоже. Не знаю, сколько всего поколений это длится, но я просто обязан был продолжить семейную династию и с самого раннего детства отправился на военную службу в качестве оруженосца, можно сказать, война меня и воспитала.

— А свою собственную семью планируешь завести?

— Когда-нибудь точно заведу. Встречу какую-нибудь хорошенькую девушку, остепенюсь, заведу пару спиногрызов и буду почивать на лаврах юности, если я, конечно, не схлопочу до того момента пулю.

— Да ты настоящий оптимист!

— Просто взвешенно оцениваю реальность. Военный — не самая безопасная профессия. Да, я пережил одну войну. Но переживу ли я хотя бы следующий год, всё ещё под большим вопросом. Особенно в здешних-то краях. Нет, ну я мог бы, конечно, мечтательно вообразить, что вдруг в Ронию приедет, ну например, Вивьен Ришар, мы с ней встретимся, она меня полюбит, мы заведём семью, и я уеду на Лазурный берег на пожизненный отдых. Но даже сама идея о её приезде сюда звучит фантастично, не говоря уже о том, что нам ещё надо будет хотя бы поболтать.

— Ну, мечтать всегда надо о высоком. И Ришар очень даже ничего, милая девушка, прямо настоящий ангел во плоти! И поёт довольно неплохо. Моя дочь её слушает, и жена тоже любила. У них вообще очень похожие вкусы всегда были. Ну а насчёт её приезда... — Соколов докурил вторую сигарету, и она также отправилась в воды канала, — …вероятно, ты прав, вряд ли хоть один разумный человек приедет сюда, особенно по нашему приглашению. Будь я на её месте, я бы не согласился даже за колоссальные деньги.

Вот в зубах генерала появилась новая бумажная трубочка, набитая табаком. Он их вместо семечек потребляет?

— Впрочем, кто-то, кажется, согласился. Как думаешь, кто это?

— Военный какой-нибудь, вроде тех отбитых наёмников и отморозков, готовых за деньги младенцу мозги прошибить, не говоря уже о более взрослых людях. Вряд ли кого-то ещё могло занести сюда по доброй воле. Ну или это какой-нибудь специалист, призванный помочь восстановить страну, но я даже не представляю, сколько такому нужно заплатить, чтобы он приехал в эти руины. Здесь всё настолько плохо, что всё это проще снести и отстроить заново, благо мы с тобой хорошо постарались и, можно сказать, преуспели в разрушении. Впрочем, вскоре мы сами узнаем, кого к нам принесло, вон уже и аэропорт.

На самой окраине города, до которой мы шагали на своих двоих несколько километров, перед нами предстал «Международный Аэропорт Староград». Точнее, то, что от него осталось. Сейчас он представлял собой поле потрескавшегося асфальта, увенчанного единственным оставшимся целым строением — диспетчерской вышкой, уцелевшей лишь потому, что снайперам Ордена нужно было удобное «гнездо» на окраине города.

Боюсь даже представить, какая тряска будет в салоне самолёта, который вот-вот должен был зайти на посадку. Видимо, пилот, не веря, что ему придётся сажать машину в столь ужасных условиях, нерешительно нарезал круг за кругом в наивной попытке найти место получше. Мы же, держась на безопасном расстоянии от посадочной полосы, увлечённо наблюдали за его стараниями. Не знаю, о чём в этот момент думал герр Соколов, но стоило миниатюрному реактиву наконец прицелиться и начать окончательно сбрасывать скорость, как он ткнул меня в бок и, слегка усмехнувшись, произнёс:

— Лучше бы им там не знать, что аэропорт был разрушен по моему приказу. И я лично следил за тем, как артиллерия выжигала всю эту площадь вместе с защищавшими её ронийскими войсками.

Лёгкий джет, с символом раскрытой книги на крыльях, остановился в паре сотен метров от нас, чудом не потеряв при приземлении своё шасси. Стоило двигателям замолкнуть, как мы сразу же двинулись ему навстречу. Когда мы подошли, трап наконец опустился и из салона вышел единственный пассажир. Если точнее — пассажирка. Это была стройная, миниатюрная девушка, одетая в аккуратное плотное осеннее пальто. Оно было слишком чистым и выглаженным, так что явно не было её обыденной одеждой и вряд ли часто надевалось. Неужели она так на войну нарядилась?

В движениях довольно юной особы, на вид ей было слегка за двадцать, чувствовалась какая-то аристократическая грация и вместе с тем мещанская простота и честность, словно бы она была рождена на стыке двух сословий и впитала всё самое лучшее из обоих миров.

Я из вежливости, но, всё ещё не понимая, что столь юная леди забыла здесь и зачем Салем отправил нас её встречать, спросил:

— Как долетели?

Натужно улыбнувшись, девушка ответила мягким баюкающим голосом:

— Вполне неплохо, при посадке, правда, сильно трясло. Неудивительно, ведь мы садились прямиком на камни.

— Стоило просить Салема заказать вам вертолёт, — нахмурившись, произнёс Соколов.

— Я сама оплатила этот джет, не люблю экономить на комфорте и тратить лишнее время на перелёты, но, пожалуй, это действительно было зря. В Ронии дела идут гораздо хуже, чем я ожидала. И, раз уж вы заговорили о коменданте... Он тут? — девушка оглянулась, словно бы рассчитывая увидеть на бесконечном бетонном покрытии кого-то ещё.

— Нет, но он отправил нас вас встретить, — сказал я.

— Что же, тогда надеюсь, что вы приехали на удобном гражданском внедорожнике, а не на какой-нибудь армейской развалюхе для офицеров, с жёсткими скамейками вместо кресел.

— Мы могли бы предложить разве что военный грузовик для перевозки пехоты или бронетранспортёр, но, боюсь, что все они заняты в городе, а мы с генералом — большие любители пеших прогулок...

— Вы пришли пешком? Боже, здесь всё настолько ужасно? — с почти материнским сочувствием произнесла девушка.

— Прежде чем мы начнём обсуждать всем и без того очевидные вещи про царящую вокруг разруху, я всё же хотел бы спросить, кто вы вообще такая и что вы вообще забыли в наших краях? — несколько злобно спросил генерал.

— Ох, точно, совсем позабыла представиться, простите! В последнее время я иногда забываю, как принято общаться с людьми. Меня зовут Глиммер, Элл Глиммер.

— И чем же вы, fräulein Глиммер, занимаетесь? — задал ещё один вопрос я.

— Я своего рода учёный, а здесь