Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник) - Майкл Иннес

– Пропавший ключ, – пробормотал Эплби. – Знаете, я даже доволен тем, что он выплыл. Это означает, что в вашей «подлодке» что-то не в порядке. А ведь до этого казалось, что она уж слишком плотно задраена.

Однако говорил он это все рассеянно, бормоча себе под нос, расхаживая из угла в угол. Затем, внезапно нетерпеливо взмахнув рукой, он направился обратно в кабинет.

III

Эплби осторожно приподнял черную мантию, обернутую вокруг головы покойного ректора. Чуть раньше, после того как судебный медик констатировал смерть, ее пока что вернули на место. На ней виднелась запекшаяся кровь, но совсем немного. Эплби положил мантию на ближайший стул. Он с любопытством рассматривал тело ректора. У Амплби, несмотря на его худощавость, была на удивление массивная и тяжелая голова с высоким выступающим лбом, надменно вздернутым носом и тяжелой нижней челюстью. Рот, чуть приоткрывшийся после смерти, при жизни не был уж никак не чувственным, губы складывались в прямую линию, можно даже сказать, жесткую. Холодные серые глаза тоже оставались открытыми. Черты лица были невозмутимы и сдержанны, разительно контрастируя с маленькой жуткой дырочкой посередине лба. Смерть смела бремя лет с мертвенно-белого лица. Прошло несколько мгновений, прежде чем Эплби убедился, что Амплби – довольно старый человек. Инспектор не стал осматривать тело и снова накрыл голову мантией, словно импровизированным саваном. Именно мантия и привлекла его внимание.

– Я так полагаю, что мантия не его? – спросил он Додда.

– Нет, не его. К тому же там нет именной метки. Дело в том, что я не проводил повторных, более тщательных допросов и до мантии не дошел.

– Думаю, не следует тратить на это силы. Мантия принадлежит доктору Барочо.

Немного подумав, Додд осторожно спросил:

– Вы хотите сказать, что мантия иностранного производства, не английского?

– Именно так, и Барочо – наиболее вероятный ее владелец. Однако сомневаюсь, что этого достаточно, чтобы доставать наручники. Кстати, что там с перемещениями всех этих субъектов? До какого момента вы проследили их передвижения после того, как они прошлым вечером разошлись из профессорской?

Эплби снова принялся мерить шагами кабинет. Додд покопался в своих бумагах и ответил:

– В течение дня я снял предварительные показания со всех, кто, вероятно, замешан в этом деле. Точнее сказать, со всех, кто был, скорее всего, замешан, пока не появился этот чертов десятый ключ. В некоторых показаниях содержатся алиби на момент выстрела, в других – нет. Проверка идет настолько быстро, насколько это позволяют силы и навыки трех моих людей. Кстати сказать, теперь их в интересах дела переподчинили вам. Вот вам экземпляры различных показаний. Рекомендую внимательно с ними ознакомиться.

С этими словами Додд положил пред своим коллегой небольшую стопку бумаг, всем своим видом довольно прозрачно намекая на то, что перекладывает ответственность на столичного сыщика. Эплби обратился к первому листку.

«Слотуайнер, Джордж Фредерик (54 года). Начал службу в колледже кладовщиком в 16 лет. Личный слуга доктора Амплби со времени избрания последнего деканом колледжа в 1910 году. Дворецкий со времени занятия доктором Амплби должности ректора в 1921 году.

10.30 вечера. Принес напитки в кабинет, застал ректора одного, работающим за столом. С этого момента отчетливо видел дверь кабинета из кладовки.

11.00 вечера. Прошел через холл и впустил мистера Титлоу через главную дверь. Титлоу говорил с ним в момент выстрела. Вошел в кабинет вместе с Титлоу и обнаружил тело. Вернулся в холл и позвонил врачу, привратнику и в полицию. Вернулся к Титлоу в кабинет и охранял его до прибытия привратников.

11.10 вечера. Передал записку Титлоу декану.

Подтверждение: Титлоу.

Титлоу, Сэмюель Стилл (51 год)…»

В этот момент чтение прервал громкий стук в дверь. В небольшой приоткрывшийся проем просунулась голова меланхоличного сержанта, мрачным тоном объявившего:

– Посланец из долины смерти!

Долина смертной тени… На какое-то мгновение в полутемной комнате с разбросанными повсюду человеческими костями эти слова прозвучали почти что пугающе. Через секунду все разъяснилось с появлением в дверях неброской фигуры, закутанной в черное одеяние. Негромкий голос запротестовал:

– Констебль, прошу вас пропустить меня, я дворецкий!

Затем последовало продолжение, сопровождавшееся едва заметным поклоном в сторону Додда:

– Сэр, декан выражает вам свое почтение, и если джентльмен из Лондона уже прибыл, он будет рад принять его у себя в удобное для него время.

Эплби с неподдельным интересом разглядывал Джорджа Фредерика Слотуайнера, поскольку перед ним предстал первый непосредственный участник недавно разыгравшейся драмы. По нему не было заметно, что он хоть какое-то время служил в армии. Худощавый, с несколько землистым лицом, он двигался и держался как типичный «привилегированный» слуга. Его близорукие глаза взирали на мир сквозь стекла пенсне надменно и в то же время смущенно. Надменно потому, что при внимательном рассмотрении в его взгляде можно было прочитать стремление пробиться из дворецких в экономы, а из экономов – в мажордомы и камердинеры. Смущенно же оттого, что у стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что неестественно прямая осанка их обладателя являлась не столько признаком свойственного подобного рода прислуге собственного достоинства, сколько результатом постоянных попыток удержать пенсне на носу. В то время как Эплби старался развить свою мысль, Слотуайнер, очевидно, пытался сообразить, позволяет ли этикет явственно признать присутствие джентльмена из Лондона. Он слегка поклонился в сторону Эплби и, достигнув наконец разумного компромисса, в бесстрастном молчании ждал ответа.

Эплби разрешил все его трудности.

– Передайте декану уверения в моем глубочайшем почтении, – произнес он, – и скажите, что я посещу его через полчаса. Когда инспектор Додд позвонит, не откажите в любезности проводить меня к декану.

Дворецкий было развернулся, чтобы выйти, как Эплби внезапно добавил:

– Одну минуту. Когда ректор в последний раз зажигал здесь свечи?

Этот вопрос произвел поистине поразительный эффект. Слотуайнер резко повернулся, позабыв о присущих его статусу размеренности и высокопарности, и уставился на Эплби. Его лицо выражало изумление и растерянность куда большие, нежели те, что оправдывали бы пусть даже и несколько странный и внезапный вопрос, прозвучавший ему вслед над телом покойного «шефа». Однако через мгновение конфуз на его лице сменился недоумением, еще секунда – и он полностью овладел собой.

– Ректор никогда не пользовался свечами, сэр. Извольте убедиться, комната очень хорошо освещена.

С этими словами Слотуайнер сделал быстрое движение рукой и щелкнул выключателем у двери. Одинокую лампочку тотчас же поглотило сияние полудюжины настенных светильников, бросавших яркий свет на потолок.

Эплби продолжал:

– Где и как ректор обычно сидел, будучи здесь вечерами? Включал ли он весь свет или только одну лампочку?

На сей раз дворецкий ответил сразу. Работая за столом или сидя в кресле у камина, доктор Амплби обычно довольствовался одной лампочкой. Однако если он подходил к книжным полкам или принимал посетителей, он включал весь свет. Выключателей два: один – у камина, а второй – у двери.

Эплби задал следующий вопрос:

– Каково было освещение вчера в десять тридцать вечера?

– Горели все светильники, сэр. Когда я находился в кабинете, ректор выбирал книги на полках в дальнем углу.

– А после, когда вы вбежали вместе с мистером Титлоу?

– Горела лишь одна лампочка.

– Возможно, доктор Амплби выключил светильники, вернувшись к столу?

– Не могу сказать точно, сэр. Вполне вероятно.

– Скажите, что происходило с освещением потом?

– Прошу прощения, сэр?

– Я хочу сказать, включили ли вы или мистер Титлоу все светильники тотчас же, как обнаружили тело?

Слотуайнер замялся.

– Не знаю, сэр, – наконец произнес он. – То есть я не уверен. Полагаю, что я сам включил весь свет, но в подобной ситуации я бы сделал это машинально. Нет, с полной уверенностью не могу этого утверждать. Позже, разумеется, горел весь свет.

Слотуайнер, почувствовав, что его допрашивают по всей форме, говорил осторожно и тщательно подбирая слова. Однако Эплби решил пока не напирать.

– Я дослушаю вас до конца немного позднее, – сказал он. – А теперь всего один вопрос.

Он было повернулся, якобы давая понять, что разговор окончен, но тут же снова развернулся к дворецкому лицом и посмотрел ему прямо в глаза испытующим взглядом.

– Интересно, почему вас так ошарашил мой вопрос о свечах?

На сей раз Слотуайнер оказался начеку.

– Сам того не знаю, сэр, – ответил он. – Если можно так выразиться, вопрос – все вопросы, сэр, – был несколько неожиданным. Я никак не могу объяснить свою реакцию. Вы, очевидно, заметили, как я смутился. Если попытаться выразить мои чувства словами, то «замешательство» подойдет более всего. И я сам удивляюсь, почему я растерялся.