Кама Сутра - Ватсьяяна Малланага

Наставления Ватсьяяны глубоко отражают психологию своих адресатов (вряд ли в противном случае была бы возможна столь широкая и длительная популярность их на своей родине) и открывают нам интереснейшие закономерности в строе чувств, в характере переживаний древних индийцев. Анализ этих закономерностей относится к компетенции психологов., и здесь мы обратим внимание лишь на некоторые свидетельства. Таковы рассуждения о характере ощущений женщины, отражающие взгляды разных школ (6.17 и сл.); достаточно ярко выраженное, хоть и варьирующееся (ср. гл. 12), сочетание садистического и мазохисти-ческого компонентов влечения — ср., с одной стороны, детальную разработку специфичных аксессуаров любовных отношений (гл. 10; 11; 15—16), описание любовной игры (9.15 и сл)., замечания в 6.45 и сл.; характерные исторические реминисценции (15—16, 27—29), с другой — широкую распространенность «подражания мужчине» (17—18.1—3). Интересны сравнительные характеристики мужчин и женщин (15—16.21), описания внешнего вида любящих при тех или иных аффектах (17—18.9 и 31; 27.25 и сл.; 46.19 и др.) и соответствующие психологические наблюдения (28.31 и 35; 52.56—57 и др.), замечания о стадиях любовного чувства (40.5), о «естественном» и «искусственном» наслаждении (50.1 и сл.; ср. 58.57) и т.д. Многие из этих наблюдений и рекомендаций очевидно выходят за рамки древнеиндийской жизни и находят себе параллели в других литературах — можно назвать здесь суждения об обращении с девушкой (гл. 25), о влиянии поведения женщины (уклончивости или доступности) на характер ее дальнейших отношений с мужчиной (40.10—16; ср. 26.23; 29.43; 51.21) и о причинах соответствующего поведения (41.17 и сл.; 42.50; 43.52); о любовной ссоре (гл.22), о средствах оттолкнуть мужчину (59.12; 55.41 и сл.), о признаках равнодушия (54.27—35), о воздействии определенных наставлений и рассказов (8.30; 26.17; ср. 47.2, 12 и сл. и 63 и сл.) и т.д.

«Камасутра» придает важное значение образованности. Приобретение знаний — основной долг человека, который ему надлежит исполнять с детства (2.2; ср. 2.9; 3.1 и др.). Отличительная черта горожанина — знание наук (4.1). Сам Ватсьяяна неоднократно ссылается на мнения ученых авторитетов. Рассматривавшаяся иногда как составная часть врачебной науки, К содержит ряд сведений и о древнеиндийской медицине. Здесь приведены конкретные наставления по гигиене, уходу за телом (4.16 и сл.; 17—18.32 и др.). Предписания VII раздела, хоть и носят в отдельных деталях явно фантастический характер, в какой-то мере отражают уровень древнеиндийской фармакологии[35]. Любопытно свидетельство о вере в целебные свойства собачьего мяса. В число обязанностей хозяйки» входило хранение дома лекарств (ogadha— 32.28). К содержит сведения по анатомии (ср. 6.1—2 и соотв. примеч.), в отдельных перечнях упомянуты дефекты и достоинства некоторых частей тела (например, 10.8 и сл.; 11.2—3; 23.12). Как уже говорилось, здесь неоднократно идет речь о врачах (vaidya), занимавших, по-видимому, достаточно высокое положение в обществе, — они неоднократно упоминаются рядом с главными советниками (ср. 44.6; 53.15). Среди Других наук упоминаются грамматика, астрономия (ср. 2.8—10; 20.2!—22). Обширный перечень наук, ремесел, знание которых предписывалось горожанам, причем не только мужчинам, но и женщинам, содержит 3.16 — здесь названы, в частности, металлургия, минералогия, владение условными языками и местными наречиями, знание словарей и энциклопедий, просодии, военной науки, упоминания различных искусств и ремесел. Встречаются свидетельства об игре на вине и дамаруке (3.16), тростниковой флейте (64.43), о специальных залах, где исполнялась музыка (59.15), о пении (26.18; 52.22 и 32), об инструментах, необходимых актерам (59.24), и т.д. Сообщения подобного рода мы найдем и в уже упоминавшихся перечнях соответствующих профессий (5.37; 44.12; 50.9 и др.), и в отдельных описаниях обстановки в жилищах горожанина, гетеры, царя (ср. 4.2 и сл.; 20.1; 32.3; 48.17; 53.6; 57.25—27; и др.). Любопытны сведения о древнеиндийских суевериях (ср. помимо богатого материала VII раздела 23.9), о гаданиях по полету птиц и оракулах при выборе невесты (52.45 и сл.), о различных предзнаменованиях (32.20, ср. 3.16 «и др.), о колдовстве с помощью кореньев и т.д.

Наконец, К интересна и для изучения фауны и флоры древней Индии. Здесь сообщается о птицах и животных, служивших для развлечений, — петухах, перепелах, баранах (3.16; 4.21 и др.), о ручных животных и птицах в домашнем хозяйстве (32.33) и царском дворце (48.17) и т.д. Еще богаче отражен в книге растительный мир[36]. Тут неоднократно перечисляются всевозможные деревья и травы. Таковы перечни растений, в том числе и тех, что употреблялись в пищу (ср.4.38), которые надлежало разводить хозяйке (32.6—7 и 29). Весьма интересны в этом отношении и рецепты раздела VII.

Ранее уже говорилось о значении культа камы в индуизме, в его обрядовой практике, в литературе и искусстве. Можно полагать, что начиная с IV—V вв. н.э. значительную роль здесь стали играть и наставления самой „Камасутры“. Об этом говорят ссылки на нее в отдельных литературных памятниках. В одном из рассказов „Панчатантры“ (Textus sirnplicior, 1.5) ткач, принявший облик Вишну, проникает ночью к царевне и обращается с нею „согласно наставлениям Ватсьяяны“[37]. Очевидное знакомство с К обнаруживают герои Дандина (VI—VII вв.)[38]. Возможно, на Ватсьяяне основывается перечень десяти стадий любви в „Двадцати пяти рассказах веталы“ (16.14—17) и „Семидесяти рассказах попугая“[39]. Вообще древнеиндийская обрамленная повесть во многом перекликается с К, предлагая подчас интересные иллюстрации и дополнения к ее наставлениям[40]. Как уже было сказано, влияние Ватсьяяны можно предположить у Калидасы, еще с большей вероятностью — у некоторых других драматургов. Мотивы К прослеживаются в лирике Амару и Маюры (ок. VII в), в поэмах Магхи (VII в.) Дамодарагупты (VIII в.), Кшемендры (XI в.), — последнему, по-видимому, принадлежит и краткое изложение К (Vat-syayanasutrasara). Ряд параллелей мы находим в поэтической антологии, составленной ок. 1100 г. буддистом Видьякарой и объединяющей стихи 223 санскритских авторов[41]. Многочисленные ссылки на Ватсьяяну свидетельствуют о длительном и глубоком его воздействии на индийскую литературу вплоть до нового времени. Это влияние, судя по наблюдениям очевидцев, живо и в наши дни — известны, например, свидетельства последних десятилетий об использовании К в Индии для наставления невесты[42].Несомненный интерес представляет сопоставление „Камасутры“ с аналогичными представлениями в других литературах Востока и Запада — как с точки зрения возможных влияний древнеиндийского образца, так и в плане независимых соответствий и расхождений (приведенные ниже отдельные примеры, естественно, охватывают лишь немногие из соответствующих произведений, не останавливаемся мы здесь и на многочисленных фольклорных параллелях). Можно полагать, что жанр подобных наставлений существовал уже в древнейших литературах Востока, например в древнем Египте. Более достоверные примеры из восточных литератур (персидской, арабской, турецкой) относятся уже к сравнительно позднему периоду.

Наряду со специальными трактатами на эту тему интересный материал для сравнения дают также отдельные части научных и художественных произведений, в целом выходящих за рамки любовной тематики. Такова, например, глава „Страстная любовь“ в „Каноне врачебной науки“ (ч. 1, § 11) Ибн Сины (980—1037)[43], содержащая описания признаков влюбленности (ср. К 40.5), средств избавиться от страсти и т.д. Можно назвать соответствующие главы в „Кабус-наме“ Кей-Кавуса, написанном в 80-х годах XI в. — гл. 14 „О любовных делах и обычаях их“ и 15 — „Об обладании и распорядке его“[44]. Тематика „Камасутры“ отразилась и в трактатах Моисея Маймонида (1135—1204).Наставления в любви были издавна распространены в Китае. Интересны уже древнейшие натурфилософские спекуляции, значительную роль в которых играли понятия мужского и женского начал (ян, инь). Первостепенное значение здесь придавалось регулировке отношений между полами — в ней видели необходимое условие индивидуального бессмертия (даосизм) и приобретения хорошего потомства (конфуцианство). К сожалению, значительная часть соответствующих трактатов утрачена; из сохранившихся можно назвать, например, „Дун сюань цзы“ („Трактат проникшего в тайну“), реконструированный уже в новое время и относимый к IV—VII вв. н.э.[45]. Язык этих трактатов, их композиция кое в чем напоминают древнеиндийские тексты — таковы скрупулезные перечни отдельных деталей, систематическое выделение групп с определенным числом элементов (пять признаков женской страсти, восемь благ и семь зол соития и т.д.), перечень лечебных средств в конце. Физическая любовь сходным образом рассматривается здесь в связи с другими сферами жизнедеятельности, хотя, насколько мы можем судить, в древнеиндийской литературе подобные соотнесения, по-видимому, носят в целом более систематизированный характер. В отдельных трактатах отразились даосские воззрения, связанные с определенной ритуальной практикой и в отдельных деталях (например, coitus reservatus) напоминающие тантристские предписания[46].Переходя к отдельным примерам из более известной читателю еврейской литературы, начиная с античной, следует сказать, что в отличие, например, от персидских или китайских произведений для античности уже по хронологическим соображениям, по-видимому, исключено влияние древнеиндийских образцов. Жанр наставлений в любовном искусстве (techne erotike; peri aphrodision) существовал уже в Греции классического периода. Древнейшее такое наставление традиция приписывала Астианассе — служанке Елены, легендарной виновницы Троянской войны. Жанру этому отдавали дань древнегреческие философы, среди них знаменитый стоик Зенон (ок. 300 г. до н.э.). Широкую популярность в Риме I в. н.э. получили, судя по упоминаниям Светония („Тиберий“, 43) и Марциала (XII. 43, 95 и др.), „Книги Элефантиды“, которыми пользовался, в частности, император Тиберий (14—37 гг. н.э.). Все эти произведения до нас не дошли и известны лишь из косвенных свидетельств античных авторов. Первое сохранившееся в европейской литературе наставление подобного рода — поэма „Искусство любви“ (Ars amatoria)[47] Публия Овидия Назона (43 г. до н.э. — ок. 17 г. н.э.). Поэма Овидия состоит из трех книг: 1) о том, где и как найти возлюбленную и как добиться ее взаимности; 2) о том, как удержать ее и 3) советы женщинам о том, как добиться любви мужчины. Во многом общая тематика естественно приводит к отдельным параллелям между „Искусством лю'бви“ и „Камасутрой“, к сходным психологическим наблюдениям (ср., например, Ars am. 1.275 и сл. и К 40.8 и сл. — об отношении женщин к любви или Ars, am. 1.36; III, 1 и сл. и др. и К 15—16.1 — уподобление любви сражению); интересны в этом отношении сведения о посланиях, подарках и т.д. Подобно К, .сочинение Овидия незаменимо для изучения быта и нравов своей эпохи — века Августа в Риме. И одновременно сопоставление этих произведений весьма поучительно как пример двух принципиально разных подходов к одной теме — беллетристического и научного. Дидактика Овидия далека от дидактики Ватсьяяны. Поучения римского поэта окутаны легкой иронией, изобилуют шутками, а его следование традиционным в античной риторике приемам подчас граничит с пародией. Явно беллетристический характер носят его многочисленные мифологические экскурсы. Овидий далек от скрупулезности Ватсьяяны и отнюдь не стремится к полноте описания, чужд ему и классифицирующий подход — достаточно сравнить педантичные главы II раздела К с заключительными стихами поэмы (III.769 и сл.), где вслед за кокетливой оговоркой („стыдно обучать дальнейшему“) дается несколько довольно беспорядочных советов. Надо также иметь в виду неадекватность „любви“ (amor) Овидия и камы у Ватсьяяны, выполнявших в рамках древнеримской и древнеиндийской культур существенно различные функции. Отсюда, в частности, неодинаковые установки авторов — нормативный характер сутр Ватсьяяны, близких по стилю к законодательству, и „факультативность“ достаточно игриво изложенных рекомендаций Овидия, приводящих подчас прямо противоположные советы (ср. 111,1 и сл.).