Сборник рассказов - Владимир Черепнин

Оставалось надыбать третий компонент. Углерод. Его в природе — не меряно. В различных видах. Но требовался приемлемый для организма. Нашел огрызок карандаша, извлек грифель, разжевал, запил водой. Ни фига. Решил, что из-за недостаточного количества. Больше карандашей в доме не нашлось. Я ж не архитектор. А после того как сломал два зуба и кофемолку понял, что и антрацит для моих химических опытов тоже не подойдет.

И тут я вспомнил все, прямо как Арнольд: есть же углерод, как раз предназначенный для приема внутрь. Активированный уголь. Растолок десять упаковок, размешал с водой и хлобыстнул. После часа мучительных ожиданий, сообразил, что что-то пошло не так. Решил серьезно поразмышлять над этой проблемой, но «подумать» не получилось ни в этот раз, ни в последующие полторы недели. Скорей всего, химики напутали с формулой. Или мой организм не предназначен для производства спирта, как и самогона. Я же в прошлый раз пытался и этот народный напиток произвести внутри себя. Нажрался дрожжей с сахаром, обильно запил водой и стал ждать результата. Дождался быстро. Этот результат потом из меня целую неделю выходил.

Наверное, надо завязывать с подобными экспериментами. Оба опыта вместо элементарного устранения похмельного синдрома заканчивались хоть и диаметрально-противоположными приключениями, но на одно и тоже место. Все, решено. Вот, только еще попробую в себе пивка сварить. Хмель уже есть, осталось раздобыть солод…

Татьянин день

Семену в это утро очень не понравился будильник. Нормальные будильники звонят, пищат или даже тюлюлюкают какую-нибудь мелодию где-то в сторонке, а не бьют спящего человека прямо по роже. Значит, это не будильник вовсе, а жена Зинка. С чего бы это? Встала не с той ноги? Отпадает. У нее вообще тех ног нету. Обе не те. С какой бы не поднималась — все равно скандал. Но всегда начиналось с устных претензий в матерной форме. А вот так, словно фашисты в 41-м, без объявления причин, было впервые. Выходит, супружница разнюхала что-то серьезное. Хотя вряд ли. Во-первых, если узнала бы о хождениях налево, то обыкновенными мордотрещинами не ограничилась бы. Сразу подкралась бы со своими овечьими ножницами. Где только она их раздобыла? Радостная такая пришла, продемонстрировала и предупредила, что будет в случае измены. Первое время просыпался от кошмаров в холодном поту. Потом понемногу пообвыкся к наличию в доме этого инвентаря. Во-вторых, не могла она ничего узнать. Семен, пускаясь во все тяжкие, соблюдал такие конспиративные меры предосторожности, что возьми их на вооружение разведслужбы, то резко снизилось бы количество провалов. Или, вообще, сошло бы на нет.

Как бы там не было, Семен решил по-партизански ни в чем не сознаваться и пока не подавать признаков бодрствования. Вдруг, одумается и прекратит сей беспредел? Потом пришла мысль, что надежда неверна по определению. Зинка одумается? Ни в жизнь. Ее голова — вещь многофункциональная. Ей она ела, говорила, слушала, принюхивалась, сооружала на ней прически, переднюю часть разукрашивала всевозможной косметикой. Короче, для размышлений просто не оставалось места.

Вытерпев еще пяток оплеух, Семен решил, что пора просыпаться. Приоткрытый глаз мужа Зинка восприняла как сигнал к началу переговоров.

— Ах, ты, кобелина озабоченный! Все не можешь лахудру свою забыть? По ножницам моим соскучился?!

— Зин, ты про что?

— Он еще спрашивает?! В морозилке водка охлаждается почему? Что собрался праздновать?

Семен был обескуражен причиной гнева супружницы. Зинка не только никогда не противилась домашним гулянкам, но и поощряла их, принимая активное участие.

— Праздник.

Железная логика ответа ввела разгневанную супругу в некое замешательство, но лишь на мгновение.

— И я про то же! Как праздник называется?

— Татьянин день.

— Значит решил отметить именины своей бывшей пассии? Танюхи? Этой лярвы худосочной, чтоб у нее целлюлит с задницы на рожу вылез!

Вот в чем дело! Нашла кого вспоминать. Слава богу ничего серьезного. Очередной бзик. Это поправимо.

— Зин, ты что? При чем тут Танька? Она ж у меня задолго до тебя была. Да и замужем она давно. Татьянин день — это день студентов.

— А ты к нему с какого боку? Какое имеешь отношение?

— Самое непосредственное.

— Ни хрена себе студент выискался! Это когда было?!

— Что с того? Главное, что было. Пять лет как-никак.

— Ты бы еще День защиты детей вспомнил!

— Знаешь, это мысль. Летом и его отпразднуем.

— А почему сегодня, а не как раньше, в октябре? — Уже как-то вяло попыталась предъявить претензию Зинаида.

— Тот праздник был совдеповским, тоталитарным. Но ты не переживай. Мы и его отметим. Как день примирения и согласия между студентами.

— Да? Ну, тогда я пойду готовить.

Конфликт был полностью исчерпан. Зинка любила домашние праздники, не смотря на то, что упивалась быстро, в усмерть и надолго. Семен же стал с нетерпением дожидаться того часа, когда уложит в кроватку бесчувственное тело жены-ревнивицы и отправится уже не к той самой, но Татьяне…

Коллеги

Появились две женщины ослепительной красоты. При каждой — кучерявый малыш ангельской наружности.

— Что звал, старый пень? — Обратилась одна из красавиц к плюгавенькому тщедушному мужичку. — Проблемы?

— Да, ну, девочки, вы что? Какие проблемы? Сегодня мой день празднуют, вот, я и решил вас позвать. Коллеги, как-никак.

— Ни фига себе коллега выискался! Не забывайся. Мы, так сказать, богини, а ты — банальная раскрутка имиджмейкеров.

— Даже если раскрутка, то вполне удачная. Вон, моим именем любовные послания называют, а не всякие неприличные болезни, как у некоторых, — мужичок бросил быстрый взгляд на одну из женщин.

— Моим именем не только недуги названы, но и планета, — ничуть не смутилась Венера, — да и болезни те через любовь передаются. А, вон, Афродитой и косметику, и салоны красоты именуют, не то что дешевенькие открытки. И, вообще, тебе повезло, что не в России был канонизирован. Они б тебя вмиг переименовали.

— Это еще почему?

— А потому что имя у тебя непонятное. То ли мужское, то ли женское. Не любят они этого. Был бы сейчас, например, Акакием. И послания назывались бы «акакушками», а не «валентинками».

— Россия, говоришь? Посмотри, как они мой день празднуют!

— Что с того? Они что ни попадя отмечают. Лишь бы повод был. Ни один праздник не пропустят. И свои православные, и ваши католические, и старые советские, даже день взятия Бастилии.

— Ладно, девочки, что мы спорим? Все-таки праздник. Давайте, посидим, отметим, а пацанята ваши пусть пока постреляют.

После первого тоста «За любовь» Афродита кивнула своему ангелочку:

— Ну-ка, Эрот, покажи, на что способен.

Мальчонка извлек из колчана две стрелы, связанные паутинкой.

— Почему две? — Поинтересовался Валентин.

Пацаненок посмотрел на святого, как на идиота:

— Чтобы любовь была взаимная. А когда рассыпучими стреляю, безответная получается.

— А если попадешь в особей одного пола?

— Да, ну! Глаз-алмаз! Смотри!

Старый банкир Николай Степанович неожиданно понял, что все эти зарубежные счета с сотнями миллионов евро, особняки на Лазурном берегу и квартиры на Кутузовском проспекте — просто суета сует. Он велел водителю остановить «Мерседес», выскочил из машины и, подволакивая пораженную старческим ревматизмом ногу, ринулся навстречу судьбе.

Бомж по кличке Индюк (имени он своего не помнил, а прозвище получил за постоянно висящую соплю) давно решил свести счеты с жизнью. Только вешаться или топиться не хотелось. Неприятный процесс. Есть более приемлемый способ покинуть сей бренный мир — отравиться паленой водкой. Стеганув очередной стакан зелья, он хотел было лечь и зажмуриться, в ожидании избавления, как, вдруг, что-то произошло. Он резко вскочил на ноги и, мотыляя своей индюшачьей принадлежностью, кинулся в объятия шкандыбающему любимому…

— Гм… Всяко бывает. — Эрот озабоченно почесал затылок. — Хотя, ничего страшного. Правда, старикашка уже лет пятнадцать, как импотент. Но если бомж в эту зиму ничего себе не отморозил, то все у них будет хорошо.

— Теперь я понимаю, почему в Содоме такая хрень творилась, — Валентин не скрывал ехидства. — Твоя очередь, Амур.

— Запросто, — ангелок наложил на тетиву стрелу.

— Почему одна? Решил кого-то поразить безответной страстью?

— Она у меня в полете разделяется, недоумок, как ядерная боеголовка с самонаведение. Стопроцентная гарантия…

— Не смей на меня орать, чучундра кривомордая! Не забывайся! Ты — сфера услуг, а я клиент, который всегда прав! А еще у меня муж — почти что депутат! Этот банан гнилой, и я требую его заменить! Иначе пожалуюсь завмагу!